Победоносцев знал своих епископов лучше, чем его предшественники. Он состоял с ними в постоянной переписке, как будто желая показать, что он интересуется их мнением. Однако, как язвительно замечает в своих «Записках» архиепископ Никанор, всякий архиерей, прежде чем отвечать Победоносцеву, «осведомлялся, какой ветер дует отсюда, из Петербурга» [456]. Епископы старались избежать любого конфликта со всемогущим обер–прокурором и потому никогда не высказывали открыто своего собственного мнения. Да и трудно предположить, что Победоносцев хоть в чем–то мог бы считаться со взглядами иерархов. Митрополит Евлогий Георгиевский († 1946), служивший в начале своей деятельности при Победоносцеве, пишет в своих мемуарах: «Победоносцев не доверял русской иерархии (и вообще мало кому доверял), не уважал ее и признавал лишь внешнюю государственную силу» [457]. Это не было тайной для русского духовенства, что видно из откровенного признания архиепископа Саввы Тихомирова одному из ближайших сотрудников Победоносцева, чиновнику его канцелярии А. В. Гаврилову. Обычно архиепископ, воспитанник Филарета, был весьма осторожен в своих письмах, но по прочтении книги И. А. Чистовича «Руководящие деятели духовного просвещения в России в первой половине текущего столетия» (СПб., 1894), он, преисполненный горечи, писал незадолго до своей кончины: «Посмертное произведение И. А. Чистовича, по моему мнению, не что иное, как печальный памятник постыдной борьбы обер–прокурорской власти с Синодом и вообще с иерархиею в первой половине XIX века. К сожалению, такая борьба, но лишь с бóльшим перевесом на одной стороне продолжается и во второй половине истекающего столетия и будет, конечно, продолжаться без конца» [458].

Герман Дальтон, будучи долгие годы (1858–1882) пастором реформатской общины в Петербурге, хорошо знал Победоносцева и оставил его характеристику, очень верно рисующую двойственность личности этого государственного деятеля: «Вполне очевидно, что Победоносцев не принадлежал к отвратительной клике придворных низкопоклонцев, в действиях которых видно прежде всего тщеславное стремление посредством интриг завоевать себе тепленькое местечко в лучах царской милости для собственного благоденствия и пользы. Даже явные противники и хулители его политического таланта должны признать, что на пути к своему высокому положению и по достижении этой цели Победоносцев никогда не руководствовался своекорыстными побуждениями и собственной выгодой. Всегда и повсюду он обнаруживал небрежение к самому себе, не беспокоясь о суждениях толпы. Он не искал ее расположения и не боялся ее неблагосклонности. Он неизменно имел в виду только одну цель, которую он как решительный (?! — И. С.) славянофил и защитник господствующей государственной Церкви считал полезной для России. Насколько я по собственным наблюдениям могу судить о его устремлениях и поступках, он никогда не желал чего–либо лично для себя, но всегда служил только делу, за которое боролся. Он служил ему с большой энергией выдающегося ума, с упорством и проницательностью, которую юриспруденция сообщает только самым любимым своим ученикам, и с чрезвычайным темпераментом — все это бесспорно! Умалить его достоинств невозможно» [459].

19 октября 1905 г., через два дня после обнародования манифеста от 17 октября, Победоносцев получил высочайший рескрипт об увольнении его от должности обер–прокурора Святейшего Синода. Несколько ранее, 17 апреля 1905 г., вышел указ о свободе вероисповеданий. Он касался главным образом старообрядцев и всевозможных сектантов, но наряду с ними относился и к господствующей православной Церкви. В церковных кругах и в прессе горячо обсуждались вопросы о церковной реформе и Поместном Соборе. Эти тенденции, конечно, ни в коей мере не соответствовали взглядам Победоносцева. Несмотря на то что Победоносцев имел большое влияние на Николая II, последний вынужден был под давлением событий сместить его. Не только указ о веротерпимости, но и общее изменение ситуации повлекли за собой удаление Победоносцева: ослабление самодержавия лишало всякой основы его дальнейшую деятельность [460].

г) Обер–прокурором стал князь А. Д. Оболенский († 1934), занимавший этот пост с 19 октября 1905 по 14 апреля 1906 г. За ним последовал князь А. А. Ширинский–Шихматов, который продержался всего два месяца (24 апреля — 9 июня). Его преемником был назначен П. П. Извольский (с июля 1906 до 6 февраля 1909 г.), который мало устраивал духовенство, так как, будучи куратором Киевского учебного округа, защищал сектантов от преследований [461]. После Извольского должность обер–прокурора перешла к С. М. Лукьянову (6 февраля 1908 г. — 2 мая 1911 г.). Все эти люди мало походили на Победоносцева и ничем не выделялись. Лукьянов старался наладить более или менее сносные отношения с Государственной думой, где церковное управление подверглось жесточайшей критике после ознакомления с бюджетом Святейшего Синода. В конце концов в связи с делом иеромонаха Илиодора Труфанова, которое в то время занимало общественность, и под давлением сверху Лукьянов должен был подать в отставку [462].

Его преемником стал В. К. Саблер (2 мая 1911 г. — 5 июня 1915 г.), в своей карьере теснейшим образом связанный с церковным управлением. Саблер (1847–1929) был юристом и уже с 1881 г. служил юрисконсультом Святейшего Синода при канцелярии обер–прокурора. С 1883 г. он являлся начальником канцелярии Синода, а затем многие годы (с 1892 до половины 1905 г.) — товарищем обер–прокурора. Таким образом, Саблер был ближайшим сотрудником Победоносцева и строил церковное управление в духе последнего. Благодаря своим превосходным манерам Саблер умел ладить с синодальными архиереями (см. § 6). Кроме того, несмотря на немецкое происхождение, в церковных кругах он слыл истинно «православным». Когда между ним и Победоносцевым возникли разногласия из–за реформ и созыва Собора, Победоносцеву удалось удалить Саблера, добившись его назначения в Государственный совет. Тогда Саблер еще приветствовал реформы, противником которых всегда был Победоносцев. После увольнения Лукьянова 2 мая 1911 г. Саблер оказался на посту обер–прокурора [463]. Обер–прокурорство Саблера стало возрождением времен Победоносцева. Обер–прокурор снова был всемогущим распорядителем в Святейшем Синоде. Однако Саблер столкнулся с сильной оппозицией как части духовенства, так и прежде всего — Государственной думы. Его назначение было инициативой тех кругов, которые тяготели к так называемому «старцу» Григорию Распутину–Новых (см. § 9). Уже один этот факт вызывал большое недовольство среди некоторых епископов, либерально настроенной интеллигенции и даже монархистов. В марте 1912 г. Саблеру пришлось выдержать резкие нападки при обсуждении III Государственной думой бюджета Святейшего Синода. Основания для критики были следующие: во–первых, Саблер отозвал внесенный Лукьяновым законопроект Устава общин; во–вторых, ему удалось, правда с большим трудом, внести очень спорное изменение в Устав духовных академий в соответствии со статьей 87 Основных законов; иными словами, он действовал в обход и без согласия Государственной думы и Государственного совета. Наконец, его критиковали за некоторые его распоряжения, ряд назначений в аппарат церковного управления, а также за его связи со «старцем» Григорием Распутиным. Все это превратило дебаты о бюджете Святейшего Синода в бурную перепалку относительно личности обер–прокурора, в которой приняли участие как либералы, так и консерваторы. Так, депутат от фракции националистов В. М. Пуришкевич открыто заявил в своей речи 5 марта 1912 г.: «Ни левые, ни революционеры, ни социал–демократы, ни кадеты, ни трудовики — никто не нанес столько вреда православной Церкви за последние три–четыре года, десять лет, скажу, как ныне действующий обер–прокурор» [464]. Однако, поддерживаемый в высших инстанциях, Саблер оставался на своем посту вплоть до июля 1915 г., когда в связи с политическими событиями он был отстранен от должности вместе с другими консервативно настроенными министрами.