— Эта? Бухгалтер нашего колхоза. Сестра председателя, — безразлично ответил тот.
— Попадет в бредень? — спросил Рузавин. И, видя, что друг молчит, добавил: — Подожди-ка, а ты откуда ее знаешь?…
— Попадет или нет — не пробовал, отца же знаю. Вместе из Саранска ехали…
«Вот это неухоженная телка! — подумал Трофим и перестал даже дышать. С такими ляжками разве удержишь дома? — Лизнул губы и вновь задумался: —Не успеешь даже глазом моргнуть, как украдут…» Когда фигура девушки скрылась в толпе, Рузавин вслух стал хвалить красавицу:
— Почти как Нефертити! Почему раньше не говорил о ней?! Леший ты, а еще товарищ!
— Все деревья в лесу не свалишь, — ответил Вармаськин, стараясь превратить разговор в шутку. — Одна упадет — на ее место уже другая метит, еще сисястее…
— Вот чего, дружище! — повысил голос Трофим. — Забудь, говорю, об этом! Услышу плохое слово о ней — ноги переломаю. — И неожиданно выдохнул: — Сразу бы на ней женился. Счастье само просится в руки. Вечером сватом будешь, готовься!
И в самом деле, не успело еще и солнце сесть, Трофим с Олегом уже были у девушки, угощали ее отца вином. Вечкановы жили вдвоем: отец и Роза. Трофим решил, что будут они с Розой жить отдельно, так и сказал будущему тестю: «У каждого налима — своя вода».
Рузавин не переживал, что так быстро женился. Чего не доставало в характере Розы, она с лихвой дополняла другими качествами и внешностью. В чистоте держала дом, готовила вкусную пищу, была очень жадной в любви — что нужно еще от молодой хозяйки?! Хорошая жена досталась Трофиму — нечего жаловаться…
Трофим работал сторожем Львовского лесничества. Платили мало — кошачьи слезы. Правда, Трофим сам выбрал себе эту работу. Свободного времени хоть отбавляй, а оно дороже всяких денег. Попросили бы, сам начислял им за эту «должность», только бы не трогали его, не разлучили с рекой. Здесь иногда его годовая зарплата через большой бредень процеживалась.
Пока жирные лещи бесплатно плавали в Суре, самому Трофиму их хватало и для базара. Продавал целыми мешками. Симагин, инспектор рыбохраны, не очень его разорял. Остановит лодку на реке, с ног до головы измерит просящим взглядом и начнет: «Хорошая у тебя жизнь: плаваешь и плаваешь! Сети сами тебе гребут деньги…» Вынет из кармана сигарету, начнет ее мять.
Трофим понимал, в чем дело: надо позолотить ручку. Протянет инспектору рублей двадцать и лови сколько хочешь… Вот и сейчас Симагин вышел навстречу. Сегодня он не такой, как всегда, а сразу начал поучать:
— Я что, черти, недавно сказал? Не ловите в это время — рыба икру мечет! А-а, — недовольно он махнув рукой, переводя разговор на другое: — Сейчас здесь, увы, хозяин не один я… Судосев главный. — И стал жаловаться: — Оскорбили меня, что скрывать… — Плюнул в воду через плечо и продолжил: — Только не думали бы: меня и семью кнутами не высечь…
«Тебя, возможно, не высечь, а нам, считай, пришел конец!» — подумал тогда Трофим. Он спрятал голову в воротник плаща, будто там искал тепла, и молчал.
Симагин постоял-постоял, бросил измятую сигарету и буркнул:
— Тогда так, любимые, сегодня я вас не видел, завтра поймают — пеняйте на себя. Прошли хорошие денёчки!
— Завтра мы не рыбу ловить — в футбол будем играть. Приходи, если пожелаешь! — шутливо произнес Вармаськин.
— Приду, когда будет нужно. Без приглашения…
После ухода Симагина Трофим задумался. Пусть инспектор и издевался над ним — все равно как-никак ладили. Сейчас Симагина отстранили, вместо него поставили другого. Трофим не сидел с Числавом Судосевым за одной партой, но они знали друг друга. Если встретятся на реке — сумеют договориться? Что-то не верится… Слышал, новый инспектор в Афгане служил, характер у него отцовский, Ферапонта Нилыча. Недавно тот встретил его около магазина, начал стыдить: «Ты, Рузавин, почему нигде не работаешь? Рыбой кормишься? Смотри, в беду не попади…»
* * *
Как не переживать Трофиму, когда его со всех сторон прижимают?! Хоть Сура все мелела и мелела, но рыба в ней водилась. Однажды он привез домой целых шесть мешков налимов и щук. Роза тогда аж вскрикнула:
— Печень налимов не пропадет, а щук куда?
— Копчеными продашь, — резко сказал он жене. И, вываливая рыбу во фляги, застучал зубами: — Смотри-ка, какой стала — корми тебя одной печенкой!
Сейчас по реке на лодке с мотором не везде проедешь. Нужны были сильные руки, и Рузавин стал брать с собой Вармаськина. Характером Олег почти весь в него — огонь! Вот и сейчас, после ухода Симагина, Трофим спросил его, где он провел самые лучшие дни. Тот не стал лезть за словами в карман:
— Где стадо не пасут!
— Я не о том… Я спрашиваю, с какой женщиной раньше жил.
— А! — от всей души рассмеялся Вармаськин. — Женщин было много…
Трофим молчал. Потом протянул весла — пусть гребет, сам достал сигарету. Чики-ики, чики-ики! — тихо ходили весла по синей воде.
Недавно Рузавин вернулся с Суры мокрым с ног до головы — чуть не утонул. Рыбы привез, но жена была почему-то не рада. Потом Трофим догадался, почему… Под столом увидел пустую бутылку. И на столе стояла сковородка с жаренным мясом.
— Кто тебе дороже: я или рыба? — набросилась на него жена.
— Деньги! — отрезал ей Трофим.
— Деньги? Тогда вот что, дорогой, если завтра вторую сберкнижку не оформишь на меня — пойду куда нужно.
— Куда пойдешь?
— В милицию. Не смейся, не смейся. Кое-кто уже зуб на тебя точит.
— Тогда пусть будет по-твоему, — пытаясь скрыть злость, процедил Трофим. — Завтра девять тысяч положу. Только не забывай, «грызть» будем вдвоем, хорошо?
— Хорошее с хорошим всегда в ладу. Девять удвоишь, — возможно, и поладим, — ответила Роза и вышла в сени, где летом ночевала…
После этого разговора почти и не разговаривали. Трофим записал деньги на жену, а сам все думал о том, с кем та сидела за столом. Он тогда осмотрел и пустую бутылку. Вне всяких сомнений, в доме был мужчина: остался еще запах сигарет. И мужчина, по всей вероятности, был не из слабых, ведь Роза не пьет.
«Решетом ветер не ловят. Сначала нужно все взвесить, хорошенько подумать», — решил про себя Рузавин.
… Время приближалось уже к утру, поэтому Трофим с Олегом спешили.
— Смотрю, ты устал, давай сменю, — Трофим сел на место Олега. Вскоре лодка уткнулась в берег с кустарником.
Пошли к пруду. Олег нес мешки с сетями. Трофим, тяжело передвигаясь по сырому песку, медленно шел за ним. Вот и озеро. Оно, похожее на широкое корыто с водой, колыхалось. Вода отдавала синевой. На берегу росли два высоких дуба.
— Сколько рыбы здесь наловили — не взвесишь, — нарушил тишину Вармаськин. — Но все равно не перевелась еще, слава Инешкепазу…
— Откуда, скажи, мы ее только не вытаскивали! Суру вдоль и поперек прошли, — недовольно ответил Рузавин.
— Так-то так, да лещи в озере пожирнее. Недавно гости из города ко мне приезжали, угостил — даже пальцы облизали. Божья, говорят, пища.
— Пища-то Божья, да попробуй потаскай рыбу — сгорбишься, — рассердился Рузавин. — Ты лещами всех не угощай, а то куда следует передадут.
— Меня вчера уже вызывали, — будто от нечего делать, сказал Вармаськин.
— Кто вызывал?! — опешил Рузавин.
— Судосев, новый инспектор, — будто о каком-то пустом деле промолвил Олег. — Под вечер собрал нас в кабинет и давай учить: туда, мол, где не разрешаем ловить, не лезьте, за это штрафовать начнет. В Ферапонта Нилыча пошел… Отца, чай, знаешь, любит поучать.
— Почему недавно при Симагине об этом не сказал? — бросил Рузавин.
— Кхе, пока я не сошел с ума. Симагина на той встрече не было. Выходит, об этом он ничего не знает… Почему тогда его худые сапоги чинить? Сейчас он для нас никто, — Вармаськин некрасиво выругался. — А ты еще в карман ему… Пусть сам в воду лезет, жмот несчастный, — парень показал рукой на озеро.
«Вот тебе и друг, — от услышанной новости Рузавину стало неприятно. — Плавай с таким Иудой, за трешку продаст», — и, приказно бросил:
