Денег при нем также не было ни гроша. Только офицерский жетон с индивидуальным номером П-945813 и надписью «ВС СССР». Правда, не стандартный алюминиевый, а серебряный – тот самый, который сразу после выпуска из училища отлил ему знакомый ювелир, в точности воспроизведя оригинал. Жетон на прочной серебряной же цепочке – вот и все его достояние…

От этих печальных мыслей старшего лейтенанта отвлек шум и веселые матерки – в «генеральский люкс» ввалилась целая делегация, бывшие «сокамерники» по шестой палате.

– Что, Царевич? – весело загремел Костяная Нога, когда гости расположились в живописных позах вокруг полированного стола. – Бросил нас на произвол судьбы? Зазнался?

– Да какое там, Игорь Васильевич! Просто я… – Царевич растерялся, однако ему не дали и рта раскрыть.

– Все нормально! – выставил перед собой ладонь вертолетчик. – Выписывают нас за нарушение режима – и хрен с ними! Прошкина и без того Бог наказал, нечего обижаться на хворого человека… Главное – операция твоя позади! Теперь выздоравливай, набирайся сил, да только не слишком спеши обратно в Афган!

– Мне уже по ночам снится дрожь автомата в руках…

– Понимаешь, дружище… – Костяная Нога как-то по-особому заглянул старлею в глаза – до самой глубины. – Война – это наркотик. Уж ты поверь мне – я два раза по году провел в Афганистане, и далеко не в самых тихих местах. Да, там убивают и ранят, там всевозможные ужасы, кровь, грязь, вонь, болезни, но… Только на войне существует настоящая мужская дружба – такая, какой в обычных условиях просто быть не может. Потому что там сразу становится ясно, кто есть кто… Здесь, – подполковник махнул рукой за окно, где мирно зеленели липы, – можно всю жизнь прятать под маской свое истинное обличье, а там первый же вылет или боевой выход – и все становится очевидным. Человека словно рентгеном просвечивает, вся шелуха осыпается, и уже не надо гадать – кто трус, а кто храбрец, кто дурак, а кто умный; кто жмот, а кто все отдаст за других.

– Точно, Игорь Васильевич, – кивнул Хантер. – Там ничего не спрячешь…

– Но кроме этой вот «человеческой» привлекательности войны, прости Господи, – перекрестился Костяная Нога, – есть в ней, как ни странно, еще два-три плюса: только на войне можно почувствовать настоящий боевой кураж и проверить себя как профессионала, как воина, офицера, как мужика, в конце концов! И ты, судя по всему, отведал всего этого сполна, оттого и рвешься обратно в Афган…

– Верно, Игорь Васильевич! – Никто и не заметил, как в палате появилась Афродита. – Если нашего старшего лейтенанта не притормаживать, он уже через неделю из госпиталя без костылей ускачет…

– На вас вся надежда, Галочка! Держите его здесь как можно дольше. Придется вам побыть при нем якорем, иначе наш Александр Николаевич раньше срока отсюда отчалит или весь госпиталь разнесет.

Афродита улыбнулась.

– Он такой! Представляете – вчера до полусмерти напугал всю операционную бригаду. Когда обезболивающее перестало действовать, порвал резиновые жгуты в палец толщиной, как тряпичные!.. А я вот о чем хотела вас попросить, Игорь Васильевич: вы тут не особенно засиживайтесь. Сейчас к нашему Царевичу врачи-специалисты потянутся, а за ними может и кое-какое начальство притащиться.

– Ясно-понятно, Галочка. У нас разговор короткий!

Едва за девушкой затворилась тяжелая дубовая дверь «генеральской», Костяная Нога с улыбкой повернулся к болящему:

– Повезло тебе, старлей. Какая девушка! Смотри, не опозорь звание десантника…

– Легко сказать, – покачал головой Хантер, – когда на руках ни денег, ни документов… даже трусов собственных нет. Одни госпитальные рямки да костыли…

– А вот этому горю, – успокоил Прораб, – помочь как раз легко…

– Это каким же образом? – удивился Хантер. – Вы чего, мужики, надумали?

– А ничего особенного, – встрял Бриллиантовая Рука, – мы тут скинулись и собрали для тебя стольничек.

– Спасибо, мужики… – растерялся Александр. – За мной не заржавеет. Как только получу довольствие, сразу же – «почтовым голубем, телеграфным проводом»!

– Кто б сомневался, – деловито проговорил Костяная Нога, вручая старшему лейтенанту деньги и листки с явками-паролями-адресами «сокамерников». – А трусы, майку, носки и мыльно-рыльные принадлежности мы тебе уже купили. Алексей, – обратился он к Прорабу, – ну-ка, вручи пакет старшему лейтенанту!

Вся компания «изгнанников» поднялась и потянулась к выходу.

– Да, чуть не забыл… – спохватился уже у дверей вертолетчик. – Я там, Александр Николаевич, сунул в твой холодильник флягу «шпаги» и всякую домашнюю снедь. Бабы наши, понимаешь, натащили, а тут – экстренная выписка!..

– Спасибо, мужики. – Хантер растрогался едва ль не до слез. – Не знаю, как вас и благодарить…

– На том свете угольками! – усмехнулся Костяная Нога.

Обнялись на прощание. А когда черед дошел до боевого вертолетчика, тот, подмигнув, наклонился к Сашкиному уху и шепнул:

– Как только выпишешься, Царевич, – жду в гости. И не одного тебя, а с Галиной. Думаю, все у вас сладится, – он лукаво окинул взглядом «генеральские» хоромы, – к тому же и жилищные условия располагают. Ну, будь здоров, десантник!

Как только дверь захлопнулась, началось паломничество госпитальных специалистов. Каждый пытался выяснить, нет ли у раненого жалоб по его профилю, но болящий всем повторял одно и то же: все идет нормально, нога заживает, болей нет, чувствую себя хорошо.

Потом на некоторое время его оставили в покое – но не надолго. Минут через двадцать появился неизвестный субъект неопределенного возраста в роговых очках. Из-под госпитального халата выглядывали офицерские брюки с голубым кантом, а на ногах пришельца болтались солдатские кожаные тапки и носки зеленого цвета.

На вид ему можно было дать и тридцать, и сорок пять, глаза субъекта шустро бегали за толстыми стеклами очков, ни на чем не останавливаясь, а пальцы нервно и безостановочно барабанили по черной кожаной папке, которую он, усевшись, положил на колени.

– Поспелов Геннадий Ефимович, майор медицинской службы, – представился он. – Я ведущий психиатр данного окружного военного госпиталя, и моя задача – убедиться, что вы находитесь в оптимальном психологическом состоянии, поскольку вам предстоит беседа с членом военного совета округа генерал-лейтенантом Полетаевым. В каком качестве я вас больше устраиваю: как невропатолог или как психиатр?

Вопрос звучал совершенно по-идиотски. Хантер тут же про себя окрестил странного субъекта «Психом».

– Ни в каком не устраиваете, – буркнул он. – Я на прием к ЧВС не записывался, да и ни в каком обследовании не нуждаюсь.

– Подполковник медслужбы Прошкин мне уже сообщил, – закивал Псих, совершенно не реагируя на смысл услышанных слов, – о шантажно-демонстративной линии вашего поведения. К тому же ваш основной диагноз с точки зрения военно-психиатрической практики оставляет возможности для различных девиаций. Поэтому вам придется ответить на несколько моих вопросов.

– Валяйте, – уныло согласился Хантер, откидываясь на подушки. От трескучей болтовни Психа сразу разболелась голова. – Что бы вы хотели знать?

– Значит так. Осел, точнее, два осла, – Псих придвинулся, теперь его очки поблескивали прямо перед Сашкиным носом, – вошли в горную реку. Один был навьючен сахарным песком, второй – хлопком. Скажите, больной, какому из них будет труднее нести свой груз после того, как оба выйдут на сушу?

– А кто из них ишак, а кто ишачка? – Хантер привычно переключил тумблер в «положение Д».

– Разве это имеет какое-то значение? – Псих не принял игры, но вместе с тем оживился и стал что-то записывать в толстый гроссбух, извлеченный из папки. На его лице читалось удовлетворение – похоже, он уже зачислил Петренко в свою «клиентуру».

– А как же иначе? – несколько преувеличенно изумился «клиент». – Ишачка меньше, ниже ростом, она глубже погрузится в воду; ишак – выше, у него меньше шансов намочить свой груз… Здесь необходимо все тщательно подсчитать… – Хантер, хоть и гнал пургу, пристально следил за реакциями Психа. Тот строчил без остановки, занося весь этот бред в гроссбух.