— Командир! Он очнулся!
Ближайший гребец с интересом посмотрел на пассажира, а потом неожиданно приятельски подмигнул.
Дядя Костя с допросами и новыми побоями торопиться не стал. Он кликнул ребят и четверо накачанных пареньков аккуратно перенесли страдальца в трюм, уложив Ваню на весьма приличный топчан. Места в этом трюме было куда как больше чем на «Беде». Маляренко ковырнул пальцем пустое гнездо для крепления Стерлинга и хмыкнул. Стало ясно почему эти ухари не погнались за «Бедой», шедшей на прорыв из бухты.
— А движок где?
На точно таком же топчане, стоявшем у другого борта, сидел батюшка. Он отложил перо, размял пальцы, посмотрел на Константина и предложил тому присесть рядом. Вопрос Ивана они оба проигнорировали.
— Лёня… приведи… пусть…
Видимо некий Лёня понимал всё с полуслова, потому что в темноте трюма что-то скрипнуло и перед Иваном появилась женщина. С тазиком воды и кучей чистых тряпочек. Вид у неё был… дикий и сумасшедший. Конвоир отвесил женщине подзатыльник и показал на Ваню, мол, давай — работай.
«Ай! Ой! Уй-уй-уй! Нос, наверное, сломали. Сволочи»
«Ай-яй-яй! А с глазом что? Ай! Аккуратней!»
«Ухххх… Ойййй… Бляяяяя»
Растрёпанная женщина с потухшими глазами закончила отмывать и перевязывать Маляренко и исчезла в темноте вместе со своим конвоиром. В ярко освещённом кубрике, под открытым люком остались только дядя Костя, батюшка и сам Иван.
Начал снова поп.
— Перекрестись!
— А?
Маляренко, признаться, растерялся.
— Креста на тебе нет!
Глаза у попа не горели фанатизмом, но вид у него был весьма решительный.
— Крещён? Почему крест не носишь? Перекрестись!
Ваня завис.
— Нихт ферштейн.
— Не шути так. Не надо. — Константин Сергеевич был очень серьёзен. — Это не повод для шуток. Рассказывай. Всё рассказывай. О себе. Кто ты и что ты.
Ваня с трудом привёл себя в вертикальное положение, сел на топчане и покрепче упёршись ногами в пол, кивнул.
— Хорошо. Не буду. Иван.
Маляренко протянул свою левую руку. Глаза капитана одобрительно блеснули, и он, в ответ, протянул свою руку. Пленник ему понравился — этот мужчина НЕ БОЯЛСЯ. Он вёл себя абсолютно естественно.
— Константин.
Поп злобно зыркнул на капитана, но тоже протянул свою руку.
— Отцом Илиёй меня называй. Сын мой.
«Ого! Как излагает то! А ладонь то…»
Ладонь святого отца была жёсткой и невероятно сильной. С рыхлым и бледным лицом эта рука никак не вязалась.
— Так вот… э… отец Илия. Не крещён я. И в Бога не верую. Атеист. Это ответ на ваш вопрос. Теперь Вы, Константин Сергеевич…
— Подслушал?
— Подслушал, конечно. Так вот, Константин Сергеевич, вы, видимо, как-то обознались. Я не этот… разрушитель. И не Сатана, если уж на то пошло, я…
«А какого лешего я вообще тут распинаюсь и оправдываюсь?»
— … я понять хочу. Вы разбойники и пираты, да? В смысле просто преступные элементы? Я не понимаю ваших мотивов. Вот просто так — взять да напасть. Это как называется, а? Вы вообще — кто такие?
Капитан лодки и священник ошарашено переглянулись. Такие наезды для них явно были в новинку. Потом поп тихо кивнул — давай, мол.
— Сначала ты.
— Вы.
— Хорошо, вы.
— Иван Андреевич Маляренко. Купец. Шёл на арендованной мною лодке с товаром за оливковым маслом. Что ещё вас интересует?
Козлиная бородка отца Илии задралась вверх. Глаза прищурились.
— Врёт.
«Бля!»
— Вру.
Маляренко как смог улыбнулся.
— А больше я вам ничего не скажу. Фашисты проклятые!
И показал, обалдевшему от такого обращения попу, язык.
Лодка Кости и Ко Ване не понравилась. Да, такая же, как и у него, но вот сохранность этого аппарата была довольно скверная. Видимо все тысячу триста лет кораблик хранился не в идеальных условиях. Многие доски палубы были заменены на светлую, коряво обработанную древесину. Да и подогнаны они были кое-как — щели были одна на одной. Фальшборт по правой стороне был сделан заново. Из всё той же светлой древесины. Да и двигателя на лодке не было. Зато паруса были самыми настоящими. Косыми и громадных размеров. Правильными они были — именно о таких Герд и говорил. Когда трюмный Лёня вытолкал Ивана своим ходом на палубу, Маляренко умудрился внаглую подойти к мачте и пощупать парусину. Гребцы искоса посмотрели на такую самодеятельность пленника, но промолчали. Раз не связан — значит так надо. Из люка вслед Ивану высунулась голова капитана.
— Иди на нос. Там спать будешь.
«Буду. Куда я денусь… Мдааа. А парусина то самодельная! У этих ребят, что? Ткацкие станки есть?»
— Что думаешь, батюшка?
— Думаю, отцу Петру его показать надо. Чувствую я… тьма за ним.
Константин Сергеевич похолодел. При всех своих внешних недостатках и внутренней склонности к излишней жестокости и садизму, отец Илия действительно был великим психологом и читал людей, как открытую книгу. Он и его, капитана, тоже читал.
— Знаю, что понравился он тебе, Константин Сергеевич. Но… не верь. Не верь ему. Я не уверен, что именно он Разрушитель, но что-то за ним идёт. Точно. Не верь ему.
Священник перешёл на шёпот, и у капитана зашевелились на голове волосы. Действительно, за все годы, что он знал отца Илию, тот ещё ни разу ни в ком не ошибся.
— Впрочем, — голос батюшки снова стал вполне обыденным, — пообщайся с ним, если хочешь. Потом уже не получится…
То, что этого… Ивана в любом случае ждёт пытка и яма, капитан понимал и сам.
— Хорошо. Я поговорю с ним. Неофициально.
Когда вся команда во главе с капитаном и батюшкой собралась за ужином, тогда Иван и смог оценить в полной мере этих людей. Маляренко не видел, как они воевали, но если они это делали так же быстро и слажено, как ужинали то…
«Мда. Мои раздолбаи так не смогут»
По короткому свистку, раздавшемуся из рубки, полуголые гребцы моментально сложили и упаковали вёсла, не забыв их обтереть от воды и (оп-ля! Ловкость рук и никакого мошенничества!) споро раздербанили передаланную рубку.
Бац! И посреди палубы, над люком, ведущим в трюм, возник капитальный обеденный стол, способный вместить всех налётчиков. Пока четыре матроса таскали и расставляли лавки, остальные шумной гурьбой принялись что-то чистить и резать стоя вокруг стола. Зазвучал смех и немудрёные шутки и подначки. Об убитых неграх и погибшем товарище никто, кажется, и не вспоминал. Затем из трюма с огромным котлом выбрался тот самый Лёня и водрузил его в центр стола. Последними к ужину поднялись священник и капитан.
Маляренко отвернулся, разбитый нос не чувствовал запахов, но глаз-то видит! В животе заурчало и Ваня принялся изучать виды моря, облака и закатное солнце. Его к столу никто так и не пригласил.
«А вот интересно. Сейчас же вечер, так? Значит…»
Нестройный хор мужских голосов сбил с мысли. Экипаж, под руководством попа, хором читал молитву.
«… ииии?»
— Аминь!
«Аминь! Значит запад там. Весь день мы шли на юг. Тогда почему берег у нас сейчас не слева?»
Действительно, тонкая гористая полоска берега БЫЛА СПРАВА.
«Это что же получается, мы не в Чёрном море, а в Азовском? Гады, да не стучите так ложками! Да-да, Лёшка, и от меня тебе светлая… тьфу! Да пошёл ты! Обойдёшься скотина»
Маляренко изо всех сил напряг память, вспоминая кусок атласа, посвящённый южной части моря. Никаких гор вокруг Азовского моря, кроме тех, что были в Крыму, по идее, вроде как не должно было быть.
«Это отроги Кавказа получаются, так? Это что же значит…»
Маляренко так увлёкся разглядыванием далёких гор, что не услышал как сзади к нему подошёл Константин.
«А если уровень моря поднялся, то значит, мы идём над затопленной частью Кубани»
Ваня закряхтел, с трудом добрался до фальшборта и уставился в прозрачную морскую пучину. Точно. Песчаное дно, хоть и с трудом, но просматривалось совершенно отчётливо.
