— Нет, благодарю! — вновь пробормотала миссис Драммонд, по-прежнему не сводя с него сумрачного тяжелого взгляда и даже не посмотрев на сигаретницу.

Родон отвернулся и, чтобы потянуть время, закурил, стоя к гостье спиной, словно хотел спрятаться от направленного на него взгляда. Потом, не забывая о предосторожностях, двинулся за пепельницей и так же осторожно поставил ее рядом с собой — все время стараясь не смотреть на Джэнет Драммонд. А она стояла, сцепив пальцы, прекрасные полные руки были прижаты к бокам. Она ни на секунду не сводила с Родона глаз.

На мгновение он зачем-то оперся локтем на каминную полку — но тотчас, содрогнувшись всем телом, позвонил в колокольчик. На мгновение Джэнет Драммонд перевела взгляд с лица Родона на его средний палец, жавший на кнопку звонка. Все застыли в напряженном ожидании, сменившем напряжение предыдущих минут. Мы ждали. Никто не пришел. Родон позвонил еще раз.

— Интересно! — пробормотал он, словно обращаясь к самому себе. Обычно Хокен не нуждался в напоминании. Не будучи женщиной, Хокен спал под крышей Родона, поэтому для этой задержки не было оправданий. Напряжение немного ослабло из-за новых обстоятельств. Мрачный взгляд бедняжки Джэнет несколько, так сказать, смягчился, стал рассеянным. Куда подевался Хокен? Родон позвонил в третий раз, задержав палец на кнопке. Джэнет больше не была в центре его внимания. Куда подевался Хокен? Этот вопрос становился все более насущным.

— Посмотрю в кухне, — предложил я, устремляясь к двери.

— Нет-нет, я сам, — возразил Родон.

Но я уже был на пути в кухню — Родон не отставал от меня.

Кухня была чистенькой и веселой, но там никого не было. На столе стояли бутылка пива и два стакана. Для Родона его кухня была таким же незнакомым местом, как для меня — он никогда не заходил во владения слуги. Однако мне показалось странным, что бутылка пустая, а из обоих стаканов явно пили. Но Родон, похоже, этого не заметил.

— Очень интересно! — сказал он, имея в виду отсутствие слуги.

В эту минуту мы услышали шаги на лестнице, и, когда Родон открыл дверь, увидели Хокена, спускавшегося с охапкой постельного белья.

— Чем вы занимаетесь?

— Я… — Хокен помолчал. — Я решил проветрить чистое постельное белье, чтобы… чтобы был полный порядок.

Хокен вошел в кухню. У него было очень красное лицо, глаза блестели, волосы были взъерошены. Он начал раскладывать белье на стульях.

— Надеюсь, я ни в чем не провинился, сэр? — спросил он с обаятельной улыбкой. — Вы звонили?

— Три раза! Оставьте простыни и принесите нам шипучее вино.

— Прошу прощения, сэр. В передних комнатах звонка не слышно, сэр.

Он говорил чистую правду. Небольшой дом был, по-видимому, построен для очень нервного человека, так как помещение для слуг плотно закрывалось, двери были даже обиты войлоком.

Родон не произнес больше ни слова о простынях, но лицо у него стало очень осунувшимся, такого прежде с ним не случалось.

Когда он вернулся в музыкальную комнату, Джэнет стояла у камина, положив руку на каминную полку. Она в недоумении повернулась к нам.

— У нас есть шипучее вино, — сказал Родон. — Давайте вашу шаль.

— А где был Хокен? — насмешливо спросила Джэнет Драммонд.

— Занимался наверху какими-то делами.

— До чего занятой человек! — усмехнулась она и опустилась на краешек кресла, в котором сидел я.

Когда Хокен явился с подносом, она сказала:

— Я не буду пить.

Родон посмотрел на меня, и я взял бокал. Словно о чем-то догадываясь, Джэнет смерила вопросительным взглядом красного, с блестящими глазами Хокена.

Слуга ушел. Мы выпили вино и вновь ощутили неловкость.

— Родон! — вдруг проговорила она, словно наставляя на него револьвер. — Алек вернулся сегодня… таким расстроенным я еще его не видела; он хотел переспать со мной, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Я так больше не могу… Я люблю тебя, и мне… мне тошно, когда Алек приближается… А когда ему противоречат, он становится опасным — тем более, если он возбужден. Вот я и пришла к тебе. Не знала, что мне делать.

Она умолкла так же внезапно, как стихает автоматная очередь. Мы оцепенели.

— Вы совершенно правы, — произнес Родон вялым бесцветным голосом.

— Правда? Это правда? — взволнованно переспросила она.

— Я скажу вам, что я сделаю. Оставайтесь тут, а я сегодня переночую в отеле.

— Это значит, я буду под дружеским покровительством Хокена?

В голосе Джэнет Драммонд слышалась явная издевка.

— Ну, почему же? Полагаю, я могу прислать миссис Беттс.

Миссис Беттс служила у Родона экономкой.

— Почему бы тебе не остаться и самому не позаботиться обо мне? — понизив голос, спросила она.

— Мне? Мне? Но я же дал слово! Джо, я ведь дал слово, — повернулся он ко мне, — что ни одна женщина не будет спать под моей крышей? — И странная улыбка появилась у него на лице, явно приправленная горечью.

Джэнет Драммонд некоторое время смотрела на потолок и ничего не говорила. Потом сказала:

— У тебя тут что-то вроде монастыря!

Потом она встала и потянулась за шалью со словами:

— Мне лучше уйти.

— Джо проводит вас домой.

Она поглядела на меня.

— Мистер Брэдли, вы не обидитесь, если я попрошу вас не провожать меня? — спросила она, пристально глядя на меня.

— Нет, если вам так угодно.

— Хокен отвезет вас, — сказал Родон.

— О нет, не надо! Я пройдусь. Спокойной ночи.

— Подождите, я возьму шляпу, — пролепетал в отчаянии Родон. — Подождите! Подождите! Ворота, наверно, заперты.

— Они не были заперты.

Родон позвонил Хокену и приказал отпереть железные ворота в конце короткой подъездной аллеи, а сам в это время поспешно напяливал на себя пальто и шарф и искал фонарик.

— Не уходите, пока я не вернусь, — попросил он. — Я буду очень рад, если вы переночуете у меня. Простыни проветрят.

Пришлось обещать — и он ушел с зонтиком под дождь, приказав Хокену идти вперед и светить фонариком. Так они и шли, гуськом, до самого дома миссис Драммонд: впереди с фонариком и зонтом Хокен, изогнувшись, чтобы светить под ноги миссис Драммонд, которая только с зонтиком в руке, без фонарика, оказалась между двух огней, так как шедший сзади Родон тоже светил ей из-под своего зонта. Я вернулся в дом.

Вот так все и закончилось! Во всяком случае, в тот раз!

Я подумал, что надо бы подняться наверх и проверить, не слишком ли сырые простыни в комнате для гостей, прежде чем рискнуть остаться на ночь. У Родона гости обычно не оставались, а если и оставались, сам он уходил.

Комната для гостей, находившаяся немного дальше по коридору, за углом, если считать от комнаты Родона, оказалась очень милой — ее дверь была как раз напротив обитой войлоком двери, которая была открыта, и за ней в коридоре горел свет. Я вошел в пустую спальню, щелкнул выключателем.

Велико же было мое изумление, когда я увидел, что кровать не застелена, простыни сбиты, на подушках вмятины от чьих-то голов. Очень интересно!

Пока я стоял замерев в немом удивлении, послышался тихий голос:

— Джо!

— Да, — машинально отозвался я и, не раздумывая, двинулся на голос и вошел через обитую войлоком дверь на половину слуг. Из открытой комнаты лил яркий свет.

Когда я встал в дверях, вероятно, комнаты Хокена, то услышал неясный вскрик и увидел прелестную нежную белую ножку и прелестные женские ягодицы, едва прикрытые короткой ночной рубашкой. Видимо, их обладательница забиралась на узкую кровать, но, застигнутая врасплох, зарылась головой в подушки, словно страус, прячущий голову в песок.

Я тотчас развернулся, сошел вниз и налил себе вина. Вскоре возвратился Родон, выглядевший, как Гамлет в последнем акте.

Он ничего не сказал, я тоже. Мы посидели — покурили. Лишь провожая меня до приведенной в идеальный порядок спальни, он с трогательной грустью произнес:

— Почему женщины не хотят быть такими, какими они нужны мужчинам?

— Действительно, почему? — устало отозвался я.