— Андреич?! Ты?!!

— Я, Олег, я. Домой то пустишь?

Пяток бойцов подкрепления, засевших за стенами рядом с маленьким гарнизоном Горловой, радостно заорал приветствия, но с места никто не сдвинулся. Маленькие ручные арбалеты всё так же смотрели на лодку и её экипаж.

— Андреич, погоди.

Голос Степанова был ликующим и извиняющимся одновременно.

— Погоди, шеф.

Из узкой двери выскочил сам майор и с ним ещё один боец. Выудив из-за боковой стены пластмассовую лодочку, они сбросили её на воду и живо погребли к «Беде».

«А дверь то за ними сразу заперли…»

Уважение Вани к своему заму по безопасности сразу прыгнуло на две ступеньки — оставшиеся в укреплении бойцы головы свои не светили и больше радостно не орали, а молча ждали итогов «инспекции».

Олег ловко запрыгнул на палубу «Беды», а боец, оставшийся в лодочке, быстро отвалил метров на десять в сторону и навёл свой арбалет на громадную Мишкину фигуру.

Франц прошептал одним уголком губ.

— Шеф. Стой. Не двигайся.

Маляренко замер и с интересом стал наблюдать за Степановым. Тот коротко улыбнулся, кивнул и оглядел всех присутствующих на палубе, особо зацепившись взглядом на плащах и капюшонах женщин. Потом майор выудил из ножен тесак, сунул свой нос в рубку и, никого там не обнаружив, нырнул в трюм.

— Андреич!

Из люка торчала голова Степанова. С улыбкой от уха до уха.

— Нашёлся, чертяка! Живой!

Служивый выскочил на палубу и сделал замысловатую отмашку рукой. Народ в крепости заорал и повыскакивал со своих мест, а Степанов в два прыжка подскочил к боссу и облапил его своими ручищами.

— Ванька! Как я рад!

Маляренко улыбнулся. Перед глазами снова запорхали зелёные и розовые мухи. Крепясь из последних сил, чтобы не закричать от боли, он едва смог выдохнуть.

— Олег. Рёбра.

Его женщины ждали на пирсе. Увидев мужа, обе зарыдали и без сил упали на дощатую поверхность причала. Между ними ужом пролез Бим и, с сумасшедшей скоростью виляя обрубком хвоста, заорал своё собачье приветствие, повизгивая от счастья.

Это послужило сигналом к действию. Относительная тишина взорвалась криками, плачем и приветствиями. Народ обнимался и прыгал от радости. Краем сознания Иван, стоявший на носу подруливавшей малым ходом к причалу «Беде», успел подивиться такой реакции ОСТАЛЬНЫХ, но, в основном, всё его внимание было приковано к пирсу.

Маляренко перешагнул через фальшборт. Подошёл к своей семье, сквозь слёзы глядящей на него снизу вверх. Сел рядом. Прижал их к себе. И, зарывшись носом в их перепутанные волосы, тоже заплакал.

Горячий шершавый язык пса с бешеной скоростью вылизывал ему ухо.

«Я дома».

Ване это не нравилось, но поделать он ничего не мог. Док уложил его в кровать, как минимум, на неделю, велев женщинам поить его бульоном «от пуза». Жёны вдоволь нарыдались над его избитым телом и устроили истерику над свежей повязкой на руке. Тане снова стало плохо, а Маша вытряхнула из него всю душу, напоследок заявив, что если «ещё хоть раз ты куда-нибудь, то я сама тебя убью!». Ванина голова болталась по подушке из стороны в сторону. Было больно, но приятно.

«Любит. Она меня любит»

— Манюня.

Синие глаза резко распахнулись. Женщина замерла. Руки сами собой выпустили воротник рубашки любимого. Маша почувствовала, что тонет. Прямо сейчас тонет в этих бездонных синих глазах.

— Что, любимый?

Он ничего не ответил. Только улыбнулся своими потрескавшимися губами.

Маша вытерла слезу, слезла с мужа и пошла к двери.

— Папа, посмотри, кто здесь к тебе в гости пришёл!

Выползти из дома на свежий воздух получилось только через две недели. Снова резко ухудшилось здоровье. Болело всё. И, непонятно почему, поднялась сильная температура. Док хмурился, хмыкал и ничего конкретного не говорил, а затем нехотя, сквозь зубы, признал.

— А чего вы хотите? Он же не железный. Его организм изношен. Он устал.

Врач отвернулся.

— Сильно устал.

На веранде было хорошо. Ваня полулежал на любимом топчане и потягивал ледяной морс с колотым льдом через соломинку.

«Курорт!»

Рядом сидела Маша, возле ног, изображая дохлую собаку, дрых Бим. Вокруг, на лавках и табуретах расположились все остальные. Олег, только что вернувшийся из Керчи и приволокший на буксире новую лодку, Стас, дядя Гера, Док. Вся остальная верхушка Севастополя и Юрьево.

Маляренко не торопясь, обстоятельно рассказывал свою историю, правда, при этом опустив ненужные подробности. О пытке. О Насте. О дележе власти в Новограде.

— А потом вы знаете. Привёз я… кстати, — Ваня повернулся к Маше, — как там Миша?

Даже после возвращения мужа всеми делами по-прежнему рулила Мария Сергеевна. По своему собственному разумению и не слушая ничьих советов. Но насчёт этого здоровяка и его странных спутниц муж, в самый первый день, успел ей шепнуть. А просьба мужа для Марии Сергеевны была законом.

— Всё, как и велел — сделали. Олег.

Майор поднялся.

— В мой старый дом их поселил. Канадцев к чертям выгнал. Мишка на канале пашет, с Вилом, а к женщинам — ни-ни. Со всеми поговорил. Лично. Никто к ним не подходит и с вопросами не лезет. Да и я лично присматриваю.

Ваня благодарно кивнул. Степанов всё правильно понял. Эти люди были нужны ему лично и майор решил бдить сам. Не сваливая это дело на подчинённых.

«Молодец. Соображает»

— Хорошо. А что там с каналом?

— Расширить и углубить его решили. Мало ли. Чтобы потом локти не кусать. Ширина будет пять метров, глубина два — два с половиной. Вал ещё на метр поднимем.

Иван кивнул. То, что он успел увидеть, его сильно порадовало. Из Бахчисарая и с хуторов пришло человек пятнадцать строителей. Оттуда же шёл не очень густой но постоянный поток стройматериалов, а из Юрьево везли продукты.

Семёныч с Олегом укрепляли порт. Кроме работ на канале была закончена Горловая ГЭС и укрепление, а форт на косе вместо плетня обзавёлся каменной стеной. Как они поставили каменную стену на ПЕСЧАНУЮ косу, Иван не понимал. Но факт, есть факт — стена стояла. И, судя по всему, очень прочно.

Маляренко посмотрел на Герда. Бельгиец нифига не понимал, о чём тут толкуют и сидел с отсутствующим видом, постоянно пялясь на затон. Рядом с «Бедой» покачивалась на волнах «Хрень».

Это слово, при ремонте угнанной лодки, корабел повторял так часто, что по-другому её уже не называли. Швы на ней проконопатили, промазали маслом и кое-как обсмолили. Лодка дошла до Севастополя, но воду всё равно фильтровала, и её новому экипажу тоже пришлось поработать ведром.

— Герд.

Бельгиец вздрогнул и «вернулся». Тут же оживился Франц.

— Как новая лодка?

— Хрень.

Тут в дело вступил переводчик.

— Только рыбу у берега ловить. Да и то. Я бы её разобрал. Кое-что может пригодиться.

— Выяснили, почему вибрация от движка шла?

— Да. Криво установили. А сам двигатель в порядке.

Это была новость на миллион долларов. Иван аж зажмурился от удовольствия. Сама мысль о том, что его ласточку, его «Беду» придётся раскомплектовать, была как серпом по одному месту.

— Хорошо. На яхту будем ставить этот Стерлинг. Ясно?

Бельгиец кивнул и попробовал снова выпасть из реальности в созерцательное состояние. Но не свезло.

Маляренко, кряхтя, поднялся и объявил, что митинг закончен.

— Игорёха, помоги. Франц — ты с нами. Герд! Ау! Герд! Показывай…

Корпус яхты, стоявший на стапеле, Ваня издали уже видел, когда шёл по затону к пирсу. Но издалека это одно, а когда стоишь рядом…

— Ого-го! Ничего себе.

Маляренко и не предполагал, что она будет НАСТОЛЬКО большой. Шестнадцатиметровый корпус продолжал трёхметровый бушприт. Мачты ещё не было. А над палубой торчала недостроенная рубка.