— Нет, хорошо.

— Вы не должны…

— Я должен.

— Пожалуйста!..

Джек был вынужден признать, что порой леди Элизабет, несмотря на свою красоту и юность, чертовски раздражает его.

— Я просто высказываю вслух то, о чем мы оба подумали, — сказал он ей напрямик.

Она посмотрела на него и сразу же отвела взгляд в сторону.

— Можете говорить за себя, милорд, но не пытайтесь определить, какие мысли в моей голове.

Он чуть слышно чертыхнулся.

— Прошу прощения, сэр! — сказала она, не скрывая глубокого возмущения.

Джек протяжно выдохнул и пробормотал:

— Покажите мне мужчину, который понимает, что происходит в голове женщины, и я увижу чертова гения.

— Вы нарочно ведете себя вызывающе, милорд.

— Вовсе нет, миледи. — Все шло совсем не так, как он планировал. Больше того, Джек сейчас и не смог бы вспомнить, что именно он планировал. — Элизабет, Элизабет… — Он несколько раз повторил ее имя, тихо и многозначительно. — Неужели вы не наслаждались той ночью на палубе?

Она продолжала смотреть прямо перед собой.

Он не хотел сдаваться. Решительно не хотел.

— Я могу поклясться, что вам были приятны мои поцелуи, вкус моих губ, прикосновения моего языка… А как ваше тело прижалось тогда к моему… видит Бог, мы выглядели красиво!

Элизабет ужаснулась:

— Молчите, милорд! Не произносите таких слов. Вас могут услышать!

Джек замолчал и огляделся. Поблизости никого не было — только Али и Колетт, которые медленно поднимались по ступеням.

— Кто может меня услышать?

— Кто-нибудь.

Он не отступал:

— Кто именно?

— Кто угодно. — Казалось, она только теперь поняла, что рядом никого нет и некому услышать его слова. Тогда она добавила: — Я вас услышу.

— Значит, я сказал неправду?

— Да, милорд. — Элизабет немного подумала. — Нет, милорд. Но некоторые вещи мужчина не должен произносить в разговоре с женщиной. Это… неправильно.

— А вы всегда поступаете правильно?

— Стараюсь.

Его губы изогнулись в насмешливой улыбке:

— До чего же вам, должно быть, это надоедает, леди Элизабет!

Элизабет продолжала не мигая смотреть прямо вперед. Потом она провела кончиком языка по губам, сглотнула с явным трудом и призналась:

— Я была не совсем правдива с вами. Я не всегда поступаю правильно, лорд Джонатан.

— Джек, — тихо поправил он ее.

Это было для нее полной неожиданностью.

— Джек?

— Пожалуйста, называйте меня Джеком.

— Это… это кажется неправильным…

— Вы только что сказали мне, что не всегда поступаете правильно, — напомнил он ей.

Элизабет вздохнула:

— Это правда. Наверное, это мой самый серьезный недостаток.

— Или ваша самая сильная сторона, — проговорил он с обманчивой мягкостью. — Не беспокойтесь. Если кого-то и надо винить в том, что произошло той ночью на палубе, то только меня. Вы по-прежнему «чисты как снег, не тронутый лучами солнца».

— Лорд Теннисон? — спросила она, невольно заинтересовавшись.

— Шекспир, — ответил он, и глаза его блеснули от удовольствия. — Плоды классического образования. Или по крайней мере его части.

Элизабет мрачно заявила:

— Благодарю вас за доброту, милорд, но боюсь, что это не так.

— Что не так?

Ее затянутая в перчатку рука легла ему на грудь.

— Что я «чиста, как…»

— «…снег, не тронутый лучами солнца»?

Она кивнула и потупилась.

У Джека перехватило дыхание. Что она имела в виду, черт побери?!

Бедняжка смущенно прошептала:

— Мне это было приятно, милорд.

Красивое лицо Черного Джека озарила ленивая чувственная улыбка.

Он на это надеялся и теперь знал наверняка.

Джек с облегчением вздохнул:

— Вам совершенно нечего стыдиться, Элизабет. Что бы вам ни вбивали в голову ваши воспитательницы, очень хорошо, когда женщине приятны поцелуи и ласки мужчины.

Элизабет медленно подняла глаза.

— А мне будут приятны поцелуи любого мужчины, милорд, или только ваши?

Такой вопрос был для него полной неожиданностью.

— Простите, миледи?

— Значит ли это, что я распутница и мне будут приятны поцелуи любого джентльмена, а не только ваши? — Щеки у нее пылали. — Не бойтесь сказать мне правду, лорд Джонатан. Я хочу знать.

Джек несколько секунд растерянно втягивал ртом воздух.

— Я не боюсь сказать вам правду, — выговорил он наконец, а про себя добавил: «Нет, я ошарашен и немного испуган». — Конечно, вы не распутница! — Он оказался в щекотливом положении и прекрасно это сознавал. — Думаю, мы можем смело сказать, что ваша реакция на мой поцелуй была милой, свежей и наивной.

— Наивной? — Элизабет нахмурилась. — Это должно означать, что я целовалась, как девочка?

— Не совсем.

Он оказался между молотом и наковальней — очень неуютное место.

Она сощурила глаза:

— Вы имели в виду, что я не умею целоваться?

Он неловко переступил с ноги на ногу.

— Вы, возможно, захотите приобрести опыт в этом деле, — сказал он как можно дипломатичнее.

По ее юному лицу пробежала тень тревоги.

— И как вы посоветуете мне приобрести этот опыт, милорд?

Наступила неловкая тишина: Джек окончательно потерял дар речи.

Она поспешно спросила:

— Вы рекомендуете мне практиковаться с любым джентльменом, который выкажет такую готовность? Или вы имели в виду какого-то определенного мужчину?

Черный Джек вдруг почувствовал, что не знает, говорит Элизабет серьезно или решила его разыграть.

Она не отступалась:

— В конце концов, я ведь сказала, что хочу вести как можно более полную жизнь!

Он судорожно стиснул зубы.

— Буду счастлив услужить вам, леди Элизабет, если вы начнете жить полной жизнью.

Она опять выгнула шелковистую бровь.

— Вот как, милорд?

Неужели она над ним смеется? Смелая девица. Но кто будет смеяться последним?

По лицу Черного Джека пробежала легкая улыбка:

— Безусловно, миледи.

— Подъем очень крутой, правда, миледи? — пыхтя от усталости, сказала Колетт, когда они с Али наконец добрались до входа в пирамиду Хеопса. — Как странно! Зачем древним строителям понадобилось сделать вход так высоко?

Али объяснил ей:

— И в древние времена боялись воров. Фараон опасался, как бы воры не разграбили сокровища, приготовленные для его потусторонней жизни. И те, кто строил эту пирамиду, постарались перехитрить грабителей, расположив вход в двадцати четырех футах к востоку от середины и в пятидесяти пяти футах над основанием. Благодаря этому снизу отверстие было не видно.

— Они поступили очень хитро, — вступил в разговор лорд Джонатан, — но все-таки недостаточно хитро. Усыпальницу все равно разграбили еще в древности. Расположение входа стало известно еще во времена Христа. — Он покачал головой. — Потом эти сведения были утеряны и, согласно легенде, были заново открыты уже в девятом веке. Элизабет была зачарована.

— А что это за темная дыра? — спросила она, указывая на место неподалеку от них.

На этот вопрос ответил Али:

— Сын знаменитого Гаруна аль-Рашида пробил вход в пирамиду ради сокровищ, которые якобы в ней хранились.

Имя показалось Элизабет знакомым, но она никак не могла вспомнить, где именно оно встречалось ей.

— Гаруна аль-Рашида?

— Да, о Гаруне аль-Рашиде знают хотя бы по сказкам «Тысячи и одной ночи».

Элизабет захлопала в ладоши:

— Замечательно!

— Эта дыра — новый проход, который пробил его сын, халиф Сиамун, — сказал Али.

Колетт оживилась, как только услышала слово «сокровище». Она повторила вслед за Али:

— Сокровище?

Их проводник пояснил:

— Ходили слухи, что внутри пирамиды спрятан изумруд гигантских размеров. Конечно, там так ничего и не нашли.

Лорд Джонатан добавил:

— Некоторые по-прежнему считают, что в этой пирамиде есть потайные коридоры и неоткрытые усыпальницы.

Али подтвердил, что это действительно так.