Торговки, знавшие повадки старого распутника, придя к нему домой, вызывали хозяина и без лишних слов направлялись с ним в дом, а потом в амбар. И торговля шла у них бойко. Бывало и так, что у тех женщин, которые чаще других заходили к Сон Чхам Бону, появлялся на свет отпрыск, и тогда новоявленная мать приходила к Сон Чхам Бону и, доказывая ему, что отец ребенка — не кто иной, как Сон Чхам Бон, грозила публичным разоблачением его проделок, если только он не окажет ей помощи… И Сон Чхам Бону приходилось скрепя сердце раскошеливаться и покупать своей «подруге» домик или клочок земли.

Сон Чхам Бон завоевал в округе славу самого хитрого и безжалостного притеснителя своих арендаторов. Одна арендная плата его не устраивала: он брал взятки с тех, кому давал землю в аренду.

Сон Чхам Бон придирался к своим арендаторам по каждому пустяку. Не понравится ему арендатор или покажется вдруг, что он недостаточно почтителен или предан своему хозяину, — и Сон Чхам Бон тут же отбирал у него землю и передавал ее другому. Поэтому арендаторы наперебой старались угодить помещику, ублажая его всяческими подарками. Если в руки арендатора попадала какая-либо редкостная вещь, он спешил подарить ее хозяину.

Однажды один из арендаторов Сон Чхам Бона увидел на рынке на редкость большую свежую рыбу. Крестьянин купил ее по очень дорогой цене и принес Сон Чхам Бону. Жадный помещик, как он всегда делал в таких случаях, начал лицемерно выговаривать дарителю, зачем он, мол, истратил попусту такие большие деньги. Но подарок не преминул принять, внутренне одобряя поступок арендатора: «Правильно, так и должно быть, а то бы я тебя…»

Как только крестьянин ушел, Сон Чхам Бон вызвал слугу и приказал ему:

— Сейчас же отнеси эту рыбу на рынок!.. И продай подороже! Рыба кашу ворует: с рыбой всегда больше каши съешь!..

На рынке оказался в тот день другой его арендатор; он купил проданную Сон Чхам Боном рыбу, и рыба снова попала к помещику. И Сон Чхам Бон вновь приказал слуге продать рыбу. Злополучная рыба в третий раз очутилась у помещика и в третий раз была продана на рынке.

Может, все это и выдумка; но как бы то ни было, анекдот о злосчастной рыбе и жадности помещика до сих пор гуляет по всей округе.

Младший сын Сон Чхам Бона нисколько не уступал в жадности своему отцу; и не трудно догадаться о причине, по которой он отказал в пайке Пак Чем Ди. Что для него бедный крестьянин?.. Какая от него могла быть прибыль? А раз так — значит, нечего с ним и разговаривать.

Как нам известно, Пак Чем Ди ушел с продовольственного пункта не солоно хлебавши. На обратном пути он встретил своего приятеля и зашел с ним в трактир выпить по чарке вина. Он выпил натощак (в этот день у них в доме не было ни крохи съестного) и сразу же опьянел… Да еще вдобавок и невеселые мысли полезли в голову. Неужели его жена права, и он и впрямь — тупой, безмозглый человек?.. За что судьба все время наказывает его?.. Ох, невесело жить на белом свете!.. Под действием винных паров и горьких раздумий Пак Чем Ди затянул песню, в которой изливал всю свою тоску и горе. Он подходил уже к мосту, по которому совершил последний путь несчастный Ко Се Бан, как вдруг кто-то сердито окликнул его:

— Эй ты, подойди-ка сюда!

Пак Чем Ди испуганно обернулся на голос и увидел начальника полиции Нодяки. Хмель мигом выскочил из головы крестьянина. Пак Чем Ди подошел к Нодяки и низко-низко поклонился ему. Он не мог понять, чем так разгневал начальника полиции, но знал, что слабый всегда виноват перед сильным, и поэтому заискивающе сказал:

— Виноват, господин начальник! Уж вы меня извините…

— Ты что же, не знаешь, какое сейчас время? Быстро подойди сюда, сволочь ты этакая!

— Слушаю вас, господин начальник… Вы спрашиваете — какое сейчас время? Вечер, господин начальник.

Не успел Пак Чем Ди закрыть рот, как полицейский отпустил ему здоровенную затрещину и закричал еще сердитей:

— Дурак! Повтори-ка еще раз, что ты сказал? Сейчас вечер, говоришь? Так ты думаешь — я не знаю, что сейчас вечер, собака ты этакая… — И он еще раз ударил Пак Чем Ди по лицу. Закрыв пылающее от побоев лицо обеими ладонями, Пак Чем Ди снова начал смиренно извиняться:

— Ой, господин начальник, простите… виноват… Сжальтесь надо мной…

Начальник полиции Нодяки славился своей жестокостью. Лучше не попадаться ему в руки — дешево не отделаешься!.. Видя, что крестьянин дрожит от страха, Нодяки криво усмехнулся и, вперив в Пак Чем Ди острый, как нож, свирепый взгляд, поучающе проговорил:

— В такое тревожное для нашей родины время ты осмеливаешься распевать песни!.. Солдаты и офицеры славной императорской армии, не зная ни сна, ни отдыха, проливают на фронтах свою кровь, а ты, сволочь, развлекаешься песнями?! Если уж тебе так хочется петь, пой такую песню… — Он выпятил грудь и хриплым голосом, отбивая такт ногой, запел японскую военную песню. — Понял, дурак?.. А прощать вас, негодяев, нельзя! Ну-ка, пойдем со мной в участок!..

С этими словами Нодяки ударил Пак Чем Ди сапогом по коленям и, схватив его за шиворот, поволок к городу.

— Простите меня, господин начальник!.. — взмолился Пак Чем Ди. — Куда мне, дряхлому старику, петь такие песни.

— А «Гагокку синмино дигаи» ты знаешь?..

— Как вы сказали, господин начальник?.. «Вкус прокисшего мясного борща?..»[31]

— Какой еще борщ ты выдумал? Что за чепуху ты мелешь!

Нодяки совсем рассвирепел. Он осыпал крестьянина пинками, толкал его в спину, торопя в участок.

— А ну, шевели ногами, сволочь!

Пак Чем Ди никак не мог понять, за что на него свалилась такая напасть. Он не отвечал на вопросы Нодяки, чтобы не разжечь еще больше гнев полицейского, которому ничем нельзя было угодить.

В полицейском участке Пак Чем Ди заставили встать на колени и подвергли длительному допросу. После допроса Нодяки заявил крестьянину, что он должен заплатить пятьдесят вон штрафу или отсидеть пятьдесят дней в тюрьме.

— Хорошо, господин начальник, — тяжело вздохнул Пак Чем Ди, — завтра я принесу вам деньги.

Только после этого Нодяки отпустил его. Закрыв за собой дверь полицейского участка, Пак Чем Ди остановился в раздумье. Он все еще никак не мог осмыслить, что же произошло с ним в этот вечер. За безобидную песню так издеваться над человеком, с таким остервенением бить его?.. Он сокрушенно покачал головой и тронулся в путь. Когда дома он рассказал обо всем жене, она всполошилась.

— Да ты, видать, совсем с ума спятил! Ишь, что ему взбрело в голову — песни петь! А я — то ждала тебя, ждала, и все думала: почему ты опаздываешь? Верно, за пайком стоишь… Эх, нескладный ты человек!..

Пак Чем Ди молча выслушал упреки жены. Что он мог ей ответить? В ушах у него все еще звенел сердитый голос Нодяки. Горькая обида душила старика. Он даже подумал: «А не пойти ли мне да не повеситься ли, как повесился Ко Се Бан?..» Несчастный бедняк вспомнился ему, когда он, возвращаясь из полицейского участка, переходил злополучный мост…

Пак Чем Ди постарался отогнать мрачные мысли, вышел из дому и начал в поисках денег обходить дворы своих соседей. Нелегкое дело — занять пятьдесят вон, но еще труднее вернуть такой долг. Старшего сына Пак Чем Ди, Дон Су, забрали тогда на шахты в Пукхэдо, а младшего зачислили в так называемый «молодежный отряд», и ему приходилось через день ходить в волостной центр на строевые занятия. В доме — хоть шаром покати: ни единой крупинки риса. Карточки, с трудом приобретенные через сельского старосту, отобрали у Пак Чем Ди на продовольственном пункте. Положение было незавидное… И не запой Пак Чем Ди песню, не приключись с ним неприятной истории по дороге из города, он, может, пошел бы тогда по стопам Ко Се Бана: мост, у которого остановил Пак Чем Ди полицейский, вел как раз к пруду…

Пак Чем Ди занял у соседей пятьдесят вон и на следующее утро отнес их в полицейский участок.

Проклятая жизнь — даже песню нельзя спеть! Придет ли такое время, когда можно будет свободно распевать песни?