В мрачную эпоху политического и духовного рабства из Хилендарской обители раздался пламенный призыв к болгарам осознать свое национальное достоинство:

«Почему же ты, глупый человек, стыдишься своего племени и тянешься к чужому тебе языку? Но, говорят, греки умнее и культурнее, а потому, говорят, лучше следовать грекам. Однако посмотри, неразумный: много есть народов мудрее и славнее греков, но разве какой-нибудь грек оставит свой язык, и ученье, и народ, как ты, бездумный, оставляешь, не получая никакой прибыли от греческой мудрости и культуры?»

То был голос первого болгарского историка, монаха Паисия Хилендарского. В своем труде «История славяно-болгарская», законченном в 1762 году, Паисий напоминал своему народу о его славном прошлом, о некогда независимом и сильном болгарском государстве:

«Болгары не умели покоряться царям, но были свирепы и дики, бесстрашны и сильны. В битве они были яростны как львы. Один бесстрашно шел против десятерых, как и до настоящего времени всесилен, стоек в битве и войне народ северных полунощных стран[24], так же и болгары первоначально были стойкими и сильными в битве».

Паисий в своем сочинении нигде прямо не призывал к борьбе против турецкого ига, но каждое слово зажигало в людях любовь к своей порабощенной родине, будило стремление избавиться от тяжкой напасти.

Со своим сочинением отправился Паисий в путешествие по родной земле. Он проповедовал в народе свои идеи, находил все новых и новых последователей, которые переписывали его «Историю» и несли его заветы дальше.

Паисий стал вдохновенным трибуном народной совести. Он оказал воздействие не только на своих современников, но и на будущее поколение.

Из искры, брошенной им, позднее разгорелось пламя национально-освободительной борьбы.

Его идеи легли в основу болгарского национального возрождения — великого процесса, который наступил в конце XVIII века.

Это была эпоха формирования болгарской нации, когда распыленный болгарский народ объединялся в одно целое, когда возрождался и развивался единый язык, крепли национальные стремления, возрождалась и создавалась новая национальная культура. Это был тот период в истории Болгарии, когда народ, порабощенный духовно и политически, постепенно освобождался от цепей средневековья и греческого духовного рабства и стремительно втягивался в борьбу за политическую свободу и независимость.

На борьбу выступали уже не одиночки, а массы. Этому способствовали также и войны, которые вела Россия против Турции в конце XVIII века и первой трети XIX века. Они расшатывали военное могущество султанов, облегчали болгарам борьбу против угнетателей.

Первая половина XIX столетия знает много восстаний, происходивших во всех частях Болгарии. В 1835—1836 годах прокатилась волна возмущений в Западной Болгарии, в 1841 году — в соседних с Сербским княжеством Нишском и Лясковацком уездах.

Турецкие власти свирепо расправлялись с повстанцами. Жестокости при подавлении Нишского восстания потрясли общественность всей Европы. Известный французский путешественник Бланки, выезжавший в район восстания по поручению своего правительства, по возвращении на родину писал:

«Европа не представляет себе, какие мучения терпят у ее ворот, а вернее сказать, в ее недрах, свыше семи миллионов таких же христиан, как и мы с вами, которых правительство, поддерживающее дипломатические отношения со всеми христианскими государствами, третирует, как собак, за их религиозные убеждения! Европейцам трудно представить, что в этой части Турции честь каждой женщины-христианки находится в полной зависимости от прихоти первого встречного мусульманина. Европа не знает, что турки врываются в дома христиан и присваивают все, что им понравится, что просить о пощаде там опаснее, нежели сопротивляться, и что ничтожные гарантии личной безопасности, предоставляемые народам самых отсталых стран, показались бы беспредельной милостью для населения Болгарии».

К середине XIX века повстанческое движение охватило крестьянскую массу почти всей Болгарии. Но наибольшее восстание возникло в северо-западной части страны. 1 июня 1850 года доведенные до отчаяния тысячи крестьян Видинского округа поднялись на борьбу, вооруженные дубинами, топорами, самодельными пиками. Они требовали вернуть им земли, захваченные турецкими помещиками, упорядочить взимание налогов, разрешить им носить оружие наравне с турками, чтобы охранять честь семьи. Они говорили; «Лучше смерть, чем такая жизнь!»

Судьба и этого восстания была столь же трагична, как и всех других. Ворвавшись в Белоградчик, центр бунта, каратели устроили резню. «В Белоградчике не осталось никакого следа от болгар и болгарского», — сказал очевидец.

Восстание в северо-западной Болгарии в 1850 году было последним и самым мощным проявлением стихийного крестьянского повстанческого движения во второй половине прошлого столетия. Оно, как и другие крестьянские выступления того периода, несмотря на свою неорганизованность, показало, что в Болгарии началось национально-освободительное движение, что в болгарском народе зреют революционные силы.

После Крымской войны (1853—1856 годы) массы ремесленников и крестьян, попавших в еще более невыносимые условия, стали видеть единственное спасение в вооруженной борьбе. В самих массах зрела идея перехода от стихийных бунтов к организованной борьбе со всем строем, который обрекает их на разорение и обнищание. Из среды народной интеллигенции выходило все больше одиночек, которые искали новые пути, новые формы борьбы.

На этом фоне в шестидесятых годах прошлого столетия в болгарской общественно-политической жизни вырастает яркая фигура великого патриота и бесстрашного борца за дело народа Георгия Раковского.

Ему суждено было стать родоначальником революционно-демократической идеологии в Болгарии, «патриархом болгарской революции». С его именем связано начало организованной борьбы за политическое освобождение болгарского народа.

Родился Раковский в 1821 году в Котеле, одном из тех городков, которые сыграли большую роль в болгарском возрождении. Неустрашимыми людьми славился род его. Дядя и отец не раз поднимали котленцев на защиту родных очагов от банд кирджалиев. Мать его — сестра знаменитого капитана Георгия Мамарчева, который дважды пытался разжечь бунт и погиб в турецкой ссылке. Отец Раковского был человеком богатым, сына своего отправил учиться в Константинополь, а оттуда — в Афины. В Афинах Раковский сблизился с греческой молодежью, которая готовилась выступить против турок, и это определило всю его дальнейшую жизнь. Бросив учение, Раковский перебрался в Румынию, в Браилу, чтобы оттуда заняться организацией восстания в Болгарии. Власти раскрыли заговорщиков и судили их.

При содействии греческого консула Раковский бежал во Францию. Но не смог долго жить вдали от родины.

В 1844 году он вернулся в Котел. Летом того же года, как писал сам Раковский, в Котеле началась смертельная вражда между лукавыми деревенскими старейшинами и слабым и неповинным народом, угнетенным насилиями и несправедливостью.

Отец Раковского, Стойко, принял сторону обездоленных. Обозлившиеся богачи отправили в Константинополь донос с обвинением Стойко и его сына в измене султану. Последовал приказ об аресте. Голодных, закованных в цепи, их доставили, в Константинополь и бросили в глубокое подземелье.

Свыше трех лет просидели они в самой страшной константинопольской тюрьме. Но никакие угрозы и истязания не сломили Раковского и его старого отца. Поддержанные соотечественниками, они добились свободы.

По выходе из тюрьмы Раковский, видя полное разорение родителей, занялся было адвокатурой, а затем коммерцией. Перед ним открылся путь к богатству и преуспеванию. Но не смог он удовлетвориться привольной жизнью, когда страдал народ. «Сколько я ни обогащался в торговых делах, — писал позже Раковский, — удовольствия от этого я не получал, так как хорошо познал страдания нашего бедного народа и увидел, что он со дня на день попадает под все более тяжелый гнет... И это стало в моем сердце язвой неизлечимой».