Взгляд посетителя затерялся в афишах, висевших над столом у Книжника.
— Одна довольно молодая женщина… ну, моих лет… Вот так… Всего хорошего, мсье.
— Хотите получить обратно деньги? Или зачесть их вам вперед?
— Нет-нет, спасибо за любезность. Книга ни при чем, покупку я не отменяю. Если подумать, лучше книгу о дельфинах и написать-то трудно. Да превосходная, наверно, книга. Просто я не хочу держать ее у себя… чтоб не попалась на глаза… кое-кому…
Взгляд снова устремился вдаль.
Но посетитель встрепенулся и сказал:
— Ну, до свидания, всего хорошего.
— Всего хорошего, — ответил Книжник.
Он подождал, когда раздастся пудупудупуду над дверью лавки, и задумался.
Но ни одной женщины, влюбленной в дельфинов, что-то не припоминалось.
Он напряженно думал. Вообще он знал довольно много женщин.
В свое время друзья — тогда они еще у него были, — называли его лавку «ловушкой для женщин».
Хотя и сами, и хозяин — Книжник, и женщины не очень понимали почему.
Сплошные книги, сплошные полки, ни красных бархатных портьер, ни шампанского, ни подносов с печеньем.
Только книги.
Где, спрашивается, тут ловушка?
Друзей Книжник потерял в тот прискорбный день, когда вдруг понял, что служит им лишь темой разговоров.
Точнее, в тот прискорбный день он понял, что потерял их.
Это открывалось ему понемногу, в каких-то неловких словах, избитых выражениях и подозрительно однообразных советах и упреках.
А в тот прискорбный день открылось до конца.
Он все не мог взять в толк, хотя старался, как же могло такое произойти с его друзьями.
И понял наконец, что потерял их.
Ну, а друзья не оставляли тему Книжника и удивлялись, почему же отдаляется он сам.
* * *
А вот и первый посетитель.
Хорошее начало — обычно первый посетитель приходил не раньше, чем к полудню.
В городе, где жил и продавал свои книги Книжник, книжных лавок было, как говорится, пруд пруди, и его собственная была не из лучших и не лучшим образом расположена.
«Ну и денек — как понеслось с утра!» — подумал Книжник и пошел приготовить себе чашку чая.
В ту пору он жил под девизом: «Посетитель — чашка чая».
Он поднялся по винтовой лестнице в верхнюю комнату, где книги были свалены прямо так, без стеллажей, и прошел на кухню.
«Вербена!» — решил он.
Раньше, когда он был моложе — то есть еще моложе, чем теперь, ведь он еще был молод, — девиз у него был другой: «Посетитель — чашка кофе», но когда дело раскрутилось (в день по десятку посетителей, а то и больше), девиз пришлось сменить из-за сердцебиений, потных ладоней и бессонницы. Кроме того, травяные чаи, хоть, может, не особо хороши на вкус, зато разнообразны, как и посетители.
Книжник не был упрям, и если хорошая идея портилась, умел это признать.
Еще и раньше, когда он был моложе, еще моложе, чем теперь, он перепробовал множество девизов. Пока не перешел на чай.
Хотя осталось еще множество других.
Торговать дерьмом Книжник не желал.
— Да кто ты такой, чтоб решать, что дерьмо, а что нет? — нередко слышал он и иной раз в не столь корректных выражениях.
Кто он такой? Хозяин книжной лавки.
И этого довольно.
Кому не нравится, пускай идут в другую лавку — уж их-то в городе навалом — или откроют свою собственную и покупают или продают дерьмо, пожалуйста! А он не хочет, не обязан.
Он не желает торговать дерьмом.
Возможно, именно поэтому у него было меньше посетителей, чем у других, возможно также, что и не поэтому.
«Объяснять одни вещи другими слишком просто», — говаривал Книжник.
А как убедиться, что не торгуешь дерьмом? Книжник нашел одно-единственное средство: читать все поступающие книги, прежде чем ставить их на полку.
И он читал, читал все время, не переставая.
А если и переставал, то все же продолжал читать — инерция!
Читать и перечитывать.
Когда он только обзавелся лавкой, став самым молодым книгопродавцом в своем городе, все его книги помещались на одном стеллаже, который еле-еле прикрывал его столик.
Но время шло, Книжник пополнел, и запасы книг у него тоже пополнились.
С чашкой вербенового чая в руке Книжник спустился обратно в лавку и с легкой опаской стал читать ту книгу о дельфинах, которую оставил первый посетитель.
И чем дольше читал, тем больше убеждался, что в самом деле лучшей книги о дельфинах не напишешь, разве что писать возьмутся сами же дельфины. Каковую возможность, похоже, кое-кто, и первыми — авторы книги, вполне серьезно допускали.
Мысль позабавила Книжника. Ему живо представились стихи соловья и трактаты гориллы.
Но вскоре та же мысль его встревожила.
Что будет, если еще и животные (притом не из самых приятных) возьмутся писать книги?
Уж, кажется, и без того…
И Книжнику привиделось…
— Добрый день, у вас есть учебник брачных игр, написанный бобром?
— Нет.
— А можно заказать?
— Нет.
— Но почему?
— Я таких книг не продаю.
— Но почему?
— Не желаю и все.
— Возмутительно! Вы не имеете права! Зато животные как раз имеют — имеют право писать книги!
— Не в этом дело.
— То есть как?
— Я не продаю учебников брачных игр.
— А-а…
— Да.
— Но это тоже возмутительно!
— Пускай.
— Я этого так не оставлю!
— Ладно.
— Возмутительно!
— Всего хорошего.
Пудупудупуду.
Книжник тряхнул головой и заметил, что весь взмок.
Он поставил книгу о дельфинах на полку, потом вдруг вспомнил какое-то место из нее, вытащил опять, нашел страницу, вырвал и положил в конверт.
* * *
Хоть у Книжника не было больше друзей, зато было пять братьев и пять сестер.
Для них он не был темой разговоров.
А был им братом.
Братья и сестры были раскиданы по всему миру, жили каждый сам по себе за тридевять земель от города, где Книжник держал свою лавку, и время от времени получали странички, вырванные из книг.
Без комментариев.
Для каждого брата и каждой сестры странички всегда были разные, и каждый брат или сестра по-разному с ними поступали.
Но все читали.
Читали все.
И Книжник знал, что все прочтут.
Поэтому когда, прочтя какую-нибудь страничку, он думал о ком-нибудь из братьев и сестер и хотел повидать их, то вырывал ее из книги и посылал им.
Без комментариев.
А книгу относил в ту комнату без стеллажей, куда вела винтовая лестница.
Когда у братьев и сестер пошли дети, Книжник стал выдирать странички и для них, для всех своих племянниц и племянников.
Так что на данный момент в верхней комнате скопилась гора самых разных испорченных книжек.
Книжник часто думал, что вот он умрет, а братья и сестры со всеми своими детьми соберутся в какой-нибудь точке земного шара, помянут его с печалью и весельем, а потом соберут все свои странички, и получится Книга Книжника.
Приятная мысль.
Откуда Книжник знал, что умрет раньше всех?
Знал и все.
Даром, что ли, он прочел целую книжную лавку книг! Знал.
И удивлялся иногда, что до сих пор не умер.
Книжник прошелся по книжным аллеям своей книжной лавки.
Взял с полки книгу наугад.
Открыл на первой странице, стал читать, улыбнулся.
Перевернул страницу, прислонился, читая дальше, к стеллажу. Скользя спиною, опустился и уселся на пол. Улыбка стала шире.
Не то чтоб эта книга была смешной — ничуть! — так действовали на Книжника все книги, потому-то он и завел свою книжную лавку.