— Я не могу вернуться к тебе, Мартин. Я уже умерла для тебя.

Мартин снова начал бороться с полями, стараясь внешне это никак не обнаружить.

— Нам необходимо все хорошенько обдумать, — Мартин оглянулся на Мать Войны, выражение его лица напоминало то, что появляется у ребенка, которого постигло разочарование, — неужели ничего нельзя сделать?

— Она испытывает страдания и долго не продержится, — сказала мать Войны.

— Какая же я эгоистка, — прошептала Тереза. — Я ведь только сделала тебе хуже тем, что…

— Нет, нет, я рад, что ты осталась, — он понял без слов, что она хотела сказать. Он придвинулся, стараясь оказаться, как можно ближе к ее изображению. — Я… Я хочу тебе кое-что сказать. Я хочу рассказать тебе о нашем новом доме, — Он приложил неимоверное усилие, чтобы на его лице появилось интригующее и веселое выражение, — Он будет далеко отсюда и будет таким прекрасным, Тереза. Мы выполним нашу Работу и отправимся туда, в наш дом. И я клянусь, мы заживем прекрасной жизнью.

И я надену свой костюм. Все Потерянные Мальчики будут носить костюмы, непохожие на наши теперешние комбинзоны. Мы выйдем на планету и устроим свадьбу в нашем новом доме. Но мы не забудем никого, и они всегда будут с нами, мы заведем огород, будем делать вино и детей, и мы… О, боже, какой это будет такой праздник, Тереза.

Ее лицо расслабилась.

— Да, я очень хорошо это себе представляю, — тихо проговорила она.

— Ты будешь всегда со мной, дорогая.

— Да, мой любимый.

— Мы обязательно сделаем это, — прошептал Мартин. Он не находил нужных слов.

— Мартин, «Черепаха» сообщила мне, что все уже готово. Мне хотелось бы уйти именно сейчас. Я хочу помочь тебе получить новый дом. Могу я сделать это, любовь моя?

Мартин не мог выговорить ни слова. Он бился в поле, как пойманная сачком муха — жужжали медики — производители.

— Прощай, — Тереза послала ему воздушный поцелуй и изменила ориентацию своего бомбардировщика.

Мартин затряс головой, происходящее казалось ему кошмарным сном.

Он хотел, чтобы она жила, как можно дольше, но понимал, что слова тут бессильны. Он хотел кричать, но не мог.

Мартин закрыл глаза и отвернулся. но он не смог держать их закрытыми, он хотел видеть, чувствовать, различить толчок, чтобы уловить мгновение и понять, что Тереза стала чем-то простым и абсурдным, как ускорение.

Он прошептал ее имя. Она могла его услышать.

Бомбардировщик Терезы устойчиво висел в воздухе, когда появились пули из материи. Вокруг мерцали звезды — мирные, вечные. Корона Полыни сверкала по ту сторону темного покореженного хвоста «Черепахи».

Пули приближались.

Амбиплазма расцвела ярче, чем Полынь. Взрыв, ознаменовавший встречу несовместимого — материи и антиматерии, поглотил бомбардировщик Терезы. Бескомпромиссно, полностью, она растворилась в свете, заигравшем на фоне космической темноты всеми цветами радуги.

Корпус корабля запел на высокой ноте, лаская слух, как тремола флейты.

Крик Мартина прозвучал в унисон.

«Черепаха» медленно двигалась между мирами, дети игнорировали и Небучадназар, и Рамзес, и Герод. Тишина этих мрачных бесплодных миров провозглашала поражение.

Пока корабль ремонтировался, пока дети выздоравливали, Мартин неустанно думал об убийцах, об ловушке, — беспристрастно и почти абстрактно.

Все было сделано так же, как когда-то на Земле. Заманивание, проверка, разрушение.

Он уснул под суету медиков — производителей, заканчивающих свою работу.

В этот раз к нему пришел Вильям.

— Ты думал обо мне, правда?

— Я верил, что ты придешь.

— Я рад этому, Мартин. Я был уверен, что ты меня не забудешь.

Но он не мог думать о Терезе.

Да, Мартин хотел отомстить, но он не ощущал сверхгорения ненависти.

Борьба с этими монстрами отняла у него слишком многое.

Враг, хитростью превосходящий Благодетелей, искалечил детей, просто отмахнувшись от них, как от случайной мухи. Уцелевшие были оставлены умирать в истощенном пространстве.

Десятки миллиардов километров отсюда «Заяц» падал вниз, устремляясь к яркому пятну.

Во врачующем поле Мартин постепенно пришел в порядок и с помощью «ноуча» установил связь с Гансом. Тот скрывал свои эмоции, в то время как у Мартина не было необходимости этого делать — его голос был естественно безэмоциональным. После разговора Мартин ввел детей в состояние длительного забытья. Ни снов, только холод и мрак.

«Черепаха» поднималась из колодца Полыни, чтобы встретиться со своим братом.

Это не было ни окончательным поражением, ни полным освобождением.

И мира тоже не было.

Десять лет в холоде, следуя друг за другом, как по поверхности отмели: «Черепаха» и «Заяц»… Пройдя через поражение, делая выводы, сохраняя ресурсы. Десять лет мало что значат в вековой войне.

Пока находящиеся на борту спали, корабли воссоединились и образовали новый «Спутник Зари» — в половину прежней длины. Теперь он состоял только из двух домов-шаров, соединенных короткой перемычкой. Сохранились прежные уголки, но не было домашних животных и личных вещей.

Учебная комната и столовая остались. Следов разрушения не было заметно, но запасы горючего, сконцентрированного вокруг перемычки, значительно уменьшились.

Мартин проснулся через месяц после воссоединения. Момы хотели с ним посоветоваться. Он парил, укутанный полями теплого воздуха, продвигаясь сквозь холодные, пустующие комнаты, отмечая и одобряя изменения. Он не знал причину, по которой его разбудили. Возможно, момов интересовало, как изменилась психология подопечных после встречи лицом к лицу с поражением и смертью, и именно его они избрали для индивидуального наблюдения. Если так, то роботы выбрали не самый подходящий объект, они наткнутся на его немногословность.

Мартин не испытывал неприятных ощущений от длительного сна. Он подумал о том, что предпочитает сон годам бодрствания — короткое безмолвное угасание среди ярких жизней звезд.

Частично это объяснялось воздействием сна в холоде. Они все проснутся со свежестью в мозгах, притупленными эмоциями и немедленно должны будут приступить к работе. Мартин тревожно задергался, со страхом, но вместе с тем и злостью, стараясь понять, является ли его состояние болезнью. Какие психологические нарушения получил его организм? Мартин не мог этого знать, к тому же, не было времени для переживаний и самоанализа.

Ни на каком из момов не сохранилась пометка. То ли остатки краски совершенно отслоились за десятилетие, то ли Мать Войны, так же, как и Мартин погрузилась в глубокий сон.

Он закончил осмотр корабля только через пять часов. Мом провел его в комнату, где находились уже и другие члены команды.

— Пришло время разбудить вас всех, — сказал робот. — Финальное торможение начнется, когда вы придете в себя. Через две десятидневки мы подойдем к внутренним мирам уже вплотную.

— Хорошо, давайте продолжим, — Мартин старался произнести эти слова как можно весомее и спокойнее.

Он прислушивался к шуму ветра, усиливавшемуся по мере того, как корабль заполнялся теплом и увеличивалось атмосферное давление. Мартин ощутил вернувшуюся тяжесть тела и впервые за десять лет встал на ноги.

Остальные появлялись группами человек по пять. Момы проводили медицинский осмотр, затем члены команды мылись и не спеша подтягивались в учебную комнату.

Голыми ногами они ощущали холодный пол корабля.

Мартин ждал, когда все соберутся. Он был в смятении, он вспоминал кошек и попугаев, которые никогда не вернутся к ним — на «Спутнике Зари» не осталось резервов на дополниттельные расходы. Мартин не знал, как на эту потерю отреагирует команда. Единственное, что он знал, — это то, что им придется пережить и большее горе.

Ему трудно было заставить себя выступить перед людьми — рассказать им, что случилось, пережить все заново. Эмоции отсутствовали, не было сил руководить, но осталось чувство долга. И он стал говорить — о том, с чего, как ему казалось, следует начать, и как закончить Работу — которую, он не сомневался, непременно надо выполнить.