Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Преемники Серафима († 1843) на Петербургской кафедре митрополиты Антоний Рафальский (1843–1848) и Никанор Клементьевский (1848–1856), председательствуя в Святейшем Синоде, не проявляли интереса к вопросу о его независимости [688]. Деспотизм Протасова почти ни в чем не встречал себе сопротивления: уволенные из Святейшего Синода иерархи были лишь исключениями. Подавляющее большинство его членов старались приспособиться к системе, господствовавшей во всем государственном аппарате, унифицировав соответственно и синодальное управление. Когда историк безусловно осуждает членов Синода эпохи Николая I как детей своего времени и своей особой среды [689], то в первую очередь имеет в виду, вероятно, их слабость и бесхарактерность перед лицом политики обер–прокуроров. Не следует, однако, забывать, что бесхарактерность была распространенным пороком скорее во 2–й, нежели в 1–й половине XIX в.

О том, как протасовская система воздействовала на епархии, свидетельствует письмо викарного архиерея Анатолия Мартыновского, умного человека и образцового епископа, вышедшего из белого духовенства, к Орловскому архиепископу Смарагду Крыжановскому от 1844 г.: «Есть ли Церковь или хотя какое–нибудь религиозное общество несчастнее в этих отношениях (т. е. в отношении подчинения государству. — И. С.) нашей бедной Церкви? Нет, сто раз нет!.. В каждом государстве народные сословия занимаются предметами, единственно к ним относящимися, а за другими не назирают, в другие не мешаются. Даже в России пастыри всех вероисповеданий пишут для своих овец и проповедуют, что угодно, издают книги, какие хотят, дерут с своих овечек, сколько хотят. А наша — столь несчастная Церковь, что нас судят, нами управляют все, кому угодно: лютеране, кальвинисты, безбожники, либералы». Двадцать лет спустя тот же епископ уже на покое писал неизвестному коллеге: «Едва ли есть Церковь несчастнее нашей Русской Церкви. Утверждаю это потому, что мне 70 лет и с 1812 г. я состоял в училищной службе и был свидетелем многих происшествий в нашей Церкви… А если поставить ее, с 11 томом Свода законов издания 1857 г. в руках, в параллель с другими вероисповеданиями, находящимися в России, то едва ли наша Церковь не более всех стеснена, связана, унижена более, чем всякое общество других вероисповеданий» [690]. По уже приведенному свидетельству Филарета Дроздова, законы, касавшиеся духовного сословия, писались без участия Святейшего Синода. Господствующая Церковь окончательно превратилась в Церковь, находившуюся под опекой государства. Правительство считало себя вправе предоставлять Церкви свободу действий лишь настолько, насколько это казалось целесообразным в пределах общей внутренней политики. В соответствии с законом инерции церковная политика и во 2–й половине XIX в. продолжала катиться по тем же рельсам, которые были проложены во времена от Екатерины II до Николая I.

в) Начало царствования Александра II (19 февраля 1855 г. — 1 марта 1881 г.) открыло период чрезвычайного оживления общественной жизни [691]. Неудачный исход Крымской войны заставил наконец правительство обратить внимание на те недостатки государственного механизма николаевской эпохи, которые уже давно были ясны для многих в русском обществе, и осознать необходимость реформ, которые и были проведены, хотя далеко не в требуемом объеме. Тем не менее лед был сломан. Журналистика, расцветшая вследствие ослабления цензуры, стала на долгое время влиятельным фактором общественного мнения. На страницах журналов оживленно обсуждались вопросы, связанные с реформами. В духовных журналах, особенно с начала 50–х и в продолжение 60–х гг., также уделялось много места проблемам общества в целом. Здесь дало о себе знать чувство единства Церкви с обществом и народом, которое сформировалось ранее, но не могло найти выражения под давлением николаевской государственной машины. Наряду с общими рассуждениями в церковной прессе высказывалось и много полезных практических предложений. Конечно, на переднем плане находились вопросы, касавшиеся положения духовенства, но они всегда рассматривались в связи с общественной ситуацией в целом. Впервые в истории русской публицистики широко дискутировались вопросы о связи христианства, Церкви и духовенства с национальным, социальным и культурным развитием русского народа, указывалось на вытекающие отсюда обязанности Церкви и церковнослужителей [692]. Состояние путей сообщения не позволяло журналам в достаточном количестве проникать в отдаленные уголки огромного государства. Этот недостаток восполнялся тем, что духовенство, вполне сознавая ответственность за свою паству, обращалось к упомянутым темам в своих проповедях. «Прииде час! — говорил тогдашний ректор Казанской Духовной Академии архимандрит Иоанн Соколов в своей новогодней проповеди 1859 г. — Может ли не сочувствовать этому времени Церковь? О! Церковь должна и готова тысячу раз повторять удар этого часа во все свои колокола, чтобы огласить все концы и углы России, чтобы пробудить все чувства русской души и во имя христианской истины и любви призвать всех сынов отечества к участию и содействию в общем, великом деле возрождения. И свои есть побуждения у Церкви. Давно–давно сама Церковь, в собственных недрах, страдает скорбями рождения, чувствуя слишком сильно потребность дать новую жизнь своим чадам духовным» [693]. Тот же проповедник, будучи уже епископом Смоленским, несколькими годами позже призывал не верить тем, кто уверяет, будто цель христианской веры — только в спасении души для будущей жизни, будто религиозный долг христианина никак не соприкасается с современностью. Отнюдь нет: «Мы (т. е. пастыри. — И. С.) обращаемся к общественному сознанию, к народной совести… мы будем только сопутствовать им светом христианской истины, возбуждать их вопросами, относящимися к разным предметам этой жизни, вызывать во имя высшей, христианской правды к обсуждению нравственных народных потребностей. Так бывает на исповеди частной, так пусть будет и в народной» [694]. Эти обращения Иоанна Соколова не были чем–то исключительным. В журналах мы найдем множество проповедей на тему «христианство и общественная жизнь». Особое внимание уделено ей в работах архимандрита Феодора Бухарева [695].

Епископ Иоанн Соколов называл эти годы «утром России», которое означало не только наступление «эпохи общественного возрождения», но и отмирание «старого» и «нарождение нового человека». Высокопоставленные лица также сознавали, что многие стороны церковной жизни требовали улучшения, даже если радикальные реформы и были неосуществимы. Некоторая безнадежность сквозит в словах митрополита Филарета Дроздова: «Несчастье нашего времени то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления» [696]. Тем не менее он использовал присутствие четырех митрополитов, четырех архиепископов и двух протопресвитеров на коронации Александра II в августе 1856 г. для того, чтобы предложить на обсуждение этого своеобразного Собора вопросы, которые, собственно говоря, уже давно следовало бы решить Святейшему Синоду. Речь шла о следующих пунктах: 1) сохранение достоинства и благоговения при совершении святых таинств; 2) больше красоты и благолепия при богослужениях; 3) увеличение числа епархий и викариатств; 4) усиление борьбы против старообрядцев. Кроме того, митрополит вновь поднял старый вопрос о снятии запрета на перевод Библии на русский язык. В принципе собрание одобрило предлагавшиеся меры [697].

вернуться

688

Никанор. Биографические материалы. 1. С. 109; Сборник. 113. 1. С. 89–106, 111–133.

вернуться

689

Грибовский В. М. Церковное управление в царствование имп. Николая I, в: Ист. в. 1902. 8. С. 461; ср.: Иванцов–Платонов А. О русском церковном управлении (М., 1898). С. 29, 68; а также письмо А. Н. Муравьева к М. П. Погодину от 23 июня 1859 г.: Старина и новизна. 19 (1915). С. 90; кроме того: Goetze. S. 394.

вернуться

690

Едлинский М. Анатолий Мартыновский, в: ТКДА. 1885. 6. С. 244; 1886. 4. С. 526; здесь еще одно письмо от 1866 г. (с. 527); несколько писем Анатолия см.: Киев. ст. 1884. 7. См. также: Благовидов (1900. 2–е изд.). С. 416; Сборник. 113. 1. С. 22; 2. С. 4–60 (об архиепископе Иркутском Иринее).

вернуться

691

О времени Александра II см. Татищев С. С. Император Александр II: Его жизнь и царствование. СПб., 1903. 2 т.; Корнилов. Курс (библиогр., общ. лит.). 2. С. М. Соловьев характеризует Александра II следующим образом: «Рожденный без выдающихся способностей, без энергии, он получил образование самое одностороннее и, при умственной лени, не подумал употребить долгое время наследничества на пополнение недостатков образования чтением и обращением с людьми живыми и знающими… Преобразования производятся Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Людовики XVI–е и Александры II–е. Преобразователь вроде Петра Великого при самом крутом спуске держит лошадей в сильной руке, но преобразователи второго рода пустят лошадей во всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют, и потому экипажу предстоит гибель» (Соловьев. Записки. Б. м., б. г. [М., 1907]. С. 154, 168). М. Мещерский также рисует Александра II как человека с неустойчивым и нерешительным характером (2. С. 502–514). Большой материал о личности Александра II дает Д. А. Милютин: Дневник. М., 1947–1950. 1–3.

вернуться

692

Наряду с другими духовными журналами, особо большое место вопросам реформы уделяло московское «Православное обозрение», которое можно рассматривать как рупор белого духовенства 60–х гг. Как видно из цитированной уже переписки профессора Казанского со своим братом–архиепископом, эти журналы, из–за обсуждавшихся в них общественных вопросов, имели значительно более широкий круг читателей, нежели только духовенство. Письма Казанского см.: У Троицы в Академии. С. 510–589.

вернуться

693

Проповедь Иоанна Соколова «Привет Церкви и отечеству на новый год», в: Прав. соб. 1859. 1. 2. С. 236.

вернуться

694

Народное покаяние, в: Христ. чт. 1865. 1. С. 200.

вернуться

695

Об архимандрите Федоре Бухареве см. ниже § 12 и 20.

вернуться

696

БВ. 1901. 7. С. 396.

вернуться

697

Филарет. Собрание мнений. 4. С. 112, 116–118; 5. 1. С. 387; см.: Чистович. Руководящие деятели. С. 361. Записку Филарета от 21 июля 1857 г. о необходимости русского перевода Священного Писания см. в: Собрание мнений. 4. С. 244–259; еще ранее (14 сентября 1856 г.) Филарет писал об этом Святейшему Синоду (там же. С. 131–136) и обер–прокурору (там же. С. 259–262); см.: Казанский. Переписка, в: БВ. 1904. 1. С. 568, 573.

67
{"b":"248495","o":1}