Чужаки, приплывшие прошлым летом, и забравшие господина и его друга с семьёй, вскоре вернулись и предложили торговать. Тогда Маду и Абдулло организовали добычу масла. Чужаки платили щедро. Железные лопаты, топоры, ножи. Даже стальные рыболовные крючки. Бизнес был выгодным — делать почти ничего не надо было. Со сбором оливок прекрасно справлялись женщины. Они же приносили тяжёлые корзины на берег, где на маслопрессе работал лично сам Маду. Торговля успешно шла, в общине, наконец, появился железный котёл и планы на будущее производители масла строили самые радужные, но осенью, несмотря на договорённость, торговцы не пришли.

Маду ходил по пляжу в ожидании гостей целых три недели, а потом начался шторм и старый Абдулло понял, что раньше следующей весны ждать их бесполезно. О чём он и сообщил Маду.

Сначала предводитель опечалился, а затем велел убрать приготовленную бочку с маслом под навес и сообщил всем жителям, что «весной наши белые братья точно вернутся». И, может даже, вместе с господином Фариком.

И они вернулись.

Весной. Как и обещал Маду.

— Господин Маду! Господин Маду!

Маленький голый мальчишка во весь дух нёсся по посёлку, громко крича.

— Лодка, господин. Чёрная лодка снова пришла!

Сонное поселение разом проснулось. Изо всех хижин высыпали мужчины, женщины и дети. Все дружно поспешили к пляжу, чтобы встретить желанных гостей. Абдулло тоже хотел побежать вместе со всеми, но он был уже стар, да и глаза из-за постоянного нагноения стали видеть совсем плохо, поэтому он решил никуда не спешить.

— Стой, женщина!

Анжела, последняя из жён господина остававшаяся в его доме, хотела было выскочить на улицу, но была остановлена стариком.

— А если это господин вернулся? Принарядись!

Видел Абду действительно неважно, но то, что на девушке лишь старая травяная юбка он рассмотреть успел. Чернокожая красавица гордо выпятила подбородок, резко развернулась и пошла наряжаться и прихорашиваться.

Радостные крики и песни, доносившиеся с пляжа, сначала как-то неуверенно стихли. Старик отложил домашние дела и настороженно прислушался. Позади, в женской комнате, что-то негромко напевала Анжела, а вот с берега не было слышно ничего. Ни звука.

БУМ!

Раскат грома заставил старика подпрыгнуть на месте, а девушка, от неожиданности, взвизгнула. А потом на пляже раздались десятки, полных боли и страха, голосов.

— Абду… что…

— Прячься!

Старик не раздумывал ни секунды. Оттащив со своего места плетёный топчан, он указал Анжеле на яму.

— Прячься!

Мимо хижины, подвывая от ужаса, пронёсся первый беглец.

— Стой!

Мальчишка ревел в полный голос, размазывал сопли и слёзы, и не обратил на старика никакого внимания. Следом бежала женщина.

— Да стой ты!

Абдулло залепил по уху истошно вопящей бабе и затащил её в дом.

— Что там? Что произошло.

— Лодка… А… Выстрелила… А…

Баба вырвалась из рук и рванула на выход.

— … всех убилиииии!

«Это другие белые. Да, точно. Другие. Не наши»

Старик протирал слезящиеся глаза и, стараясь не дышать, рассматривал сквозь щели в стене, как на мужчин посёлка, пытавшихся встретить врага с оружием, накатывает железная волна. Эти белые не носили американскую военную форму. И они не брили лица, как их друзья. Эти белые были затянуты в кожу и железо. В руках у них были большие мечи и копья. И ружья, стреляющие стрелами. И они были очень быстрыми и сильными.

Чужаки изрубили воинов Маду за два удара сердца старика, а затем принялись сгонять людей к его новому и большому дому. Абдулло закряхтел и стал отползать к яме, где его ждала Анжела.

Старик посмотрел в её глаза, помотал головой и, впервые прикоснувшись к женщине своего господина, зажал ей рот своей ладонью.

Очнулась Анжела от запаха дыма. Камышовая крыша её дома начала дымиться и потрескивать. Сквозь неплотную плетёнку старой циновки был виден алый огонёк, разгоравшийся у них над головой.

— Абду!

— Не сейчас.

Жёсткая рука слуги прижала её к земле.

— Они ещё близко. Они уходят и жгут. Потерпи, дочка.

Этот апрельский поход здорово отличался от всех предыдущих. В лучшую сторону.

Во-первых, было ни жарко, ни холодно. Температура воздуха была в самый раз. Да и солнышко ещё не припекало и вся команда, во главе с Иваном весь поход к Керчи провалялась на палубе, бездельничая и загорая.

Во-вторых, весь путь дул неслабый попутный ветер. Причём почти всё время точно в корму, так что прямой прямоугольный парус, несмотря на свои скромные размеры, тащил лодку со скоростью паровоза. Ну ладно — не паровоза, но всё равно. Скорость выросла, как минимум, вдвое.

И, в-третьих, что было самым удивительным при таком ветре, море было спокойным! Никаких волн. Только лёгкая зыбь.

— Да, шеф, — Игорёк заклинил штурвал и сидел, сложив ноги на фальшборт, — всегда бы так.

— Сплюнь!

Маляренко постучал по дереву и посмотрел на берег. Пейзаж действительно менялся гораздо быстрее, чем обычно. Сила ветра оказалась гораздо мощнее, чем Ваня мог себе представить. А если бы таких парусов побольше…

«Надо с парусами что-то решать»

Герд чётко дал понять, что яхта, которую он строит, будет парусной. Причём паруса должны быть не прямыми, как на «Беде», а косыми. А двигатель и вёсла — лишь вспомогательное оборудование и не более того. Бельгиец даже пообещал устроить «школу начинающего яхтсмена», но было одно НО.

Парусов у Вани не было. И где их брать он и понятия не имел. Маляренко припомнил Андрюхину мельницу.

«Может из шкур сшить? Нет. Тяжёлые слишком будут…»

Лопасти ветряков в Юрьево и в Севастополе так вообще были сделаны из очень тонких досок. Ваня представил себе яхту с деревянными парусами и заржал.

— Что, шеф?

— Ничего, Игорёха. Да. С таким ветром мы туда быстро добежим.

Босс смерил своего служивого косым взглядом.

— Ты не расслабляйся, ЛЕЙТЕНАНТ.

Ермолаев подскочил, как ужаленный.

— Есть, не расслабляться!

Своей жизнью и своей службой бывший студент-первокурсник, залетевший в этот мир прямиком со студенческой пьянки, был очень доволен и очень ею дорожил.

Сразу за провалом, отрезавшим керченский полуостров от Крыма, ветер утих и скорость сразу резко упала, а на и без того спокойном море воцарился полный штиль. Полная луна светила не хуже прожектора и Маляренко, накрутив как следует хвост Францу, ушёл спать в трюм, велев немцу ночью не останавливаться, а тихим ходом идти к посёлку маслоделов.

К уже знакомой бухте «Беда» подошла ближе к полудню. Невысокие горы, надёжно защищавшие залив от волн и ветра, уже лежали по левому борту и «Беда» уже неспешно их обходила, когда вперёдсмотрящий Франц тревожно закричал по-немецки. Маляренко бросил котелок с супом и в три огромных шага оказался на носу лодки.

— Дай!

Иван вырвал монокуляр из рук немца.

«Чего тут у нас?»

Небольшая качка мешала рассмотреть всё в деталях, но и того, что Ваня увидел, хватило чтобы понять, что в посёлке что-то случилось.

«Да, мля, какое, к чёрту, «что-то случилось»?!»

Посёлка на берегу просто не было. Было два десятка чёрных пятен от пожарищ, а над некоторыми до сих пор был виден дым.

— Что там, Иван Андреевич?

— Ничего, ничего Игорёк. Нет там больше посёлка. Франц, иди на руль. Малый ход. Игорь, — Маляренко задумчиво теребил нож на поясе, — к бою. Пойдём — посмотрим, что там, поближе.

Чем ближе к берегу подходила «Беда» тем мрачнее выглядел её экипаж. Уже и без оптики было видно, что на самой кромке берега, у воды, лежат десятки тел. Франц закусил губу и нырнул в трюм. Бесшумно работающий двигатель вдруг завибрировал, отчего палуба противно задрожала, но скорость лодка не изменила. «Беда» в эту секунду стала очень похожа на резвого рысака, готового сорваться в любой момент вскачь, но пока ещё себя сдерживающего.