Все это ясно показывает, что Павел I придавал императорской власти преувеличенное значение, более того — воспринимал ее религиозно–мистически. В Акте о наследии престола от 5 апреля 1797 г. содержится определение: русский император является «главою Церкви», хотя и сомнительно, чтобы оно имело то значение, какое ему часто придают. В Акте о наследии престола читаем: «Когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом престоле, тогда наследующему лицу предоставляется избрать веру и престол и отрещись вместе с наследником от другой веры и престола, если таковый престол связан с законом (т. е. с определенным вероисповеданием. — Ред.), для того что государи российские суть главою Церкви, когда же отрицания от веры не будет, то наследует то лицо, которое за сим будет по порядку» [283]. Таким образом, по закону от 5 апреля 1797 г. требовалось, чтобы престолонаследник Российской империи принадлежал к православной Церкви. Непринятие же православного вероисповедания было равнозначно отказу от российского трона и приводило к утрате права престолонаследия. Далее, из того же закона явствует, что претендент на престол, который уже является государем какого–либо другого государства, но принадлежит к православной Церкви, не теряет своих прав на российский престол и отказ от трона, которым он уже обладает, для него необязателен. Это важный факт, так как он характеризует своеобразие воззрений Павла I, в которых религиозный момент преобладал над государственно–политическим.
Прежде чем перейти к рассмотрению тех толкований, которые давались закону от 5 апреля 1797 г. в российском государственном праве и законодательстве, следует заметить, что вышеприведенная формулировка этого закона о русском императоре как «главе Церкви», по нашему мнению, является не постулатом, а констатацией. Этот закон определяет принадлежность русского императора к православной Церкви не столько de jure, сколько de facto и в этом смысле повторяет завещание Екатерины I.
Прежде всего нужно сказать о проектах конституции и законов эпохи Александра I (12 марта 1801 г. — 19 ноября 1825 г.). Хотя они и не были осуществлены, из них видно, каким представлялось их авторам в то время положение императора по отношению к Русской Церкви и как прочно держались представления о взаимоотношениях между государственной властью и Церковью, идущие от Петра Великого. 28 февраля 1804 г. Сенат получил высочайший указ об образовании Комиссии по составлению законов. Этот указ появился в результате доклада министра юстиции государю, в котором содержался и план предполагавшихся законов. Хотя в этом докладе министра говорилось среди прочего и о специальной духовно–гражданской комиссии, но в самом плане нет ничего, что относилось бы к вере или Русской Церкви [284]. По–видимому, в связи с этим планом в 1804 г. был создан Проект Основных законов Российской империи. Его автор, барон Г. А. Розенкампф, писал по–немецки, и этот первоначальный текст затем был весьма неточно переведен на русский язык. В первой главе Проекта (§ 1) рассматривается вопрос «О православной вере» и устанавливается: «Православная греко–российская вера есть господствующая во всей империи. Она основана на Священном Писании и на учении святых отец». Для нас важен § 10, в котором говорится об императорской власти: «Der Kaiser als Alleinherrscher ist zugleich das geistliche Oberhaupt des Staates» [император как единодержавный правитель есть в то же время духовный глава государства (нем.)], что в русском переводе звучит так: «Император есть верховный правитель всего государства и глава Церкви». Если у Розенкампфа во всех параграфах, трактующих вопросы веры (§ 1–11), чувствуется некоторый налет протестантизма, то русский перевод ориентируется на традиции XVIII столетия и Акт о наследии престола Павла I [285].
В 1808 г. было издано сочинение М. М. Сперанского (1772–1839), тогдашнего личного статс–секретаря императора Александра I, под названием «Введение к уложению государственных законов» [286]. В этом законодательном проекте Русская Церковь не упоминается ни разу и вообще нет речи об отношениях государственной власти с теми церковными учреждениями, в руках которых находилось религиозное окормление большей части российских подданных. В 4–й главе «О разумении законов в правах подданных» русский народ подразделяется на три класса, но о духовенстве, которое уже в то время было довольно многочисленно, при этом нет ни слова. В своем проекте Сперанский полностью обходит молчанием Церковь и все, что с нею связано. Факт этот объяснить крайне трудно, тем более что сам Сперанский не был ни вольнодумцем, ни врагом Церкви.
Конституционный проект Н. Н. Новосильцева (1761–1836) от 1819 г. — «Государственная уставная грамота Российской империи» («La Charte Constitutionnelle de l’Empire de Russie») ясно определяет позицию российского императора по отношению к Церкви и взаимоотношения между государством и Церковью [287]. Статья 20 гласит: «Как верховной глава Греко–Российской Церкви, государь возводит во все достоинства духовной иерархии». Управление Церковью рассматривается в статье 45 О главном управлении духовных дел и народного просвещения. Другими словами, проект Новосильцева исходит из тогдашнего положения дел, т. е. существования так называемого Двойного министерства, созданного 17 октября 1817 г. Далее в статье 78 говорится: «Православная греко–российская вера пребудет навсегда господствующею верою империи, императора и всего императорского дома. Она непрестанно будет обращать на себя особенную попечительность правительства, без утеснения, однако ж, свободы всех прочих исповеданий. Различие христианских исповеданий не производит никаких различий в правах гражданских и политических». Согласно статье 79, духовенство всех вероисповеданий без исключения находится под «покровительством» и под «надзором» правительственных законов. Отсюда следует, что в проекте Новосильцева, несомненно, принят во внимание закон от 5 апреля 1797 г. Автор называет императора «верховным главою Церкви» и требует «навсегда» принадлежности государя к православной вере.
При императоре Николае I (19 ноября 1825 г. — 18 февраля 1855 г.) [288] в 1832 г. была наконец произведена кодификация законов Российского государства — создан Свод законов Российской империи. Свод имел большое юридическое и практическое значение и для Русской Православной Церкви. Во–первых, он узаконил установившиеся отношения между государством и Церковью. В разделе «Основные законы», в 1–м томе Свода, уточнялось отношение русского императора как носителя самодержавной власти к господствующему вероисповеданию и к управлению Церкви. Церковное управление было четко выделено из общего комплекса государственного управления как особый институт, получавший свое законное основание. Во–вторых, в различных томах Свода фиксировались права и обязанности духовенства, которое рассматривалось как особое сословие.
Дадим краткий анализ новых Основных законов. Статья 41 содержит определение о принадлежности русского царя к восточно–православному вероисповеданию. Статья 40 объявляет Восточно–православную Церковь господствующей Церковью в Российской империи. Статья 41 опирается на «Духовный регламент», завещание Екатерины I 1727 г. и на закон от 5 апреля 1797 г. Для того чтобы у подданных не оставалось сомнений в том, что царь исповедует православную веру, закон предписывает священное коронование восходящего на престол государя через святое миропомазание по чину православной Церкви (ст. 35). Публичное (во всеуслышание) произнесение венчаемым монархом Никео–цареградского Символа веры (примечание к статье 36) и торжественное обещание, облеченное в форму молитвы, править и судить по заповедям Господним составляют основу обязанностей и прав императора по отношению к Церкви. Принципиальное значение имеет статья 42: «Император яко христианский государь есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния». Это положение заимствовано непосредственно из «Духовного регламента». И только в примечании к этой статье читаем: «В сем смысле император в Акте о наследии престола 1797 г. апр. 5 именуется главою Церкви» [289].
