И точно. Им и в самом деле не до тщательного обыска. Спешить надо – переворот, все-таки! Не сопротивляемся, уже хорошо. Станнер из-за пояса вырывают, руки за спиной сковывают. По груди руками прошлись, маленький складной нож из кармана вытащили.

А ножи на предплечьях пропустили…

Не все потеряно, значит. Ножи при мне остались, а одна пара наручников – не так уж и много.

Четверо солдат дальше по комнатам разбегаются – апартаменты у Фейнмана не маленькие, натуральный лабиринт, насквозь все комнаты не разглядеть. А офицер на нас со Стокером косится.

– Ох и жлобы же эти нейтральные… – бормочет с завистью.

Сами-то конфедералы не только желтокожие и узкоглазые, но и мелковатые. А мы со Стокером и по европейским меркам не так чтобы мелкие, да еще накачены как надувные шарики.

– Этим двоим на ноги тоже наручники, – командует.

Этого я и опасался…

Но теперь на рожон лезть поздно – руки-то уже скованы! А против восьмерых с винтовками… Может, они и мелкие – но в боевой броне. Нет. Не рискну. Хоть и не трус я – но не настолько дурной.

Сковывают солдаты нам со Стокером ноги. Раздает офицер приказы – и выметаются они из апартаментов. Переворот, все-таки! Не одних нас надо во избежание повязать. Сейчас в городе президенты всех городов Конфедерации. Да каждый с личной охраной… Это сколько чужаков и изменников! Работать и работать. Так что ребята дверьми погромче хлопнули и дальше понеслись.

Шестеро понеслись, и офицер с ними. А двое нас караулить остались.

Двое – не десяток, но тоже немало. Особенно когда эти двое в броне и с оружием, а на тебе две пары наручников…

И напряжены они ужасно. Хоть мы все, даже Анна, в наручниках, и на полу лежим – а ребята все равно винтовки не откладывают. Даже не опускают! Дулами нас по очереди обводят, словно мы вот-вот на них бросимся.

– Господа… – Фейнман вежливо начинает.

Но они только дулами дергают.

– Можно узнать, по какому… – Фейнман упрямо продолжает.

Солдаты мигом окрысились.

– Молчать! – в два голоса рявкают. – Лицом в пол!

И еще доходчивее дулами дергают. А кроме винтовок у ребят и станнеры к поясам подвешены. Знать бы еще, парализующие там иглы или боевые…

Я выбрал парализующие.

Если у них винтовки – то зачем бы им станнеры с боевым зарядом? Да и… если в их станнерах боевые иглы, у нас вообще никаких шансов.

Минут через десять солдаты малость расслабились.

Еще бы! Оба на Анну косятся…

Стокер мой взгляд ловит настойчиво. Нам бы пошептаться… Подползаю к нему тихонько, буквально по сантиметру.

– Нужно их довести, – шепчу. – Нарывайся!

Стокер только глазами хлопает.

– Наоборот! – шипит. – Надо усыпить их внимание…

– Нарывайся! – я его перебиваю. – Со скованными ногами много не сделаешь. Мне надо, чтобы хотя бы у одного в руках был станнер, а не винтовка!

Тут он понял. Про ножи мои в механических ножнах вспомнил, и все сообразил. И вовремя.

– Эй, вы, двое! – солдат рявкает. – Не разговаривать!

И по разным углам нас со Стокером растаскивают. И даже на пару оплеух не поскупились. Для доходчивости, наверно.

Но я только рад. Вот и повод, вот и затравка! Тут мы со Стокером и начали над солдатами издеваться.

Фейнман хмурится, Анна на меня умоляюще смотрит – чтобы я прекратил. Дымок от страха вообще глаза закрыл… Не понимают они, зачем мы со Стокером нарываемся.

А я Анне подмигиваю ободряюще – и опять в солдат шпильки втыкаю. Стокер не отстает.

Солдаты сначала терпели. Только скалились в ответ и по хорошему заткнуться предлагали. А затем начали отвечать. Им отвечать удобно – у них ведь не только языки развязаны, но и руки не скованы…

Через полчаса губы у меня и губы в кровь были разбиты, и левый глаз начал заплывать. Стокер тоже не лучше выглядит.

Но старания наши даром не пропали. Когда один солдат предложил нас из станнеров парализовать – я даже про боль забыл!

Очередной оплеухи я почти с радостью ждал.

А солдаты уже разошлись. Мутузят нас со Стокером от души. И душа у них щедрая оказалась… Хорошо, что кулаки не пудовые.

Но затрещина все равно вышла классная. Голова у меня так мотнулась, что кровавые брызги с губ до стены долетели, даже в ушах зашумело.

Но мне как раз это и было нужно.

Делаю я зверское лицо, ноги сгибаю, запястья к голеням прижимаю – и давай скрипеть! Теми наручниками, что на руках, о ту пару, что на ногах. А сам рычу и напрягаюсь весь, словно наручники порвать решил. И наручниками друг о друга скрежещу погромче – словно это они рвутся, не выдержав…

Мы со Стокером по сравнению с этими ребятами почти великаны, да и в самом деле не слабые… Конечно, наручники-то даже Стокеру не разорвать – на наручники всегда лучшую сталь пускают! Но у страха глаза велики. Струхнули солдаты. Один быстрее ко мне – проверить, уж не разорвал ли я наручники, в самом деле?

Подскакивает ко мне, за спину заглядывает.

А я ноги еще сильнее подтягиваю, и руки за них прячу так, чтобы наручники на них не видно было. Солдат матюгается и ко мне склоняется, чтобы мои руки вытащить и наручники проверить – и тут я его за руку хватаю.

Он даже опешил.

– Эй, ты чего… Ну, отпусти!

Но я держу, а самому ему просто так не вырваться – силы у него не те. Напарник его мигом окрысился, винтовку в левую руку перебрасывает – и за станнер.

Где-то за всем этим Анна кричит, Дымок тоже блажит…

Но я именно ради этого момента последние полчаса тумаки ловил.

Распрямляюсь – и своими ногами по ногам солдату, и на себя его за руку тащу. Он мне за спину валится. Матерится, вскакивает – но далеко от меня отскочить не может, я его за руку все еще держу.

Его напарник тоже ко мне подскакивает – собрался из станнера стрелять, да в товарища попасть не хочет. Вот и решил в упор…

Но я уже снова ноги к себе подтягиваю и на корточки перекатываюсь. Руку первого солдата отпускаю – и сразу же оба запястья напрягаю. Так, чтобы механические ножны среагировали.

Ножи мгновенно в ладони прыгнули. Идеально легли – не зря я их сколько часов под себя настраивал. А я уже поднимаюсь. Запястья выворачиваю, чтобы лезвия назад смотрели – и пружиной распрямляюсь.

Солдат сзади даже не закричал. Только треск ткани и того, что за ней. И мне на руки поток теплого…

Но думать об этом некогда. Потому что не только для этого я как пружина распрямляюсь. Второго тоже надо из строя вывести!

Он как раз подбежать ко мне успел и станнер приставить – и тут я ему головой в лицо и врезал.

Хрустнуло что-то, и он от меня как куль отлетел – а по моей голове словно обухом врезали. Перед глазами красным заволокло, удар до самых пяток отозвался. Уж не голова ли моя хрустнула…

Но больнее всего не это.

Успел он на курок нажать! Прямо в живот мне целую очередь из станнера всадил…

Мир мгновенно изменился.

Парализатор в игле не сразу действует. И чтобы человек за это время ничего не успел выкинуть, в иглы еще раздражитель болевых рецепторов добавляют. И какой качественный…

Ничего кроме боли не осталось.

Только где-то ее еще больше, сгустками… Это там, куда иглы попали.

И все сильнее и сильнее…

Очнулся я оттого, что кто-то меня по лицу гладит.

– Серж, милый… – Анна шепчет совсем близко.

Боли уже нет, но в голову словно ваты набили. И тела совсем не чувствую. Словно нет его.

Даже веки плохо слушаются, еле смог глаза открыть.

– Серж! – Анна радостно восклицает. – Ты очнулся!

И осторожными поцелуями меня осыпает.

– Это было очень больно? – в глаза заглядывает тревожно.

– Ну… неприятно…

Пытаюсь улыбнуться ободряюще – но чувствую, не очень-то у меня выходит. Тело как чужое.

– Ага, неприятно… – Стокер из ее плеча выглядывает. – Ну и горазд же ты орать, напарничек! Если бы не специальная звукоизоляция, сюда бы весь город сбежался!

А я даже не помню, что кричал. Только боль помню. Кроме нее ничего не было…