– Да, милорд. – Помолчав, он добавил: – Там, в детской, стоит колыбелька…
– Я хотел бы забрать ее вместе с креслом-качалкой, – быстро проговорил Колин.
Маркиз вскинул брови.
Колин сам себе удивился: слова вырвались у него непроизвольно, но стремление забрать себе эти вещи вдруг обрело смысл, словно они устанавливали непосредственную связь с матерью. Ничего другого у него не осталось на память о ней.
– Не провожайте, я найду дорогу сам, – попрощался Фарадей. – Благодарю вас за терпение.
Он ушел, а маркиз нахмурился:
– За каким дьяволом они тебе понадобились?
– Сберегу их до того дня, когда начну семейную жизнь.
– И когда же этот долгожданный день настанет?
– Понятия не имею. – Но, судя по всему, ждать осталось недолго, иначе он все потеряет.
– Кажется, сегодня никто не готов принимать решения, – вздохнул маркиз. – За исключением меня. Пойдем на могилу твоей матери. Я давно туда не наведывался.
Опавшие осенние листья шуршали под ногами, а когда они обнажили головы, порыв ветра подхватил поредевшие волосы отца.
– Твоя мать была прекрасна и душой и обликом, – тихо проговорил маркиз. – Я был безумно влюблен в Элизабет и страшно переживал из-за того, что у меня имелся соперник – еще один претендент на ее руку.
Колин с любопытством посмотрел на отца.
– И что же ты предпринял?
– Я пустил в ход цветы, конфеты и стихи. Она оставалась равнодушной, пока однажды мне не пришла мысль подарить ей котенка. Я пришел к ней с визитом, но боялся, что котенок отвлечет на себя все ее внимание. Элизабет рассмеялась, когда я признался ей в этом. Она потом в нем души не чаяла.
– И как тебе удалось ее завоевать?
– Просто сказал ей правду: что не могу ни спать, ни есть и все время думаю только о ней. Потом сказал, что не знаю красивых слов, но люблю ее так сильно, что одна только мысль о возможности потерять ее повергает меня в ужас. – Его голос дрогнул. – Думаю, это помогло.
Колин положил ему руку на плечо.
– Представляю, как ты был счастлив, когда вы поженились.
– О да. Однажды котенок ушел и пропал. Я думал, что никогда не смогу утешить ее. Через какое-то время она обнаружила, что беременна – тобой. Мы места себе не находили от радости. Я думал, сойду с ума, пока продолжались роды. Твой дед – упокой Господь его душу! – усердно накачивал меня бренди до того самого момента, когда ты появился на свет.
Колин улыбнулся:
– Я его отлично помню.
– В результате у меня голова раскалывалась от боли, но когда наконец увидел ее, я испытал неимоверное облегчение. И увидел тебя – сморщенного, красного, пронзительно вопящего первенца. Мне было страшно взять тебя на руки, но она настояла.
Это было счастливое время. Ты рос крепеньким бутузом. Я привык видеть ее в детской: она сидела в качалке в ореоле солнечного света с тобой на руках и что-то тебе напевала. Я так гордился тобой, что часто выносил кому-нибудь показать: то арендаторам, то викарию с прихожанами. Элизабет говорила, что я ставлю ее в неудобное положение.
Колин с удивлением слушал и разглядывал отца так, будто видел впервые: эта сторона его характера была ему незнакома.
– Потом, – продолжал маркиз, – у Элизабет было два выкидыша, и это подорвало ее здоровье. Она хотела еще детей, но я боялся за нее и следил за тем, чтобы не дать ей забеременеть. Только она была настроена весьма решительно, и в конце концов ей удалось меня соблазнить. Шесть месяцев спустя ее не стало. Это были преждевременные роды, так что шансов выжить у малышки, девочки, не было. Ребенка… похоронили вместе с ней.
Колин прикрыл глаза.
– Ты, должно быть, чуть не сошел с ума от горя.
– Твоя бабка умерла за год до этого, но дед все равно приехал, чтобы позаботиться о нас двоих. Я помню: ты не переставая плакал о матери, и у меня сердце разрывалось на части.
– Я молился о чуде, чтобы она вернулась.
Отец тяжело вздохнул:
– Но жизнь продолжалась, сын. Ты был крепким и любознательным. Мы много времени проводили вместе. Как правило, ты садился ко мне на колени, а я читал тебе.
– Да, помню, – отозвался Колин. – Сказку про добрую девочку-служанку, которая в конце вышла замуж за принца.
– Ты заставлял меня читать ее снова и снова. Я уже был готов сжечь эту книжку, но решил сохранить до того времени, когда найму тебе учителей, которые заставят тебя самого читать ее каждый день.
Колин засмеялся.
– Когда настало время отправлять тебя в школу, мне очень не хотелось, чтобы ты оставался в Итоне, но я понимал, что по-другому быть не может.
Помолчав, маркиз глубоко вздохнул и продолжил:
– Через два года я познакомился с отцом Маргарет. Он торговал всем, чем угодно, и на этом сколотил капиталец. Однажды этот проныра дал мне возможность увидеть свою дочь. Я был сражен наповал, но чувствовал себя виноватым, словно предавал Элизабет. В то время как ты жил в школе, я был сам не свой, пока не познакомился с ней.
Колину послышались меланхоличные нотки в голосе отца.
– Это был брак по уговору, и Маргарет переживала из-за этого. Ее отец знал, что серьезно болен, и хотел, чтобы в дальнейшем у нее сложилась жизнь благополучная и защищенная. В то время она была стыдлива и страшно боялась войти в наш круг. Я тогда поклялся, что заслужу ее любовь, а потом так получилось, что и она заслужила мою.
Маркиз склонил голову.
– Я буду любить тебя до скончания веков, Элизабет.
У Колина защипало в глазах. Он отвернулся и вытащил из кармана платок.
Маркиз тем временем уже взял себя в руки.
– Все, пора возвращаться.
Колин взглянул на отца.
– Спасибо, что вместе со мной помянул мать. Это важно.
Во второй половине того же дня Колину удалось уклониться от групповой прогулки, и, забрав Анджелину с собой, он отправился на конюшню. Поначалу они присмотрели для нее кобылку, но потом Колин объявил:
– Эти женские седла страшно опасны, так что поедем на моем Овене – сядешь передо мной.
– Тебе ведь известно, что я хорошо держусь в седле.
– Не смеши. Герцог убьет меня, если ты свалишься с лошади.
– Колин, нет!
– Да! Овен ждет.
Будто в подтверждение его слов, конь фыркнул.
Грум подсадил ее, несмотря на протесты.
– Успокойся, – сказал Колин. – Тебе понравится.
– Очень в этом сомневаюсь, – возразила Анджелина.
Колин пустил коня по дорожке.
– Зачем садиться на коня и тащиться как черепаха?
Он поцеловал ее в шею, но она возмутилась:
– А кто будет смотреть на дорогу? Мы же свалимся!
– Я этого не допущу. Прибавим ходу. – Колин не стал упоминать о том, что ее зад тесно прижался к его паху. – Так ты сможешь получить больше удовольствия… от вида окрестностей.
– Если бы мне захотелось насладиться видами, я отправилась бы пешком.
Он засмеялся:
– Расслабься.
– Что мне еще остается делать?
– Так-то лучше. – Ощущение от прикосновения ее мягких ягодиц было чертовски приятным.
– Ты что-то задумал? – поинтересовалась Анджелина.
– Ничего определенного.
– Не верю тебе.
– Еще пара минут.
Впереди показалась лужайка, скрытая от посторонних глаз толстым ветвистым дубом, хотя и облетевшим. Остановив коня, Колин соскочил на землю, а потом принял ее на руки, не забыв прижать к себе.
– Ты специально так сделал, – заметила она.
– Что именно? – спросил он, доставая из сумки скатанное в рулон покрывало.
– Если ты собираешься обтереть коня, это напрасная трата времени: он еще не успел вспотеть.
Словно соглашаясь, Овен фыркнул.
Колин взял ее за руку.
– Пойдем.
– Куда это? – резко бросила Анджелина.
Ему нравилось раздражать ее.
– Доверься мне.
– Ха!
Колин расстелил покрывало, усадил ее и опустился рядом сам.
– Почему-то мне кажется, что ты что-то замышляешь.
– Потому что ты умная.