Тогда ей было двадцать пять. Начинались золотые в жизни каждой женщины десять лет: еще молодость и уже опыт. Машин сорок восьмой размер — правда сорок восьмой, а не с половинкой, и в этот сорок восьмой плотно сбиты разнообразные и богатые чудеса. Она исподтишка замечала, как солидные бизнесмены, разговаривая с ней, безотчетно запускают руку в карман и начинают гонять шары.

Дело оставалось за малым: найти нового мужа.

К Машиному величайшему изумлению, оказалось, что мужская логика еще непредсказуемей, чем женская. Она-то как раз поступала с прямолинейной логикой кассового аппарата: в активе — прекрасно сохранившая себя молодая женщина без фин. и жил. п., как пишут в брачных объявлениях. Пассивов просто нет. Маша не видела причины, почему бы какому-нибудь од. бизнесмену, имеющему единственную фин. п. — потратить деньги, — не взять ее замуж. Но вот вам пример мужской логики: пока она была замужем, богатых мужиков толкалось вокруг — пруд пруди. А едва объявила себя свободной и начала искать поклонников, из пруда словно вынули затычку, и он мгновенно пересох.

Раньше Маша не задумывалась, как трудно не то что познакомиться с богатым человеком, а хотя бы подойти, рукой его потрогать. Узкий круг приятелей Ивашникова — два десятка человек, считая жен и небогатых родственников, — перестал с ней знаться. В метро богатые не ездят и по улицам просто так не ходят. Бары, рестораны? У Маши хватало ума не искать знакомств в ночных заведениях.

Отчаявшись, она даже пошла работать. Переводчицей-машинисткой-стенографисткой. Куда — ей было безразлично, главное, шефа себе выбрала богатого и тридцатишестилетнего — кризис середины жизни, в таком возрасте женатые разводятся.

Неделю она морочила ему голову проверенным способом: брала переводы на дом и подбрасывала родителям. Через неделю она с шефом спала. Он взял Машу на переговоры в Канаду, и там-то выяснилось, что ни компьютером, ни стенографией Маша не владеет, а по-английски не говорила несколько лет. Да и в лучшие свои времена Маша не знала финансовых терминов. Канадским партнерам она смогла поведать лишь то, что «Оттава является столицей Канады, государства в северной части Северной Америки».

Переводчика шеф нашел и, пока шли переговоры, трахал Машу такими способами, за какие вокзальные проститутки требуют доплаты, а она не осмеливалась возражать. В одно далеко не прекрасное утро он сказал, что все прощает, поцеловал ничего не понявшую спросонок Машу и бросил ее в этой самой Оттаве с неоплаченным счетом за номер в четырехзвездной гостинице и без обратного билета.

Маша допустила жуткую глупость. Вместо того чтобы сразу позвонить Ивашникову и спокойно дожидаться денег, она попыталась удрать из гостиницы. Ее задержали и вызвали полицию. При виде «обезьянника» за решеткой, где сидели какие-то замызганные индейцы, Маша наконец-то начала трезво соображать. Она вспомнила по фильмам, что ей полагается один звонок, и позвонила Ивашникову… Штраф оказался в десять раз больше, чем стоимость гостиничного номера.

Потраченные впустую золотые месяцы сливались в потраченные впустую золотые годы. Богатые мужья маячили, как луна в ветвях, но в руки не давались.

Даже после того, как Ивашников без разговоров перечислил кругленькую сумму за ее художества в Оттаве, Маша продолжала считать, что с долгами он так и не расплатился и живет какими-то аферами. Стало быть, надо вытянуть из него побольше, пока лавочка не закрылась. В конце концов, рассуждала Маша, я забочусь не об одной себе, но и о будущем его дочки.

Глаза ей раскрыл адвокат Ивашникова, которого Маша пригласила к себе домой, чтобы проконсультироваться по пустяковому и даже не своему, а подружкиному делу.

Консультация затянулась до утра. К Машиному возмущению, адвокат еще и потребовал гонорар. Сказал, что женат и должен принести домой денежку, чтобы оправдаться. Зато на прощание он продал Ивашникова с потрохами.

— Я бы вам советовал, Мария Сергеевна, — сказал он официально, повязывая перед зеркалом галстук, но еще не натянув трусы, — я бы вам советовал подать на раздел имущества. Пока что вы имеете право на половину. Но сейчас много разговоров об изменении законодательства, и может оказаться, что по новому кодексу вы получите какую-нибудь сотню тысяч.

— Какую-нибудь? — переспросила Маша. Ивашников давал ей на жизнь полторы тысячи долларов в месяц.

— Какую-нибудь, — повторил адвокат. — По моим сведениям, состояние вашего супруга приближается к полумиллиону.

И завертелась карусель! Маша мгновенно поняла, что всю жизнь любила Ивашникова и только его, а Ивашников этого категорически не понял. Маша в дверь, он за дверь — это когда она приезжала увидеться с дочкой. А когда явилась выяснять отношения к нему в офис, он сказал: «Или ты уйдешь сама, или тебя выведет охрана. Будет стыдно». По лицу Ивашникова Маша поняла, что он вполне может отдать охране такое приказание.

Проверенная страшилка насчет дочки больше не помогала. Маша ему: «Отберу Наташку», а Ивашников, зевая: «Через суд — пожалуйста. Но ты безработная — раз, Наташке девять лет, и ее спросят, с кем хочет остаться, — два, и я могу нанять любого адвоката — три».

Кстати, того адвоката Ивашников уволил. А Маша его наняла на ивашниковские деньги, но тоже вскоре выгнала. Адвокат он был так себе, а трахальщик вовсе никакой. Зато Маша добилась, чтобы муж увеличил ей, как она говорила, алименты с полутора до трех тысяч долларов в месяц. Из них две она тратила на частного сыщика, который следил за Ивашниковым.

Такого рода услуги стоят значительно дороже. Час квалифицированной слежки со сменой машин и наблюдателей обходится минимум в пятьдесят долларов каждому. Но Маша сэкономила. Во-первых, выбрала сыщика подешевле, недоучившегося милицейского курсанта Витю. Во-вторых, сказала, что для ее Ивашникова сойдет и не очень квалифицированная слежка на одном только Витином «Запорожце». А в-третьих, отдалась Вите. Обоим это понравилось, и Витя хотел остаться у нее жить. Маша не позволила, заподозрив, что экс-курсант непрочь наложить лапу на ивашниковские деньги. Впрочем, деньги надо было сначала отсудить.

Встречу Ивашникова с Лидой Парамоновой Витя засек в первый же день слежки. Но потом оказалось, что ему просто повезло. Два месяца Витя прокрутился впустую, и Маша дала бы ему отставку, если бы недоучившийся курсант время от времени не докладывал, что машина Ивашникова стояла под окнами криминалистической лаборатории, где работала Лида.

Месяц назад Витя дождался своего: Ивашников снова подвез Лиду до дому, и на прощание она его поцеловала. Витя сфотографировал этот момент в подробностях, на двенадцати кадрах — у него был фотоаппарат с мотором. Не бог весть какой, но все же аргумент для суда.

Однако сыщик разочаровал свою нанимательницу: Лида спала не с Ивашниковым.

Наверняка зная, что после встречи с ней Ивашников поедет домой, Витя остался следить за Лидиным подъездом. Через каких-нибудь пять минут она вышла и на автобусе поехала к совсем другому дому, впрочем, неподалеку от своего. Там она провела полчаса и уехала с громилой, похожим на Шварценеггера. У громилы была иномарка, и ездил он лихо, не то что осторожный Ивашников. Бывший курсант на своем «Запорожце» потерял его, но вернулся во двор и дождался возвращения иномарки. Громила приехал вместе с Лидой — судя по всему, они поужинали в каком-то ресторане. Было уже темно. По зажегшемуся в окнах свету Витя засек, в какую квартиру они вошли. Лида осталась у громилы на ночь…

Выслушав своего сыщика, Маша по-женски прикинула: ага, мужа Лидиного ни она, ни Ивашников в расчет не берут, а вот свою связь с громилой Лида скрывает. Значит, держит Ивашникова в резерве. Какова штучка?! Не зря Маша еще во студенчестве ревновала к ней Ивашникова!

Она видела Лиду один раз, на выпускном банкете фармацевтического факультета. Ивашников туда поперся вместе с ней, Машей. Уже тогда было понятно, что Колька идет к своим бывшим сокурсникам не за компанию, а чтобы похвастаться молодой женой. Парадный выход супругов Ивашниковых, догадалась Маша, предназначался для единственного зрителя — женщины. Вычислить ее оказалось легко: Маша поймала на себе чужой взгляд, еще — и задохнулась от ревности, хотя никогда не любила Ивашникова. Эта паршивка была похожа на нее, как сестра! Выходит, она, Маша, — только заменитель первой любви, суррогат, вроде кофейного напитка для бедных!