Ахмад надолго прилип к экрану, а когда взрослые отвлеклись на разговоры, вдруг радостно вскрикнул. Все обернулись. «Собака! Собака!» — возбужденно восклицал Ахмад, показывая на экран, на котором резвилась большая овчарка. Сайдулло тоже заулыбался: в незнакомом и страшноватом предмете оказалось что-то давно знакомое и понятное. А значит, и вещь эта не очень страшная.
Потом все смотрели новости. Кроме Кабула телевизор принимал программы Би-би-си и Си-эн-эн. Ведь мир гудел: свершилось! Тоталитарный монстр рухнул! Тюрьма народов прекратила свое существование!
Меня неприятно поразило, что мою страну уничтожили на моей родине — в Беларуси. Ее могилой стала Беловежская пуща, где мы в шестом классе были на экскурсии и с опаской любовались могучими зубрами. Мелькало в программах жалкое лицо Горбачева и наглое, самоуверенное Ельцина. Как не похож был нынешний растерянно-немногословный Горбачев на того недавнего, певуче-разговорчивого в самом начале перестройки. Как верили ему простые люди, как многого ждали. Имея в руках огромную власть нужно было только применить ее во благо. Ведь все перемены и перестройки на этой части земной суши происходили только сверху. Вот и перестроились. В душе что-то оборвалось, и впервые я подумал о том, что ждет меня теперь на родине. Да и есть ли она у меня теперь?
«Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз!» — гремела с утра пластинка на радиоузле в старой крепости Бала-гиссар. Вот и пропал этот адрес, по которому, казалось, буду прописан вечно. Вот и кончилась служба Советскому Союзу. И никому не нужна ни моя присяга, ни кровь, которую мы проливали во имя нашей великой страны. Собрались каких-то три случайных человека и одним махом решили судьбу миллионов.
Впервые я не мог сдержать слез на людях. Но и Сайдулло, и его родственники отнеслись ко мне с пониманием. Люди простые, они по-простому и объясняли происшедшее: «За грехи и кровь, что пролилась по вине тиранов в империи шурави, шайтан послал им Меченого. Его купили американцы, а сами заняли его место». Это было очень просто, но и очень похоже на правду. Сайдулло тоже попросту считал, что гибель Советского Союза — наказание Аллаха и за ту большую кровь, что мы десять лет проливали на афганской земле.
Теперь проблема с принятием ислама перестала меня волновать. Пусть не только обрезают, но и отрезают все что хотят. Рухнул фундамент моей жизни. Но ведь мама, бабушка, дед, сестричка, успокаивал себя, — они-то никуда не исчезли. Да и Блонь, видно, тоже осталась на том же месте. Но что ждет их теперь? Оккупация войсками НАТО? Рабский труд, нищета, унижения? Может, надо скорее врастать в эту жизнь и перевозить их сюда? Сколько мне ни пришлось пережить до этого, все казалось теперь таким ничтожным по сравнению с этой неожиданной вестью, которая застала нас по дороге в Ургун. В таком душевном состоянии хотелось побыть одному, дать полную волю чувствам, а здесь приходилось постоянно быть на людях, поневоле сдерживаться, улыбаться незнакомым и, не сбиваясь, читать уже осточертевшие суры Корана.
В одном из последних домов, где останавливались, нас представили полуслепому столетнему старцу, который в свое время был одним из яростных борцов против нововведений Амманулы-хана. Тот, как наш Петр Первый, пробовал заставить чиновников носить европейскую одежду и брить бороды. Да еще придумал образование для девочек. О событиях семидесятилетней давности спинжирай в белоснежной чалме говорил так, как будто они происходили позавчера. Конечно, столкнувшись с такими защитниками устоев, как наш белобородый, Амманулы-хан вынужден был бежать. С перестройкой у него ничего не вышло. Безграмотный народ его не понял. Да, совсем неграмотными людьми манипулировать гораздо сложнее — они просто стоят на своем и защищают до последнего то, во что верили их отцы и деды. Их можно только уничтожать.
Помолившись и воздав благодарность Аллаху, что тот не допустил победы нечестивца, старец поднял глаза к небу и начал рассказывать легенду о том, почему так много камней на земле Афганистана.
Мы пили крепкий зеленый чай из маленьких пиалушек и слушали уверенный голос долгожителя.
— Эту легенду про камни и скалы рассказывал мне мой отец, мир праху его. По воле Аллаха он проследовал прямо в рай, где гурии окружили его неустанной заботой и лаской. Но ему там скучно, он ждет меня, а я вот все задерживаюсь. Моему отцу рассказывал эту легенду дед, деду — его отец. И рассказы эти повторялись много раз, и тот, кто рассказал ее впервые, теряется во мраке времен. Но единственное, что я точно знаю, — первый рассказчик был курд, как и мой отец. Он пришел в землю пуштунов и взял в жены прекрасную Дурханый.
Я невольно вздрогнул: и здесь Дурханый. Она преследует меня, как судьба. Старец продолжал:
— Случилось это много тысяч лет тому назад. Вдруг откуда ни возьмись появились блестящие сверкающие люди. Они, как саранча, заполняли нашу землю, жгли, убивали, насиловали. Они пролетали по небу на огромных серебристых птицах и огненных шарах. Нигде не находя себе укрытия, погибали люди. По земле ползали чудовищные железные телеги, грохот и рев от которых накрывал все вокруг. Плакала и горела земля наша, гибли люди, не понимая, в чем провинились они перед Аллахом. Когда от гари и пепла наступила черная ночь, холод страха повис над землей. Казалось, что отныне люди обречены — уже ничто не может спасти их. Но вдруг в голубом сиянии появился Он, Дух нашей земли, защитник и благодетель нашего рода. Он был богатырь из богатырей, из камня, серебра и золота, с огненным дыханием. Он встал на пути чужаков. От его дыхания пылали серебряные птицы и взрывались огненные шары в небе, адским огнем горели железные кони и телеги. Люди, которые остались после этой битвы, запомнили, что все чужие под взглядом Духа нашей земли и Бога справедливости стали мертвыми черными глыбами. И железные кони, и телеги, и серебристые птицы, и сами блестящие пришельцы — они все превратились в камни и до сих пор валяются по всей нашей земле, напоминая о давней и великой битве. Потом, как говорили уцелевшие люди, Дух нашей земли оседлал своего золотого коня и улетел в небо, сразу рассеяв весь скопившийся мрак. Камни остались на память о том, как много было тех, кто хотел отнять у нас наши горы и реки, озера и долины. Все они хотели отнять у нас самое большое счастье — жизнь на своей земле. Люди верили: такое больше не повторится никогда.
Но снова полыхает наша земля, и снова под стук железных телег собирает смерть урожай. Одни железные люди сражаются с другими железными. А наши люди в растерянности: почему чужаки сражаются между собой на нашей многострадальной земле? Почему не воюют они на своих землях? Или они выбрали нашу землю для войны, для крови и смерти? Битва их идет день и ночь, силы их равны, они сманивают на свою сторону самых жадных. Обещают им золото и власть. И наши люди убивают друг друга, и Дух нашей земли глядит со слезами на глазах на все, что происходит, и не может вмешаться — тогда ведь погибнут и дети нашей земли. И напрасно ждут люди своего старого спасителя. Он отказался от них. Только слезы его проливаются обильной влагой, что переполняет реки и смывает людские жилища. Сель! Грозный сель идет на нас в темной ночи, а мы спим, спим, измученные малыми заботами и суетными мыслями!
Голос старика взлетел — мурашки пробежали по спине — и бессильно опал. Выйдя из транса, в котором он причудливо соединил воинов Александра Македонского, английских колонизаторов и реальность сегодняшних войн, подкрепленную стихийными катаклизмами, старик умолк. Обведя нас прозрачными невидящими глазами, добавил совсем будничным и тихим голосом:
— Люди не должны убивать друг друга. Так говорили мои предки, так говорю вам сегодня я, переживший всех своих ровесников, переживший детей их и многих внуков. Ради этих слов и держит меня Аллах на земле…
Последняя остановка была в большом селенье возле дороги, по которой два раза в день ходил автобус и бурабахайки — разукрашенные грузовые такси. Шурави-джип оставили у родственников, где переночевали и снова представили меня как новообращенного. Выбираться в нашем джипе на дорогу было опасно — первый же патруль остановил бы и сбросил нашу самоделку в пропасть. С полицией и военными не поспоришь.
