Так пала партия Жиронды, партия, блиставшая яркими талантами и возвышенными идеями, партия, делавшая честь нарождавшейся республике своим отвращением к крови, ненавистью к преступлениям и анархии и любовью к порядку, справедливости и свободе, партия, невыгодно, к сожалению, очутившаяся между средним и низшим классами, из которых последний она не желала допустить до самовластия и главенства. Осужденная на бездействие, эта партия должна была потерпеть поражение и могла только прославить его смелой борьбой и славной смертью. В эту минуту нетрудно было предвидеть верный ее конец; она была оттеснена отовсюду: из Клуба якобинцев — нашествием в него монтаньяров, из Парижской коммуны — удалением Петиона, из министерства — выходом в отставку Ролана и его коллег, из армии — изменой Дюмурье. Партии оставалось одно поле деятельности — Конвент; здесь она старалась укрепиться, здесь она вела борьбу и пала. Враги действовали против нее при помощи заговоров и восстаний. Заговоры заставили создать Комиссию двенадцати, которая на время дала как будто бы перевес Жиронде, но в конце концов только еще больше ожесточила ее противников. Они привели в движение народ и сначала отняли у жирондистов всю их власть, упразднив эту комиссию, а затем лишили их всякой политической жизни, арестовав вождей.

Никто не предугадал следствия этого печального события. Дантонисты полагали, что наступил конец вражде партий, а между тем начиналась гражданская война. Умеренная часть Комитета общественного спасения полагала, что Конвент снова приобретет прежнюю власть и значение, а он остался порабощенным. Коммуна надеялась, что 31 мая даст ей полную власть, а она перешла к Робеспьеру и к некоторым лицам, тесно с ним связанным, крайней демократии. Наконец, побежденные, т. е. враждебные, партии увеличились еще одной, и, как после 11 августа против конституционалистов была учреждена республика, так после 31 мая против умеренных республиканцев был выдвинут террор.

Восстание департаментов против 31 мая; продолжающиеся неудачи на границах; успехи вандейцев. — Монтаньяры издают Конституцию 1793 г. и тотчас же отсрочивают ее введение, чтобы поддержать и усилить революционное правительство. — Всенародное ополчение; закон о подозрительных. — Победа монтаньяров внутри страны и на границах. — Казнь королевы, двадцати двух жирондистов и т. д. — Комитет общественного спасения, его могущество; его члены — Республиканский календарь — Победители 23 мая разделяются. — Ультрареволюционная партия Парижской коммуны, или эбертисты, отменяют католицизм и устанавливают поклонение Разуму; ее борьба с Комитетом общественного спасения, ее поражение. — Умеренная фракция Горы, или дантонисты, желают уничтожить революционную диктатуру и учредить законное правительство; ее падение. — Комитет общественного спасения один одерживает победу.

Можно было предугадать, что жирондисты не помирятся со своим поражением и 31 мая будет сигналом восстания департаментов против Горы и парижского городского управления. Им оставалось еще сделать эту последнюю попытку, и они сделали ее. Но и в этой решительной мере замечался тот же недостаток согласия, вследствие которого они уже потерпели поражение в Собрании. Сомнительно однако, чтобы жирондисты могли восторжествовать, даже сделавшись единодушными, и особенно чтобы они при победе могли спасти революцию. Как могли они добиться справедливыми законами того, чего добились монтаньяры насильственными мерами? Как могли они победить иностранных врагов без фанатизма, обуздать партии, не наводя ужаса, накормить толпу без максимума^[37] и содержать армию без реквизиций? Если бы значение 31 мая было совсем противоположным, то и тогда неизбежно должно было произойти все, что позже случилось, т. е. замедление революционной деятельности, усиленные нападения Европы, вторичное вооружение всех партий, дни прериаля — без возможности обуздать толпу, дни вандемьера — без возможности противостоять роялистам, вторжение коалиции и, сообразно с политикой того времени, раздробление Франции. Республика не была тогда еще достаточно сильна, чтобы вынести столько нападений, как это ей удалось после реакции термидора.

Как бы то ни было, жирондисты, которым следовало или всем вместе оставаться в Париже, или вместе же идти бороться в провинцию, не сделали ничего подобного, и после 2 июня все умеренные члены этой партии оказались под арестом, а остальные бежали. В числе первых были Верньо, Жансонне, Дюко, Фонфред и др., в числе вторых Петион, Барбару, Гаде, Луве, Бюзо, Ланжюине. Они все отправились в Евре, в департамент Эры, где Бюзо имел влияние, а оттуда в Кан, в департамент Кальвадос. Этот город они сделали центром восстания. Бретань поспешила принять в нем участие. Мятежники под именем соединенного собрания департаментов в Кане собрали армию, назначили главнокомандующим генерала Вимпфена, арестовали монтаньяров, Ромма и Приёра, депутатов Марна, комиссаров Конвента, и решили двинуться на Париж. В это самое время молодая, прекрасная и смелая девушка Шарлотта Корде отправилась из Кана в Париж, чтобы наказать главного виновника 31 мая и 2 июня Марата. Она надеялась, пожертвовав собой, спасти республику. Но тирания держалась не на одном человеке, а на целой партии и на насильственном состоянии республики. Шарлотта Корде, исполнив свое великодушное, но и бесполезное намерение, умерла с невозмугимым спокойствием и скромным мужеством, удовлетворенная сознанием, что хорошо поступила^{2}. Однако убитый Марат сделался для толпы еще большим предметом восхищения, чем был при жизни. О нем говорили на народных собраниях, его бюст был поставлен в залах заседаний политических обществ, и Конвент должен был согласиться почтить его погребением в Пантеоне.

В это время восстал Лион; Марсель и Бордо также взялись за оружие; более шестидесяти департаментов присоединились к восстанию. Это повело за собой вступление в борьбу всех партий, и во многих местах роялисты захватили руководство движением, поднятым жирондистами. В особенности старались роялисты овладеть восстанием в Лионе, чтобы сделать этот город центром своих действий на юге. Лион был сильно привязан к старому порядку вещей. Его ставили в зависимость от высших классов производство шелка и золотого и серебряного шитья, а также вообще торговля предметами роскоши. Лион рано или поздно должен был объявить себя врагом социальной перемены, нарушавшей старые отношения и унижавшей дворянство и духовенство, ибо она разоряла его фабрики. Уже в 1790 г. во время Учредительного собрания, при содействии принцев, эмигрировавших к туринскому двору, Лион пытался восстать. Эти попытки, руководимые дворянами и священниками, были подавлены, но дух города оставался все тем же. Здесь, как и везде после 10 августа, толпа хотела при помощи революции установить свое владычество. Шалье, фанатический подражатель Марата, был во главе якобинцев, санкюлотов и городского управления в Лионе. Его дерзость возросла после сентябрьских убийств и 21 января. Борьба, однако, между низшим, республиканским, классом и средним, роялистским, оставалась сначала нерешенной; низший класс властвовал в центральном городском управлении, роялисты в секциях. К концу мая распри усилились, и произошла стычка, выигранная секциями. Ратуша была осаждена и взята приступом. Шалье бежал, был схвачен и спустя некоторое время казнен. Горожане, не смея свергнуть с себя рабство Конвента, извинялись перед ним, говоря, что якобинцы и городские власти сами принудили их к борьбе. Конвент имел спасение единственно в смелости и, уступая, сам готовил свою гибель, но он не понял этого. Тут подоспели июньские события. Пришло известие о восстании в Кальвадосе, и ободренные лионцы не побоялись уже открыто поднять знамя мятежа. Они привели свой город в оборонительное положение; возвели укрепления, образовали армию в двадцать тысяч человек, приняли эмигрантов в войска, назначили начальниками над ними роялистов Преси и маркиза Вирьё и стали действовать совместно с королем сардинским.