— Ты что это вертишься возле меня? Садись и выкладывай, что тебе надо.
Начальник группы «А» — группы по борьбе с коммунизмом — придвинул стул, и синеглазый железнодорожник, ни жив ни мертв от страха, опустился на него. Секретарь окружного комитета партии поручил ему посещать трактир «Тишина», в котором имел обыкновение засиживаться Никола Мандров, и прислушиваться к разговорам, которые велись в компании высокопоставленного полицейского. Железнодорожник долго обдумывал, как лучше выполнить данное ему поручение, но опытный полицейский уже с первых дней разгадал его намерения. И вот на столе появились два бокала для вина, один из которых предназначался для гостя.
— Ко мне доводилось попадать? — спросил Мандров и, не ожидая ответа, продолжил: — Видно, упустил я тебя. Раз тебе поставили такую задачу, значит, стоило тебя пригласить в гости пораньше. Ну да ничего, давай чокнемся. А потом ты будешь задавать вопросы, а я на них отвечать. И знай, услышишь от меня только правду.
Синеглазый весь покрылся потом. «Все кончено, спасения нет», — подумал он. Взглянул на дверь — там стоял агент Плочев. Тогда, собрав волю в кулак, он залпом выпил бокал вина и, стараясь казаться спокойным, сказал:
— Ну какие у меня могут быть вопросы? Я ведь зашел просто немного выпить, осматривался, выбирал, где сесть.
— Боишься… Ну да я тебе и так все скажу, без вопросов. Всего через несколько дней рухнет Румыния. Красная Армия выйдет к Дунаю. И здесь уже никто ее не остановит. Да и некому стать на ее пути.
— Как некому? — деланно удивился синеглазый железнодорожник. — А армия, жандармерия…
— Ну да, и полиция… — продолжил Мандров. — Ничего они уже не смогут сделать. И их, да и наши денечки уже сочтены. Так и скажи вашим.
— Каким таким нашим?..
— Да, вашим, — прервал Мандров. — Не бойся, я спрашивать не буду, кто ты такой и кто тебя послал. И арестовывать тебя не буду.
— Ну а почему сами-то в сторону не отойдете? — набрался смелости железнодорожник, сам испугавшись своих слов.
— А ты, я вижу, хитрец. Но должен тебе сказать, что человек не в силах отстраниться от своей жизни, а жизнь каждого человека — это прежде всего его дела. Хорошо, предположим, приду я к вам, соглашусь делать все, что прикажете. Так вы что, примете меня, простите? Ну отвечай же. Вот видишь, молчишь.
Мандров встал из-за стола, и синеглазый железнодорожник напрягся, ожидая самого худшего. Но шеф политического сыска лишь протянул ему руку на прощание и сказал:
— Ну, мне пора. Когда-то я мечтал стать химиком или математиком. Жизнь из меня сделала полицейского, причем одного из самых страшных. Сейчас жду и надеюсь, что события прибьют меня к какому-нибудь тихому берегу. Если только удастся…
За несколько дней до народной победы все руководители областной полиции и их ближайшие помощники исчезли из города…
Город притих в тревожном ожидании. На улицах чаще, чем прежде, попадались военные и полицейские патрули.
В один из вечеров на набережной неподалеку от офицерского клуба можно было увидеть большую группу военных и гражданских лиц. Рядом с полковником болгарской армии стояли несколько немецких морских офицеров. Возле них жались шефы областной и околийских управ, полицейское начальство, другие представители власти.
Все, что они могли сказать друг другу, уже было сказано на только что закончившемся прощальном ужине. И сейчас все молча всматривались в опустившуюся на море ночную тьму, в которой на расстоянии нескольких миль от берега угадывались корабельные огни. Старший из немецких офицеров взглянул на часы и, щелкнув каблуками, вскинул руку в нацистском приветствии. Располагавшийся неподалеку военный оркестр тотчас заиграл гитлеровский гимн, звуки которого в последний раз разнеслись над морским побережьем. Как по команде, вдали один за другим погасли корабельные огни, а затем раздалось более десяти мощных взрывов, и яркое пламя взвилось над взорванными судами. В Черном море не осталось места для боевых кораблей гитлеровской Германии…
Вскоре пришло долгожданное известие о том, что Советский Союз объявил войну антинародному монархо-фашистскому режиму в Болгарии. Никто уже не сомневался в близкой победе. Возле тюрьмы все чаще стали появляться наши товарищи. Они махали нам, подбрасывали высоко вверх фуражки, постоянно кто-нибудь из них находился в подступавшем к тюрьме бедняцком квартале. Мы понимали, что боевые друзья заботятся о нашей безопасности. В это же время по указанию штаба повстанческой оперативной зоны окружной комитет партии разработал план вооруженного восстания. Выступление было намечено на вечер 8 сентября. Уполномоченные окружным комитетом представители отправились в районы и в войсковые части, где уже действовали солдатские комитеты. Дула орудий береговых батарей были направлены на город. Они предостерегали и диктовали свою волю…
В ту ночь никто не сомкнул глаз. Пулеметы на сторожевых вышках вокруг тюрьмы также были направлены на город. Охрана состояла из надежных людей.
…Последним покинул тюрьму Ванчика. Два года он был прикован чахоткой к тюремным нарам. Передвигаться самостоятельно он не мог, и товарищи вынесли его, положив на одеяло. На миг смолкли оживленные возгласы и смех присутствующих. Человек, похожий на скелет, с вскинутой вверх рукой и сияющими счастьем глазами приветствовал наступающую свободу. После первой демонстрации, проведенной вечером 8 сентября 1944 года, товарищи отвезли его в родное село, где он умер всего лишь месяц спустя.
Ряды демонстрантов ширились. Пока еще колонны хранили молчание — не было слышно ни лозунгов, ни песен. Они олицетворяли собой молчаливую непобедимую силу и предупреждали о завтрашнем дне…
На широкой улице неподалеку от центра города навстречу демонстрантам выбежал человек с развевающимся знаменем. Колонна остановилась. Вперед выступил приговоренный к смерти фашистами командир районного боевого штаба Асен Йорданов. Взяв в руки знамя и бережно накрутив алое полотнище на древко, он вновь протянул его не в меру расхрабрившемуся «активисту», который продолжал выкрикивать провокационные лозунги, подстрекающие к немедленному открытому выступлению.
Многие демонстранты сразу поняли, что за человек стоял перед ними. Нет, не под этим знаменем, хотя и было оно красного цвета, сражались борцы за свободу Болгарии. Подлому провокатору и тайному полицейскому агенту Аргиру Гарипову так и не удалось втереться в ряды демонстрантов. Колонна прошла мимо, а он в одиночестве остался стоять на тротуаре.
Близок был тот долгожданный день, когда и наше знамя могло высоко и навечно взвиться над многострадальной болгарской землей. Пройдет всего лишь одна ночь — последняя ночь старого времени — и наступит день, ставший началом нового летосчисления для нашего народа: до 9 Сентября и после 9 Сентября.
Демонстрация закончилась митингом в центре города. На нем впервые открыто появился перед народом секретарь окружного комитета партии Александр Обретенов, призвавший в своей речи к решительному выступлению против существующего режима. Выступил на митинге и Асен Йорданов.
С радостью и ликованием встретили жители Бургаса мгновенно облетевшую весь город весть о взятии восставшим народом власти в Софии. Люди заполнили улицы и площади. Куда ни посмотришь — всюду бушующее людское море. Казалось, что не только горожане, но и все жители области собрались здесь в едином восторженном порыве. Оборванные, изнуренные тяжким трудом, обутые в деревянные башмаки, они радостно смеялись, громко кричали, пели народные песни. Нет, это были уже не те забитые люди, которые привыкли жить с опущенной головой, не поднимая глаз от земли. Только за одну ночь, за один краткий миг революция, подарив этим людям свободу, вернула им и утраченное человеческое достоинство, и возвышенные стремления и помыслы…
Первые машины с советскими военнослужащими появились в городе на рассвете. Капитан Красной Армии Орлов сначала вежливо просил, а затем стал решительно требовать, чтобы толпа встречающих освободила ему дорогу. Маршалом Толбухиным перед ним была поставлена ответственная задача — достичь южной границы и там, на погранзаставе, расписаться в журнале. Но кто в такие минуты народного ликования думает о разного рода дипломатических тонкостях! И все же капитану удалось вырваться из города, и его машина помчалась к границе. Остальные машины остались «в плену» у ликующих горожан. Старший лейтенант с выбившимся из-под пилотки русым чубом сразу понял, что его командиру придется одному выполнять полученное задание.
