— Очнитесь, очнитесь, Сун Ок! Это я, Кан Гюн… Что с вами случилось?

Сун Ок с усилием приоткрыла глаза… Бессмысленный взгляд ее долго блуждал вокруг и, наконец, остановился на Кан Гюне. Она слабо вскрикнула, и глаза ее снова закрылись.

— Да очнитесь же, Сун Ок! Пойдемте домой… Давайте-ка, я подниму вас, Сун Ок!

Он взвалил неподвижное тело на спину и поспешил домой.

В первую минуту Кан Гюн решил было направиться к дому Сун Ок. Но тут же передумал: Сун Ок нуждалась в немедленной помощи врача, а отец Кан Гюна, Кан Са Гва, был знаком с тибетской медициной.

От пруда до дома Кан Гюна расстояние было немалое, но Кан Гюн быстро одолел его. Еще в средней школе он славился как хороший спортсмен.

Ничего не объясняя домашним, Кан Гюн на ходу прокричал встревоженным голосом, чтобы ему поскорее открыли дверь. Поднялся переполох. Все, кто был в доме высыпали во двор. И только теперь им стало ясно, что случилось большое несчастье. Родные Кан Гюна бережно взяли Сун Ок на руки и, уложив ее на кан, укрыли теплым одеялом.

В комнату вошел Кан Са Гва и проверил у Сун Ок пульс. Состояние ее не внушало опасений. Уходя к себе в комнату, Кан Са Гва предупредил домашних: как только больная придет в себя, нужно дать ей лекарство.

Лежа на теплом кане под ватным одеялом, Сун Ок постепенно согрелась; к ней медленно начало возвращаться сознание. Сначала у нее было такое ощущение, будто ее отяжелевшее тело падает куда-то в бездну, и чуть затеплившееся сознание вот-вот готово было погаснуть снова… Прошло немало времени, прежде чем она смогла вымолвить: «Воды!..» — и чуть приподняла веки. Она силилась понять, где находится, как попала сюда, и не могла.

Сидя вокруг Сун Ок, родные Кан Гюна с неослабевающим вниманием следили за каждым ее движением. Они страшно обрадовались, услышав ее голос, и закричали наперебой:

— Воды, воды! Скорее, воды!..

— Сейчас, сейчас! — Жена Кан Гюна проворно выскочила, принесла чашку воды и поднесла ее к губам Сун Ок.

Та с трудом сделала глоток и снова потеряла сознание.

Потом Кан Гюн принес лекарство и дал его Сун Ок.

Через несколько минут она почувствовала, что ей становится жарко и сбросила с себя одеяло. На этот раз Сун Ок уже окончательно пришла в себя. Открыв глаза, она удивленно оглянулась вокруг и прошептала:

— Боже мой, где я?..

— А зачем тебе знать, где ты? Лежи себе спокойно, да и все тут! — мягко проговорила мать Кан Гюна.

— Мне лучше стало… Извините, что столько хлопот наделала вам. — Сун Ок, с трудом преодолевая слабость, села на кане. — Сейчас я пойду домой…

Но старушка и слушать ничего не хотела.

— Да ты в своем уме? Куда ты пойдешь на ночь глядя? Ты еще в себя не пришла! Лежи, лежи; нельзя тебе подниматься.

— Меня, наверно, мама ищет, — сказала Сун Ок, укладывая распустившиеся волосы, — я пойду все-таки…

— Вот заладила: пойду, пойду! Никуда ты не пойдешь! Смотри — у тебя и одежда еще не высохла! Переночуй у нас, отдохни… Тебе обязательно надо отдохнуть!

— Как быть? — задумчиво произнес Кан Гюн. — Она сильно беспокоится за мать… Но может ли она идти? Обождите минутку, я у отца спрошу. — С этими словами Кан Гюн вышел из комнаты. Он направился в комнату отца и в дверях столкнулся с ним: заслышав громкий разговор, тот решил узнать, в чем дело.

— Отец, Сун Ок хочет домой. Сможет она идти?

— Так она, значит, уже пришла в себя? Отлично!

Войдя в комнату, Кан Са Гва еще раз пощупал пульс Сун Ок.

— Ну, если уж ты так рвешься домой, — иди, — сказал он. — А ты, Кан Гюн, проводи ее до самого дома.

— А ничего с ней не случится в дороге? — с сомнением поглядывая на мужа, спросила старуха.

— Ничего страшного, я думаю, не случится. Когда придешь домой, Сун Ок, полежи еще в теплой комнате.

Сун Ок поднялась с кана, и Кан Гюн, поддерживая за плечи, вывел ее на улицу; вся семья провожала их до ворот; вслед им летели советы и напутствия: чтобы Кан Гюн вел Сун Ок осторожно, чтобы они благополучно добрались до дома… Сердечное внимание, какое оказывали ей домашние Кан Гюна, их теплое, дружеское участие тронули Сун Ок.

— Спасибо вам всем… Заходите как-нибудь к нам, — коротко попрощалась она с семьей Кан Гюна.

Немного пройдя, Кан Гюн спросил:

— Может, вас под руку взять?

— Нет, нет, не надо… Я хорошо себя чувствую, — успокоила его Сун Ок, хотя она шла, пошатываясь от слабости, и ноги слушались плохо.

— Эх, плохи наши дела! Вы замерзли совсем. Так мы и до завтра не дойдем! Давайте-ка опять ко мне на спину!

Сун Ок не сопротивлялась, только лицо ее горело от стыда, от сознания своей беспомощности…

Кан Гюн бежал что есть силы. Он чувствовал, что сейчас легче нести Сун Ок, чем по дороге с Большого пруда: это был живой человек, а не бессильно обвисшее тело в мокрой одежде.

Подойдя к дому Сун Ок, Кан Гюн толкнул ногой ворота. Они оказались незапертыми. Кан Гюн вошел со своей ношей во двор.

В доме, видимо, не спали. На террасе горела керосиновая лампа. Из комнаты доносились тихие голоса.

До сна ли было сейчас матери Сун Ок? Пробудившись в полночь, она увидела, что дочери дома нет. Она разбудила Ин Сук и вместе с ней принялась искать дочь. Но не так-то легко глубокой ночью найти человека, исчезнувшего бог весть куда!

Увидев дочь на спине у Кан Гюна, старуха испуганно вскрикнула и в одних ватных чулках подбежала к ней.

— Боже мой, что с тобой случилось?!

Припав к дочери, она зарыдала; кулаками размазывая по щекам слезы, горестно заплакала и племянница.

Сун Ок с помощью Ин Сук с трудом поднялась на крыльцо и слабым голосом предложила Кан Гюну:

— Зайдите, пожалуйста, в комнату…

— Я пойду домой. А вам полежать надо, успокоиться. Берегите себя!

Кан Гюн повернулся, собираясь уйти, но Сун Ок задержала его:

— Прошу вас, зайдите… Только на одну минутку! Мне нужно кое-что сказать вам.

В голосе ее слышалась мольба, и Кан Гюн остался.

— Если так, зайдемте… Только вам нужно сначала переодеться. Вы переодевайтесь, а я покурю здесь…

Сун Ок быстро сменила одежду. Она вышла к Кан Гюну и, попросив Ин Сук оставить их, сказала ему:

— Я готова. Зайдите.

— Сейчас… Но вы ведь очень устали. Не лучше ли вам сначала отдохнуть?

— Спасибо, мне стало лучше.

Кан Гюн вошел в комнату и, в знак почтительности к старшей, вежливо обратился к матери Сун Ок:

— Вы, наверно, сильно перепугались?

— До сих пор опомниться не могу!

Действительно, глаза ее блуждали, руки тряслись.

— Что же вас так огорчило, Сун Ок? — ласково спросил Кан Гюн. — Вот уж никогда бы не подумал, что вы можете решиться на такое!..

Сун Ок тяжело вздохнула.

— Вы знаете, какие обо мне ходят слухи? Лучше умереть, чем жить с таким позорным клеймом.

Сун Ок говорила сквозь слезы; она с новой силой почувствовала всю горечь, всю унизительность своего положения.

— Стоит ли обращать внимание на пустую болтовню ничтожных людишек.

— Слишком уж несправедливо все это! Я не в силах была вынести… Они поносят меня, клевещут! А вы сами понимаете: женщине в моем положении оправдаться трудно… Вот я и решила… — голос Сун Ок задрожал; она с трудом удерживала рыдания.

— Понимаю, Сун Ок… Но разве можно так узко смотреть на вещи! Вся эта чепуха не стоит вашей жизни… Поговорите с этой сплетницей, и вы убедитесь, что она так же гнусна и подла, как гнусны и подлы сплетни, которые она распускала.

Кан Гюн глубоко переживал горе Сун Ок и от всей души старался утешить ее.

— Ох, как это несправедливо, обидно!.. — Сун Ок больше не сдерживала себя, слезы ручьями лились из ее глаз.

— Не нужно так отчаиваться, Сун Ок! Не обращайте внимания на тех, кого и за людей-то считать нельзя!..

— Я решила покинуть этот постылый мир… Но судьбе было угодно, чтобы вы в эту минуту очутились рядом и спасли мне жизнь. Видно, человек по своей воле и умереть не может… Но теперь я решила — да, твердо решила, — жить! И мне захотелось поклясться в этом тому, кто вернул меня к жизни…