Эстрелла первой взлетела с края обрыва. Тихо обернулся и прокричал Эсперо:

– Товарищ, у тебя получится! Ты можешь это сделать!

Но слова были ни к чему. Образ маленькой лошадки искрился перед слепыми глазами старого жеребца. Он ощутил всю мощь своих ног, отталкиваясь от края и совершая невероятный прыжок через ущелье. За ним последовали остальные лошади. Эстрелла заметила в сумеречном небе первые вечерние звезды. Дикое ржание разнеслось по воздуху.

– Прыгайте к звездам!

Это был крик победы. Весь Первый Табун взмыл в воздух, и, когда они перелетали через ущелье, звезды словно заключили их в свои объятья.

Эль-Миэдо верхом на Пегасусе резко остановился, чувствуя, как растворяются в воздухе его мечты. Он вонзил шпоры в бока коня и ударял ими снова и снова, пока по ногам жеребца не потекла кровь. Тогда он начал осыпать его проклятьями.

– Ты тупое, глупое, трусливое животное! Ты ничем не лучше крестьянского мерина или мула! Глупый мул, вот ты кто! Ты меня предал!

Но все, о чем мог думать в этот момент Пегасус, – что Койот предал их. Он резко попятился, а потом припал на передние ноги и начал отчаянно брыкаться. Эль-Миэдо, продолжавший ругаться, знал, что ему во что бы то ни стало нужно удержаться в седле. Если он упадет, конь затопчет его до смерти. Эль-Миэдо решил, что убьет жеребца до того, как тот его сбросит. Он вынул толедский кинжал и уже хотел вонзить его в шею Пегасуса, но тут почувствовал, что теряет равновесие, и оказался на земле.

«Ну вот мне и конец», – подумал он и приготовился к удару тяжелого копыта по голове. Но, к его несказанному удивлению, Пегасус вдруг застыл на месте, не отрывая взгляда от противоположного края ущелья. Эль-Миэдо повернул голову, чтобы посмотреть, что там такое. Там, на самом краю, стояла красивая гнедая кобыла.

– Белла! – заржал Пегасус. – Белла!

Кобыла отвернулась и легким галопом поскакала прочь. Тогда Пегасус повернулся и пошел на Эль-Миэдо. Тот встал на колени и молитвенно сложил у груди руки.

– Пожалуйста…

Но Пегасус вскинул голову, отступил назад и, внезапно развернувшись, ускакал прочь.

Эль-Миэдо остался стоять на коленях. Вокруг постепенно сгущались сумерки. Он стоял и смотрел, как садится солнце, разливая вдоль горизонта свой последний свет, как желток кровавого яйца.

Койот забился поглубже в логово. Когда все пошло не так, он предпочел побыстрее скрыться. Он был в ярости. Ему хотелось больше никогда не иметь дела с людьми и лошадьми. Ему надоели чужие мечты. Он сделал свое дело, обложил табун, заманил лошадей к ущелью. Откуда он знал, что они рискнут прыгнуть? Он-то думал, что уже разобрался с лошадьми.

Но теперь эти существа вторглись на его новую территорию, и этот странный мальчишка воровал его добычу! Рябчиков и прочих гнездящихся на земле птиц, которыми он лакомился на протяжении холодной зимы. Его называли Извечной Злобой. Но в последнее время он часто думал о том, что это имя уже не совсем подходит ему, потому что он стал умен, слишком умен для того, чтобы позволить злобе помешать осуществлению его коварных замыслов. Знакомый звук вырвал койота из глубины ядовитых мыслей. Стук копыт. Он подобрался к выходу из своей норы и осторожно выглянул наружу.

На небе всходила огромная сияющая луна. Койот заморгал, увидев на фоне ее серебристого диска странный силуэт, в котором причудливым образом сочетались черты человека и животного. Больше всего это было похоже на какое-то двухголовое чудище, несущее на своей спине мальчика с копьем в руке. Койот снова моргнул. Головы отделились одна от другой, и теперь он смог разглядеть, что на самом деле это две лошади. Старый слепой жеребец и молодая кобылка.

Неважно, все равно они его не найдут, подумал он. Недавно прошел снег, и он сам замел свои следы хвостом. Он вознес хвалу богу койотов, за то что тот наградил его таким прекрасным пушистым хвостом. Он также сделал ложный след, использовав останки оленухи, которую загрыз несколько дней назад. Но все равно при виде лошадей в нем вскипела злоба. «Не злись, – уговаривал он себя. – Будь мудрее. Будь хитрее. Потому что ты такой – похититель снов, великий обманщик. Хитрец и ловкач, который любому может всучить свою ложь». Он окружил себя завесой обмана, чтобы они никогда не нашли его.

Эсперо остановился и растянул губы. Он уловил запах. Вначале они не хотели, чтобы Эсперо шел с ними. Но теперь стало понятно, почему он на этом настаивал. Как сказала Корасон: «Кажется, у этого жеребца глаза в носу!» Эсперо едва заметно кивнул головой и повел ушами в сторону маленького холмика. Снег казался нетронутым. На нем не было заметно никаких следов, только этот холмик – скорее всего, полностью укрытый снегом пень или куст. Они медленно двинулись в ту сторону, куда показал Эсперо. Вскоре они тоже уловили запах. Он был непривычным. «Олень – и все же не олень», подумала Эстрелла. Тихо склонился ниже, чтобы рассмотреть снег. Что-то здесь было не так. Казалось, что он не сам нападал сюда, а его насыпали или намели. На них налетел яростный порыв ветра, такой ледяной, что глаза у Тихо заслезились. Смахивая слезы, он задел пальцами шрам от клыков пумы на щеке и почувствовал жжение. Ему показалось странным, что шрам может гореть на таком холоде. Он поплотнее натянул на голову кроличий капюшон.

Койот не мог в это поверить. Из своего логова он слышал похрустывание снега под копытами. Лошади приближались. «Они идут! Идут сюда! Как они меня нашли?» Шерсть у него встала дыбом, и он начал петь про себя: «Я обманщик! Я обманщик!»

Лошади шарахнулись, когда Койот выскочил из дыры в земле прямо перед ними. Тот самый койот, который едва не привел их в руки жестоких людей! Они не ожидали такого прямого, отчаянного нападения от существа, известного своим коварством. Ночь огласило истошное тявканье. Койот был средоточием жестокости, мерзкой и бессмысленной жестокости. Он впился зубами в переднюю ногу Эсперо. Жеребец вскрикнул, и, оттолкнувшись мощными задними ногами, прянул в воздух. Койот не отцеплялся. Эсперо пытался стряхнуть его, но поскользнулся и через мгновение оказался лежащим на земле. Кровь окрасила снег. Эстрелла почувствовала, как Тихо соскользнул с ее спины – не упал, а спустился с определенной целью. Держа в одной руке кинжал, а в другой – копье, он обежал вокруг отчаянно бьющего ногами в воздухе жеребца, пытаясь найти удобное место для удара, чтобы случайно не задеть Эсперо. Но они неразрывно сцепились друг с другом на земле, извиваясь, как лепестки дьявольского цветка, окрашенного кровью. Хриплые отчаянные крики неслись в ночь по ветру, который стал дуть еще сильнее.

Эстрелла и Тихо понимали, что они не должны позволить Койоту добраться до шеи Эсперо и вонзить клыки в жизненно важную артерию. Внезапно они услышали сверху резкий высокий звук «шрииииии». В ночи зависло белое лицо, словно вторая луна, потом, сложив крылья, сова бросилась вниз. Койот испустил яростный вопль. Тихо и Эстрелла пораженно смотрели, как сова, схватив Койота в когти, снова взмыла вверх. Эсперо поднялся на ноги. Его раны оказались неглубокими.

Но даже вися в воздухе, Койот продолжал завывать. В ярком лунном свете птица со злобной собакой в когтях отбрасывали на снег синюю тень. Потом сова поднялась еще выше, над кронами деревьев, ветви которых шептали что-то на ветру. Тихо, Эстрелла и Эсперо задрали головы к небу. Вопли и тявканье Койота становились все слабее. Внезапно сова разжала когти и выпустила свою добычу. Он камнем понесся вниз, как желтая комета в ночи, и ударился о землю буквально в нескольких футах от мальчика и лошадей. Все кости у него были переломаны, но он еще хватал пастью воздух.

Они подошли и склонились над ним. Из последних сил Койот пытался что-то сказать:

– Меня перехитрили…

Это оказались его последние слова. Тихо достал кинжал и вонзил его в сердце Койота. Его глаза остекленели. Но даже под пленкой смерти в них проблескивали остатки страшной злобы.