Слушая врача, Хантер постепенно успокоился, а когда Седой ушел, собрался как следует вздремнуть.

Не тут-то было. Не успел сомкнуть глаза, как в палату просочился тот самый тощий подполковник медслужбы в позолоченных очечках, что встречал прибывших «трехсотых» в аэропорту Курумоч. Несвежий белый халат висел на нем внакидку, как бурка, рукава болтались. Не здороваясь, он сразу направился к Хантеровой койке, на ходу вытаскивая из-под халата серую папку с тесемками.

– Подполковник медицинской службы Прошкин, – сухо представился он. – Моя должность… – Дальше посыпались невнятные аббревиатуры типа «адм», «орг» и «моб», и прочие в том же роде.

Разобраться, кем же на самом деле является этот Прошкин, старший лейтенант не сумел, да особенно и не собирался. Ясно было одно – подполковник имеет прямое отношение к каким-то административным службам окружного госпиталя. Что может быть скучнее?

Однако скучать не пришлось.

– Старший лейтенант Петренко, – в свою очередь представился Хантер.

– А чем вы можете доказать, что именно вы являетесь старшим лейтенантом Петренко А. Н.? – Многозначительная пауза зависла в палате номер шесть…

Старлей оторопел.

– С моих слов на борту санитарного самолета все записано, – выдал он, начиная злиться. – Майор медслужбы Фаткулина – та, что передавала вам партию раненых согласно сопроводительным документам, составленным в Кабуле…

– Мне придется отправить запрос в вашу часть, – проскрипел дознаватель в медицинских петлицах. – Нам необходимы документы, подтверждающие вашу личность. Кроме того, согласно приказу Министерства обороны, требуется справка о ранении.

– Товарищ подполковник! – не выдержал Петренко. – «Закрытое» наименование моей части – в/ч п/п 44585. Что касается запросов и справок – это не в моей компетенции!

– Поспокойнее, старший лейтенант! – очкарик слегка повысил голос. – Считаете, что отвоевали три месяца и уже герой? Я тоже провел в Афганистане два года, – с апломбом сообщил он. – И хорошо знаю, каков порядок! Почему при вас и вашем подчиненном рядовом Кулике не оказалось никаких документов?

– Прошу прощения, подполковник! Если не секрет – какую должность вы занимали на территории Республики Афганистан? – Голос Костяной Ноги наполнился ядовитым сарказмом.

– Председатель военно-врачебной комиссии гарнизонного госпиталя в Шинданде, – не без гордости сообщил тот. – Еще вопросы имеются?

Ну какие тут могли быть вопросы! Этот зануда Прошкин прослужил два года на непыльной должности, заработав приличные деньги и практически не сталкиваясь с войной и ее ужасами. Зато из самого подполковника вопросы так и сыпались. И все они относились к Петренко.

Где, когда и при каких обстоятельствах было получено его ранение? Кто может подтвердить сказанное им? Имеются ли боевые и политические донесения, выписки из приказов и списков БЧС[14]? Имел ли на себе во время ранения старший лейтенант Петренко бронежилет и каску, как того требует приказ по Сороковой общевойсковой армии ТуркВО? Находился ли на броне или внутри бронеобъекта? Кто может это подтвердить? Кто направил его в кишлак Асава? Имеются ли свидетели? Где выписка из документов ЦБУ[15] о передвижении войск в этот день в уезде Ширавай провинции Нангархар Республики Афганистан?

Поначалу Хантер отвечал спокойно, сдерживая себя. Но вопросы у этого бумажного червя никак не кончались, и мало-помалу старлей начал заводиться.

– Товарищ подполковник медицинской службы! – После часового зудения он наконец взорвался. – У меня завтра утром сложная операция! Не могли бы вы перенести нашу беседу на более удобное время?

Тощий, однако, не желал ничего слышать.

– Нечего спекулировать своими травмами, товарищ старший лейтенант! – равнодушно проскрипел он. – Пластика ахиллова сухожилия правой нижней конечности не настолько сложна, чтобы из-за этого переносить допрос…

– Допрос?! – не выдержав, вскочил вертолетчик. – Слышь, подпол, ты хоть соображаешь, что несешь?! – загремел он, надвигаясь на Прошкина. – Мужик едва жив остался, его тут за двое суток едва-едва в сознание привели, а ты, крыса тыловая, ему допросы устраиваешь?!

Костяная Нога побагровел – вот-вот врежет костылем по черепу этому военно-медицинскому мутанту.

– Не знаю вашего воинского звания, больной, – очкарик шарахнулся к двери, вцепившись в папочку, – но согласиться никак не могу. Я два года в Афганистане…

– Чмо ты болотное! – окончательно вызверился Костяная Нога. – Отсиделся в крысятнике, на ВВК своей, как гнида! А люди тем временем кровь проливали! Мое звание – подполковник авиации, я дважды побывал в Афгане, участвовал в двух армейских операциях в Панджшере! Слыхал про такое ущелье, крючкотвор?!

– Разумеется, товарищ подполковник, – окончательно растерялся Прошкин. – Однако попрошу оставаться в рамках устава, тем более в присутствии младших офицеров! Я буду вынужден подать рапорт по команде о вашем хулиганском поведении!

– Засунь этот рапорт себе в анальное отверстие, урод! – не унимался Костяная Нога. – Вали отсюда, и мой тебе совет – нигде и никогда больше при боевых офицерах не упоминай об Афганистане. Иначе схлопочешь по морде своей очкастой!

– Я-то уйду. – Яду в ухмылке Прошкина хватило бы, чтобы отравить табун лошадей. – Однако вам, старший лейтенант, – обернулся он к Петренко, – могу пообещать ряд весьма неприятных моментов во время пребывания в нашем госпитале. К нам уже поступили запросы по линии КГБ и военной прокуратуры с просьбой установить ваше местонахождение. Поэтому нам с вами еще встречаться, встречаться и встречаться…

– А иди ты кобыле в трещину! – колоритно выругался вертолетчик, в сердцах метнув костыль.

Прошкин беззвучно исчез, дверь палаты захлопнулась, костыль ударился о стену.

– Да, ё-мое, рука уже не та, – пожаловался Костяная Нога…

В следующую четверть часа возле Сашкиной койки перебывала куча народу: Седой и Афродита, замполит Воротынцев, начмед Якименко, еще какие-то медицинские чины. От всех этих разборов Хантеру вновь «поплохело», хлынула носом кровь, а потом он и вовсе потерял сознание. Его привели в чувство, поставили капельницу и наконец-то оставили в покое. Усталый и опустошенный, он лежал пластом, безучастно уставившись в потолок. От приподнятого настроения, подаренного Афродитой, не осталось и следа. Ну что ж, отдельное спасибо подполковнику медицинской службы Прошкину…

После ужина Костяная Нога некоторое время косился на Хантера, а потом, кряхтя, снова полез в тумбочку. Боевой дух десантника следовало поднять. Стол накрыли в считаные секунды, Седой и Галина уже покинули «травму», а приятели, приехавшие днем проведать вертолетчика, снабдили его «боезапасом» – спирт в авиации не переводился…

Презрев анестезиологические запреты, Александр подсел к столу, и все повторилось снова: первая рюмка, «шторм», откат-накат, и так далее.

Уже под хмельком, Хантер не выдержал, поведав новым знакомцам свою «опупею», опустив эпизоды с Оксаной. О спецоперации «Иголка» упомянул лишь в самых общих чертах – по понятным причинам, оставив «за кадром» те моменты, которые могли бы высветить его истинную роль. За разговорами фляга незаметно опустела, вертолетчик достал вторую. За окном хлестал дождь, в щели рам задувало.

Внезапно дверь палаты скрипнула – и в проеме показался не кто иной, как анестезиолог со «ждановскими» усиками. В цивильном плаще и при шляпе.

– Что же вы делаете, Александр Николаевич? – с укоризною проговорил он. – Я же вас, кажется, предупреждал!

– Все-все, товарищ подполковник медслужбы. – Александр Николаевич и не думал препираться. – Ложусь баиньки…

Он поднялся на костылях и, слегка покачиваясь, поскакал к своей койке. Через минуту уже лежал, отдыхая лежа, как написано в уставе.

– Говорят, у вас тут Прошкин побывал? – поинтересовался подполковник-анестезиолог. – После такого и не захочешь, а выпьешь… Но у старшего лейтенанта завтра операция, и алкоголь ему вовсе ни к чему!