Глядишь – и площадь запестрела,

Всё оживилось; здесь и там

Бегут за делом и без дела,

Однако больше по делам.

Дитя расчета и отваги,

Идет купец взглянуть на флаги,

Проведать, шлют ли небеса

Ему знакомы паруса.

Какие новые товары

Вступили нынче в карантин?

Пришли ли бочки жданных вин?

И что чума? и где пожары?

И нет ли голода, войны

Или подобной новизны?

Но мы, ребята без печали,

Среди заботливых купцов

Мы только устриц ожидали

От цареградских берегов.

Что устрицы? пришли! О радость!

Летит обжорливая младость

Глотать из раковин морских

Затворниц жирных и живых,

Слегка обрызнутых лимоном.

Шум, споры – легкое вино

Из погребов принесено

На стол услужливым Отоном <Известный ресторатор в Одессе.>;

Часы летят, а грозный счет

Меж тем невидимо растет.

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в Оперу скорей:

Там упоительный Россини,

Европы баловень – Орфей.

Не внемля критике суровой,

Он вечно тот же, вечно новый,

Он звуки льет – они кипят,

Они текут, они горят,

Как поцелуи молодые,

Все в неге, в пламени любви,

Как зашипевшего Аи

Струя и брызги золотые...

Но, господа, позволено ль

С вином равнять do-re-mi-sol?

А только ль там очарований?

А разыскательный лорнет?

А закулисные свиданья?

А prima dona? а балет?

А ложа, где, красой блистая,

Негоциантка молодая,

Самолюбива и томна,

Толпой рабов окружена?

Она и внемлет и не внемлет

И каватине, и мольбам,

И шутке с лестью пополам...

А муж – в углу за нею дремлет,

Впросонках фора закричит,

Зевнет – и снова захрапит.

Финал гремит; пустеет зала;

Шумя, торопится разъезд;

Толпа на площадь побежала

При блеске фонарей и звезд,

Сыны Авзонии счастливой

Слегка поют мотив игривый,

Его невольно затвердив,

А мы ревем речитатив.

Но поздно. Тихо спит Одесса;

И бездыханна и тепла

Немая ночь. Луна взошла,

Прозрачно-легкая завеса

Объемлет небо. Всё молчит;

Лишь море Черное шумит.

Итак, я жил тогда в Одессе...

Вл слабый и лукавый

Плешивый щеголь враг труда

Нечаянно пригретый славой

Над нами цвал тогда

Его мы очень смирным знали

Когда ненаши повара

Орла двуглавого щипали

У Б шатра

Гроза 12 года

Настала – кто тут нам помог?

Остервение народа

Б, зима иль р б

Но бог помог – стал ропот ниже

И скоро силою вещей

Мы очутилися в П

А р ц главой ц

И чем жирнее чем тяжеле

О р глупый наш н

Скажи зачем ты в самом деле

Авось, о Шиболет народный

Тебе б я оду посвятил

Но стихоплет великородный

Меня уже предупредил

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Моря достались Албиону

Авось аренды забывая

Ханжа запрется в монастырь

Авось по манью

Семействам возвратит

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Авось дороги нам исправят

Сей муж судьбы, сей странник бранный

Пред кем унизились ц

Сей всадник Папою венчанный

Исчезнувший как тень зари

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Измучен казнию покоя

Тряслися грозно Пиренеи -

Волкан Неаполя пылал

Безрукий князь друзьям Мореи

Из К уж мигал

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кинжал Л тень Б

Я всех уйму с моим народом

Наш ц в конгрессе говорил

А про тебя и в ус не дует

Ты А холоп

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Потешный полк Петра Титана

Дружина старых усачей

Предавших некогда

Свирепой шайке палачей

Р присм снова

И пуще ц пошел кутить

Но искра пламени иного

Уже издавна может быть

У них свои бывали сходки

Они за чашею вина

Они за рюмкой русской водки

Витийством резким знамениты

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты