Но улан более не склонен поддерживать разговор. Суровея лицом, он бросает на ходу:

– Извините, мадам, служба! – и, бесцеремонно оставив собеседницу, вскакивает в седло и устремляется за княжной.

В беседке Николай подносит к глазам бинокль:

– Кто это там, рядом с Анастасией?

Один из свитских генералов торопливо подходит к перилам и, перегнувшись, всматривается вдаль:

– Капитан лейб-гвардии ее императорского величества уланского полка князь Ильницкий, ваше величество!

– Ваш, Павел Андреевич? – обращается Николай к генералу Сазонову.

– Так точно, ваше величество. Мой. Из наших, – с незаметным вздохом отвечает Сазонов. – Только что с фронта, отпуск по ранению.

– Больно прыток ваш капитан.

– Совершенно справедливо, ваше величество. Отчаянная голова. По молодости отважен без меры. Но в деле хладнокровия не теряет. За бой под Любечем удостоен ордена Георгия Победоносца, а за недавнюю вылазку под Джарки, помните, ваше величество, где целую роту австрияков взяли, представлен к внеочередному званию полковника, – будто рапортуя, докладывает Сазонов. – Приказ уже готов и пошел по инстанциям.

– Больно прыток, – с ударением повторяет Николай.

– Что есть, то есть, – наконец правильно понимает его интонацию генерал. – Повеса, бретер каких поискать. На передовую, под пули добровольцем пошел после какой-то темной истории с дамой.

– Ну и глупо. Под пули ради Отечества идут, а не из-за дамских капризов, – как бы про себя, нехотя, бросает в сторону Николай. И после долгой паузы добавляет: – А ведь приказ я могу и не подписать…

Во время этой сцены Николай не отнимает бинокля от глаз. Теперь и мы можем видеть сквозь окуляры бинокля, как на большом отдалении, голова к голове, идут быстрым аллюром лошади царевны и капитана. Обоим очень весело, они возбуждены, громко перебрасываются репликами.

Капитан на скаку почти прижимается щекой к Анастасии. Нам понятно, что он пытается придержать ее лошадь, погасить скорость. Анастасия же, принимая все это за продолжение игры, нарочно не слушается и убыстряет ход.

Воздушная лента-вуаль с ее шляпки распускается и щекочет лицо князя. Он старается поймать ленту губами. На краю ленты золотой нитью вышит вензель великой княжны Анастасии Николаевны – АN с царской короной наверху…

Какое-то время камера смотрит на прелестную картину окружающего через дымку газовой ленты с трепещущим вензелем.

Но скачка становится все опаснее, лошадь не слушается Анастасию. Она уже по-настоящему испугана.

– Ваше высочество, бросайте поводья, бросайте поводья, я вас подхвачу!

Царь привстает на цыпочки, всматриваясь в бинокль:

– Пошлите же к ним кого-нибудь, пошлите немедленно!

Сазонов не по возрасту проворно выбегает из беседки отдать распоряжение.

– Да бросайте же поводья, княжна, черт вас возьми! – грубо кричит на нее капитан, как на новобранца на плацу. По его искаженному лицу мы понимаем, что дело очень серьезно.

Но Анастасия теперь уже из страха вцепилась в поводья, не в силах разжать сведенные пальцы.

Ильницкий идет рядом в такт крупной рысью и, улучив момент, ловким движением стягивает княжну с дамского седла, бросает поперек своего скакуна.

Избавившись от наездницы и почуяв свободу, лошадь Анастасии, постепенно сбавляя ход, отрывается далеко вперед.

Капитану вскоре удается осадить своего коня, он спрыгивает на землю и принимает княжну на руки.

Князь буквально удерживает ее в своих объятиях и не спешит отпускать, внимательно рассматривая ее лицо. Это становится неприличным. И Анастасия это осознает.

– Оставьте меня, как вы смеете!

Остатками смятого букета из простых полевых цветов, который был прикреплен у ее пояса, она неумело хлещет офицера по лицу.

Тот, нисколько не уклоняясь, лишь немного ослабляет объятия и все так же смотрит ей в лицо.

– Виноват, ваше высочество, неловок, – ничуть при этом не смущаясь и не отпуская рук, произносит он. Между ними трепещет воздушный шарф, как бы соединяя собой их головы.

Вдруг шарф отрывается и улетает в пруд, некоторое время держится на воде, быстро напитывается влагой и тонет.

– Ах, мой шарф!

Капитан оборачивается и, увидев тонущий шарф, немедля бросается в пруд, успев снять только фуражку. Он сразу ныряет и надолго уходит под воду. На поверхности пруда расходятся широкие круги.

Шутка явно затянулась. Зависает гнетущая тишина. Княжну охватывает волнение, она уже в панике.

Через некоторое время голова капитана все же появляется из воды довольно далеко от берега, он шумно отфыркивается и вскоре – весь в прилипшей тине и водорослях, но с шарфом в руках – выбирается на берег.

Анастасия облегченно вздыхает. Под портупеей у капитана застряла крупная лягушка, но он ее пока не замечает. Он выглядит откровенно нелепо и понимает это. Картинно, по-шутовски, Ильницкий преклоняет колено и преподносит мокрый, с нитями запутавшихся водорослей скомканный шарф Анастасии.

– Ах, нет! Стоило ли так рисковать! Зачем он мне теперь?

– Вы позволите, ваше высочество, оставить шарф себе на память об этом чудесном дне?

– Ну что вы такое говорите, зачем вам…

– Я прошу вас…

– Ну, хорошо, конечно, возьмите! Какой вы, право, настойчивый!

Ильницкий хочет заправить шарф под борта кителя, и его рука неожиданно наталкивается на дергающуюся за портупеей лягушку.

Это замечает и Анастасия.

Она вскрикивает так громко, что на ее крик оборачиваются все, кто находится поблизости. Капитан недоуменно рассматривает лягушку, держа ее перед собой. Анастасия визжит, закрыв лицо руками. Вокруг начинают собираться люди.

Затем князь лихо раскручивает лягушку за лапку и, как дискобол, забрасывает вверх, позади себя, далеко-далеко.

– На счастье, моя царевна!

Поодаль в кустах стоит скучающий лакей в дворцовой ливрее. Лягушка с неба падает ему на грудь. Он отпрянул от неожиданности, сбросил с себя лягушку и задумчиво из-под руки долго смотрит в небо, откуда прилетела лягушка.

– Разлетались тут, понимаешь!

– Что там, в конце концов, такое? – раздраженно спрашивает царь.

– Уланский капитан княжну Анастасию лягушкой чуть не до обморока напугал, ваше величество…

– Да что же это такое, что он себе позволяет! Как его там?

– Ильницкий, ваше величество.

– Убрать немедленно! Я не посмотрю, что он после ранения! Здесь ему не галицийские фольварки, чтоб поселянкам головы морочить. Пусть в гарнизоне послужит, как положено, как русский офицер, и нечего у дам в шлейфах путаться! Сегодня ж отправьте в полк!

Генерал Сазонов, подавляя вздох, подзывает своего адъютанта.

В бинокль видно, как к Ильницкому подбегает генеральский адъютант. Улан уже снова весело болтает с княжной, обирая с себя водоросли. Услышав сообщение адъютанта, оборачивается к ней:

– Весьма сожалею, ваше высочество, должен отлучиться, вызывают по службе! Так завтра вечером в Аничковом, на балу?

– Как, вы разве приглашены?

– Разве это проблема? Надеюсь, второй номер, после полонеза, вальс, он за мной?

– Я, право, не знаю… Я даже не помню, свободен ли у меня второй номер. Со мной нет моей бальной книжки.

– Она вам не понадобится. Отмените все приглашения, чтобы не ошибиться. Я ангажирую вас на весь вечер!

– Как вы настойчивы!

– Я могу надеяться?

– Не знаю… Возможно… До завтра, до вечера. На балу! – убегая, бросает Анастасия.

– Я готов ждать этого вальса всю жизнь, ваше высочество! – кричит ей вслед Ильницкий.

Царь швыряет бинокль на стол:

– Ты у меня узнаешь, как княжнам головы морочить!

К парадно иллюминированному подъезду, выходящему полукруглой ротондой с мраморной колоннадой на широкую асфальтированную аллею, съезжаются гости. Экипажи и автомобили останавливаются поодаль, и публика, пользуясь теплой летней погодой, раскланиваясь со знакомыми, чинно поднимается по ступеням. У входа, сияющего яркими электрическими огнями, царит обычная радостная суета.