«Звезда Египта» встала на якорь в Луксоре. Этот день не был похож ни на одно Рождество в жизни Элизабет. Про себя она решила, что скорее всего ничего подобного не испытает и в будущем.

Пассажиры сошли на берег. Полковник и миссис Уинтерз, граф Полонски и Жорж, лорд Джонатан без своего верного Карима, Али, Элизабет и Колетт — в конных экипажах они отправились в гостиницу, расположенную на окраине города. Их багаж должны были везти следом, на повозках, запряженных волами.

Фивы — так назывался в древности этот легендарный город, по которому они ехали. Гости увидели колоннады. То были величественные храмы Карнака — жилище царя богов, Амона-Ра, и всех фараонов на протяжении тридцати пяти столетий.

Каждый фараон что-нибудь прибавлял к огромному храмовому комплексу, строя и перестраивая его: колоннаду там, ворота здесь, аллею сфинксов с круторогими бараньими головами, святилища из прекрасного розового гранита, статуи, пилоны и внутренние дворики…

Время беспощадно разрушило всю эту красоту. Кое-где были видны руины.

Прикрываясь от солнца зонтиком, Элизабет оперлась на руку Али и вышла из коляски.

— Этот дом предоставлен вам, ситте, хотя боюсь, что он недостаточно хорош для английской леди.

— Дом вполне хороший, Али, — уверила она молодого египтянина. — Думаю, мне здесь будет очень удобно.

Они вошли в парадную дверь — деревянную, что было роскошью для пустынной страны, где почти не было лесов.

Элизабет оказалась в комнате, которая в английском доме называлась бы гостиной.

Пол был застелен коврами ручной работы, а в самом центре красовалась набитая конским волосом кушетка (Колетт опасалась, что в ней обитают всевозможные гадкие насекомые, и на второй день их пребывания настояла на том, чтобы провели дезинфекцию). По полу были разбросаны большие подушки с кистями, заменяющие кресла. Кроме того, в комнате было несколько странных разрозненных предметов мебели, керамика, гобелены и медные украшения.

Однако Элизабет заинтересовалась не обстановкой. Ее внимание привлекли каменные блоки, из которых были сложены сами стены.

— Али, а откуда брали камень, когда строили этот дом?

Красивый юноша нахмурился:

— Камень, ситте?

Бросив зонтик и ридикюль на низенький столик, Элизабет внимательнее осмотрела стены.

— Да ведь это камни из храмов! Посмотрите, вот надпись. И вот, и вон там! — указала она. — Боже мой! — воскликнула девушка, всплескивая руками.

Али заволновался:

— В чем дело, ситте? Что случилось?

— Миледи, вы совсем побледнели, как полотно. Вам нехорошо? — спросила Колетт с искренней тревогой за состояние здоровья своей молодой госпожи.

— Со мной все нормально. Я не больна, — поспешила успокоить своих спутников Элизабет. Как объяснить им свои чувства? Это было удивительно — и прискорбно. Это было свято — и святотатственно. На нее нахлынули противоречивые чувства. — Вы представляете себе, что изображено на этой стене?

Оба отрицательно покачали головой.

Дрожащей рукой она прикоснулась к прекрасно сохранившемуся рельефу.

— Вот часть картуша, на нем ее имя. Это — часть лица и платья. А перед ней, в традиционном облачении фараонов, ее сын от Юлия Цезаря, Цезарион.

— От Юлия Цезаря, миледи?

Элизабет кивнула и быстро перевела иероглифы:

— Здесь изображена сцена принесения жертв богине. — Элизабет глубоко вздохнула и изумленно объявила: — Это — самая знаменитая из Клеопатр, Клеопатра Седьмая. Та самая Клеопатра.

— Mon Dieu![7] На стене нашего дома? — воскликнула Колетт Дюве.

— Да, на стене нашего дома. Эти камни следует вернуть в храм Карнака, — заявила Элизабет. — Ведь наверняка кто-то пытается сложить куски в целое и восстановить древние строения во всем их прежнем великолепии.

— Есть люди, которые этим занимаются, ситте. — Али был не менее воодушевлен, чем она. Он с удовольствием объяснил ей: — В Египте всегда не хватало строительных материалов. Местным крестьянам нет дела до нашей истории: они не умеют ни читать, ни писать на своем родном языке. Их жизнь — это каждодневная борьба за выживание, бесконечные труды, чтобы на столе была еда и чтобы имелась самая простая одежда. — Тут он расправил свои худые, как у мальчишки, плечи: — Наш долг — долг тех, кто понимает и ценит историю, — хранить и беречь наследие этой великой страны.

Элизабет смотрела на их молодого проводника с большим уважением.

— Конечно, вы правы. Это сделают такие преданные и способные египтяне, как вы.

Молодой человек ответил быстрым вежливым поклоном.

— А теперь я должен извиниться и уйти. Мне надо позаботиться об устройстве остальных гостей.

Его рука уже лежала на ручке двери, когда Элизабет, окликнув его, задала наконец вопрос, который не давал ей покоя:

— Али, а где мой отец? Когда я его увижу?

— Наш… Лорд Стенхоуп отправился на раскоп еще до рассвета, ситте, как он делает каждый день. Он просил сказать, что вернется к чаю.

Лицо Элизабет омрачилось.

— Только к чаю?

Он ответил очень мягко:

— Таков его обычай.

— Спасибо вам, Али. Я понимаю, — сказала Элизабет.

Хотя на самом деле Элизабет ничего не понимала. С тех пор, как она в последний раз виделась с отцом, прошли долгих три года. Она преодолела тысячи миль на поезде, корабле, в запряженных лошадьми экипажах, на осликах и даже на верблюде. Почему-то она ожидала, что отец встретит «Звезду Египта» на пристани или по крайней мере будет ожидать ее здесь, чтобы убедиться в ее благополучном прибытии в Луксор. И ей трудно было скрыть свое разочарование и боль.

— Не надо расстраиваться, ситте. Просто он такой, — сказал Али на прощание.

Когда за ним закрылась тяжелая входная дверь, Колетт начала бормотать по-французски:

— Где он? Он же ваш отец. Какой стыд! Какой позор!

Элизабет с трудом проглотила ставший в горле ком. На глаза ее навернулись жгуче горькие слезы.

— Ну пожалуйста, Колетт! Папа не хочет никого обидеть. Правда!

— Это я знаю. И конечно же, мне самой все равно. Это вы, cherie, страдаете от его невнимательности.

Элизабет смахнула со щеки слезу.

— Али прав. Папа просто такой.

— Ах, милочка, не обращайте на это внимания. Я рас. пакую наши вещи, и к чаю этот дом уже будет в полном порядке. Но сначала мне надо проверить спальни!

Колетт вышла из гостиной. В синюю входную дверь робко постучали.

— Это, конечно, наши сундуки. Я распоряжусь сама, — крикнула Элизабет своей служанке.

Она направилась к выходу и, открыв дверь, с изумлением обнаружила на пороге мальчика лет десяти-одиннадцати. В руках он держал небольшую коробочку.

— Ситте?

Она кивнула:

— Да.

Он протянул к ней руки с коробочкой, показывая, что она должна принять ее.

Никакой записки не было.

— Но от кого она?

Мальчик покачал головой: видно было, что он не понял ее вопроса.

Элизабет все равно попробовала еще раз:

— Кто дал тебе эту коробочку?

Карие глаза мальчишки по-прежнему выражали недоумение. Потом вдруг они вспыхнули, и он начал что-то оживленно тараторить. Теперь уже Элизабет не могла понять ни слова из того, что он говорит.

Немного подумав, она подняла руку высоко над головой:

— Мужчина?

Он нахмурился, потом энергично закивал головой:

— Мужчина!

При этом он подпрыгнул высоко в воздух и вытянул вверх руку, чтобы показать, каким невероятно высоким был этот мужчина.

— Черные волосы? — внятно произнесла она, указывая на собственные темные локоны.

Мальчишка ухмыльнулся и снова кивнул.

Высокий мужчина с черными волосами.

Им мог быть только Джек.

Сделав знак свободной рукой, Элизабет велела посыльному:

— Подожди, пожалуйста.

Она ушла в дом, чтобы достать из ридикюля мелкую монетку, однако когда снова вышла за дверь, мальчишка уже исчез.