Обстоятельства, при которых нашли Ивашникова, были в общем заурядными для подобного рода дел: его выкинули из машины у двери собственного офиса, и прибежавшая секретарша тут же вызвала «скорую». С какой целью его похищали, Ивашников не признался. Но и это было в порядке вещей: значит, заплатил похитителям выкуп и не хотел вмешивать милицию.

Занятый розыском Ивашникова оперативник Игорь Ковалев не получил ни поощрения, ни наказания, зато со спокойной душой закрыл дело, а это уже неплохо. Через месяц он женился на Люсьене, секретарше Ивашникова. Люська хотела отправиться в свадебное путешествие на Кипр, но Игорю не терпелось опробовать на дальних расстояниях «восьмерку» — подарок Лидии. В конце концов молодожены дунули своим ходом в Сочи и вернулись очень довольными, а Люська уже и беременной.

Сергей Петрович Парамонов успешно защитил докторскую диссертацию. Во время праздничного банкета был задержан и доставлен к следователю для допроса как подозреваемый по делу об автосервисе.

Профессор Рождественский почти поправился, но по выборам больше не ездит. Свою фирму под напором Лидии оформил на Лешку. С крахом своего социологического эксперимента над собственной дочерью Василий Лукич успел смириться, с удовольствием побывал в их бывшей квартире на Кутузовском, но жить с молодыми отказался.

Виталик для приличия поработал у Ивашникова месяц и перешел в другую фирму.

А Бирюк окончательно сел на иглу, был отстранен от дел своим отцом и отправлен лечиться в Швейцарию.

Замученные проблемой выбора, Трехдюймовочка с Кудинкиным не смогли остановиться ни на садовом домике у леса, ни на половине дома ближе к станции. В конце концов они решили не связываться с дорогой Опалихой и по зимнему затишью взяли дачу подальше, под Истрой, в садовом товариществе с участком в двенадцать соток.

Анидаг прославилась книжкой «Притоны Москвы», которую наполовину выдумала, зато вторую половину написала на личном опыте.

В жизни Лидии она появилась еще раз.

Лидия ехала к Ивашникову за город, в одно приличное место, где отдыхают члены правительства и те, кто могут платить по пятьсот долларов в сутки. Колькин «БМВ» так и не нашелся, свою «восьмерку» она, как обещала, подарила Игорю, а купить новую машину еще не дошли руки, поэтому она ехала электричкой. Сосед напротив невнимательно почитывал газету, а в основном бросал на нее красноречивые взгляды, изрядно ей надоевшие за последнюю неделю. В счастливо влюбленной женщине появляется нечто такое, что заставляет мужиков ходить за ней шеренгами. Хотя по справедливости должно быть наоборот: пускай бы ходили за несчастливыми, а счастливая — не про них, счастливая занята. А все потому, что мужики в массе своей бараны: если ты нужна одному, значит, и всем нужна.

В очередной раз наткнувшись на совсем уже откровенный взгляд соседа, Лидия стала озираться, собираясь пересесть, — свободные места вокруг были. А сосед вдруг сказал:

— Извините, Лида, — и уставился гипнотизирующим взглядом.

Лидию бросило в жар. Похоже, опасные приключения не кончились.

— Вы ошиблись.

— Ну как же, вы Лида, милиционерша…

— Я Нина, буфетчица. В санаторном спецбуфете работаем, — сказала Лидия, чтобы объяснить, почему на ней дорогая шуба, и демонстративно поправила лифчик. — Только нам знакомиться в электричках нельзя, особисты застаскают…

— Ну тогда тем более извините. Редкое сходство: посмотрите сами.

И сосед протянул ей сложенную газету.

На целую полосу красовался коллаж: к статуе Венеры Милосской была приделана Лидина голова. А ниже — фотография, с которой эту голову взяли: она в окружении японцев. Вот это привет от господина Станюковича!

Огромными буквами полоса кричала:

НОВЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ КОРОБЕЙНИКА

МЕНТОВСКАЯ ВЕНЕРА НАНИМАЕТ КИЛЛЕРОВ

— Действительно, редкое сходство, — сказала Лидия. — Продайте мне эту газету, а? Я девочкам на работе покажу.

Сосед великодушно подарил ей газету, пытался еще болтать, но Лидия сказала, что уже подъезжает, и вышла в тамбур.

Статья, подписанная «П. Натальин», занимала целый газетный разворот. Анидаг отрабатывала свои обеды в аргентинском ресторане Станюковича. Надо полагать, Борис Ефимович и дал для этого произведения известные ему факты, а яда женщина-змея добавила своего. Получилось увлекательно, лживо и непристойно. Якобы Ивашников, уже знакомый читателям «Г.Э.» по предыдущей статье отважного борца с коррупцией П. Натальина, получив контракт на три миллиона, загулял на радостях с девками. Боясь гнева любовницы, Лидки-милиционерши, он представил дело так, будто бы его похитили. Лидка, заподозрив в похищении ни в чем не повинного бизнесмена, бросилась нанимать киллеров, причем расплачивалась с убивцами натурой. Когда же обман Ивашникова раскрылся, она утешилась в объятиях стокилограммовой милицейской майорши. О роли в этой истории японцев, изображенных с Лидкой на снимке, П. Натальин умолчал «во избежание международного скандала», однако намекнул, что и с гражданами Страны восходящего солнца нимфоманка Лидка «действовала в своей обычной манере».

Выйдя на своей платформе, Лидия тут же наткнулась на газетную палатку: «Ментовской Венерой» торговали и здесь. Оказалось, что на первую полосу вынесена «кричалка» с таким же коллажом. На глазах у нее газету купил гнуснейшего вида старикан с каплей из носа. Принесет домой и будет онанировать, если еще может…

Лидия натянула поглубже шапку и низко наклонила голову. Казалось, что каждый встречный узнает ее и хихикает за спиной. Господи, какой будет ужас, если это прочтет отец! А Колька? Колька почти здоров, газеты со скуки глотает пачками. Что скажет Колька?! Она всерьез стала подсчитывать, во что обойдется скупить весь тираж, но поняла, что это и нереально, и, главное, хваткие ребята из «Голубого экспресса» напечатают дополнительный тираж, только и всего.

Повесив голову, Лидия брела в санаторий к Ивашникову. За городом уже лежал снег, настоящий, чистый, снег надолго, снег до весны.

Колька сидел в шезлонге на открытой веранде, укутанный в пуховый спальник, и смотрел на заснеженный лес. Щеки у него были розовые, и грудь под распахнутой от жары спортивной курткой была розовая, здоровая. Лидия кинулась на эту надежную грудь, вдохнула родной Колькин запах и полезла головой дальше, добираясь до соска.

— Лид, Лид, щекотно! — смеялся Колька и, как он думал, незаметно целовал ее волосы.

У нее кружилась голова. Это было как первый глоток воды в жаркий день — припасть друг к другу, замереть, впитать, а потом уже можно пить досыта.

— Лид, а что я тебе покажу, — сказал Колька, когда они наобнимались. И достал из-под спальника тот самый номер «Голубого экспресса».

Лидия обмерла. Господи, забери эту минуту и все минуты, часы и дни, когда Колька будет вспоминать… Господи, забери их — я не хочу их жить!

— Ты что, Лид? — Колькино сияющее лицо скуксилось. — А я хотел тебя повеселить. Ты всерьез это приняла, расстроилась?

Лидия смотрела в его ясные глаза, голубые, как снег в лесной тени, и понимала, что ему в голову не пришло и не придет поверить ни в какую клевету на Лиду Рождественскую.

— Она просто… — И Колька охарактеризовал Анидаг ужасно смешно и абсолютно неприлично. Он не позволял себе ругаться при ней, и сейчас это прозвучало как научное определение женщины-змеи. — Выкинь ее из головы.

И Лидия выкинула.

Охранник в строгой синей форме с гербом школы как-то слишком долго изучал их документы: взгляд на паспорта, взгляд на экран компьютера, в раздел Parents. Ну да, черт нерусский, Ivashnikov N.I. у тебя в компьютере есть, а Ивашниковой L.V. нет. И что теперь ты будешь делать — не пустишь?

Наконец он посветлел лицом — выход найден! — и связался с дирекцией. Директор на всех языках «директор», это Лидия поняла. И «уэлком» охранника поняла — смотри-ка, вместе с «хау мач?», выкопанном из памяти для лондонских магазинов, у нее уже солидный словарный запас!