Может быть, оба писателя держали в голове, а может быть, и нет, образ несчастной Матреши из главы «У Тихона» из «Бесов» Достоевского. Не забудем, во всяком случае, что укоряющая фигура этой девочки возникла в ночном видении Ставрогина в немецкой гостинице перед переездом в Швейцарию. Напомним также, что глава «У Тихона» была впервые опубликована в 1922 году, и это стало настоящей филологической сенсацией, тогда же породившей целое море откликов и интерпретаций.
С какой целью Ходасевич в финальных строках стихотворения «An Mariechen» лишний раз и сам напомнил Белому о его и без того навязчивых страхах? Может быть, это была скрытая месть за многочасовые монологи автора «Петербурга», почти в буквальном смысле выбивавшие слабого здоровьем автора «Тяжелой лиры» из колеи. А может быть, Ходасевич, наоборот, хотел устроить Белому сеанс своеобразной шоковой терапии.
За пятнадцать лет до этого он уже проделал нечто похожее с ближайшим другом, поэтом Самуилом Киссиным (Муни), о чем впоследствии так рассказал в «Некрополе»:
После одной тяжелой любовной истории, в начале 1908 года, Муни <…> вздумал довоплотиться в особого человека, Александра Александровича Беклемишева <…> Месяца три Муни не был похож на себя, иначе ходил, говорил, одевался, изменил голос и самые мысли. Существование Беклемишева скрывалось, но про себя Муни знал, что, наоборот — больше нет Муни, а есть Беклемишев, принужденный лишь носить имя Муни «по причинам полицейского, паспортного порядка» <…> Двойное существование, конечно, не облегчало жизнь Муни, а усложняло ее в геометрической профессии. Создалось множество каких то совсем уж невероятных положений. Наши «смыслы» становились уже не двойными, а четверными, восьмерными и т. д. Мы не могли никого видеть и ничего делать <…> И вот однажды я оборвал все это — довольно грубо. Уехав на дачу, я написал и напечатал в одной газете стихи за подписью — Елисавета Макшеева <…> Стихи посвящались Александру Беклемишеву и содержали довольно прозрачное и насмешливое разоблачение Беклемишевской тайны <…> Прочтя их в газете, Муни не тотчас угадал автора. Я его застал в Москве, на бульварной скамейке, подавленным и растерянным. Между нами произошло объяснение. Как бы то ни было, разоблаченному и ставшему шуткою Беклемишеву оставалось одно — исчезнуть. Тем дело тогда и кончилось[700].
А наша история кончилась тем, что спустя полгода после написания стихотворения «An Mariechen» Борис Николаевич и Владислав Фелицианович бесповоротно поссорились друг с другом.
На окраине русского зарубежья
«На окраине серебряного века». Так Роман Тименчик назвал статью, в которой звал к «пристальному изучению читательской среды в эпоху символизма и постсимволизма». Коллективный портрет читателя модернистов, продолжал он, будет складываться из известных и «зачастую малоизвестных или вовсе безвестных книгочеев <…> родившихся в последнее десятилетие XIX века и первое десятилетие XX-го»[701]. Тименчик обратил свое внимание на несколько таких читателей, в том числе на поэта и прозаика А. П. Дехтерева, который жил не в столицах русского зарубежья, а на его окраине — в Турции, Болгарии, затем Чехословакии и Египте. Тименчик дал небольшой историко-библиографический портрет Дехтерева[702]. Я бы хотел здесь сосредоточиться на одном аспекте его жизни — его недолгом контакте с В. Ф. Ходасевичем.
Александр Петрович Дехтерев родился 19 апреля / 2 мая 1889 года в Вильне. Он дебютировал в литературе стихотворением в виленской газете «Северо-западный голос» в 1906 году и продолжал печатать стихи и рассказы в различных периодических изданиях России и Прибалтики до 1914 года. Его единственный сборник стихов, «Неокрепшие крылья. Стихотворения 1905–1906» (Ч. 1. Вильна: Тип. Ш. Лихтмахера), вышел в свет в 1906 году. После окончания Виленской классической гимназии в 1908 году Дехтерев поступил в Морское училище в Либаве, которое окончил в 1911-м по специальности штурмана дальнего плавания. Как штурман он ходил на океанской яхте «Бирма» Русского Восточно-Азиатского общества, затем работал научным сотрудником Статистического отдела по обследованию флоры субтропиков Закавказья (1913–1914).
Во время Первой мировой войны Дехтерев служил в Техническом отделе 12-й армии, позднее — заведующим верфью в Риге. Во время Гражданской войны он непродолжительное время работал журналистом и лектором в Воронеже (1918), затем в 1918–1920 жил на Дону, где был руководителем внешкольного детского воспитания и скаутского движения и издателем «Педагогической газеты». В 1918 году Дехтерев предпринял издание литературно-художественного журнала, о котором писал М. С. Шагинян, С. М. Городецкому и др. с приглашением принять участие[703]. Первый и единственный номер журнала «Лучи солнца» вышел в свет в конце января 1919 года в Новочеркасске. В марте 1920 года Дехтерев был командирован в Англию и, больной тифом, высажен в Константинополе. Он стал воспитателем Галлиполийской гимназии (1920–1923). Затем работал с детьми в качестве сотрудника отдела школьного воспитания русских детей в Болгарии (1924–1934) и заведующего детскими домами (Лесковец, Тырново, Шумен). В это время он печатался в зарубежных русских изданиях (Варшава, Белград, Париж, Львов, Ужгород, Чикаго и др.), главным образом по вопросам педагогики и для детей.
В конце 1927 года Дехтерев послал экземпляр журнала «Лучи солнца», большой библиографический раритет, в Париж Ходасевичу, который 14 декабря ответил ему:
14, rue Lamblardie,
Paris (12е)
Многоуважаемый Александр Петрович,
я искренно благодарен Вам за присылку книги. Поверьте также, что юношеская, очень сырая, статья Княжнина[704] о таких же юношеских и сырых моих стихах[705] меня сердечно тронула — особенно в связи с трагической судьбой автора[706].
Но Вы пишете: «пожалейте о нем и почтите как-нибудь его память». Тут — затруднение, и пока что — непреодолимое. Судите сами: не зная ни строки Княжнина, кроме его статьи обо мне, — что я могу написать? Что вот — был человек, которому очень нравились мои стихи? Я уж не говорю о том, как на это «посмотрят» — с этим иногда можно и не считаться. Боюсь, что выйдет хуже: что я ни напиши, как ни напиши — получится при самом объективном взгляде на дело — самореклама, да еще самая бесстыдная: вот, дескать, как любил мои стихи — кто? не просто неведомый юноша, а герой и мученик, убитый большевиками. А раз я ничего сверх этого о Княжнине не знаю — ничего другого не получится. Вот если Вам удастся разыскать книжку стихов Княжнина — тогда дело другое: отнесусь к ней со всем доброжелательством и напишу о своем неведомом друге. Надеюсь, Вы будете добры прислать ее.
«Лучи Солнца» я Вам верну немного спустя: хочу показать кое кому из ростовцев. Им, вероятно, будет приятно увидеть книжку. Между прочим, покажу Т. Г. Берберовой, у которой была гимназия в Нахичевани[707] и которую Вы, вероятно, знаете. Я женат на ее племяннице[708].
Тут есть и участники журнала: С. В. Яблоновский[709] и Сарьян[710], с которыми я иногда встречаюсь. Еще хорошо и давно (лет 20) знаю я Мариэтту Шагинян[711]. Но бедная Мариэтта стала усердной «попутчицей» (в кавычках) и даже, от трудов коммунистических, выстроила себе (весьма буржуазно) собственный домик где-то на Кавказе. Следственно — мы уже с ней не попутчики…
Позвольте еще раз принести Вам благодарность.
Преданный Вам
Владислав Ходасевич.