— Я не знаю города. Все эти названия ничего для меня не значат.

— Уходи из дома и иди к Парквиль-авеню. Там повернешь налево и дойдешь до Кони-Айленд-авеню, а затем повернешь направо. Ни в коем случае не пересекай Кони-Айленд. Оставайся на той стороне улицы, по которой идешь. Продолжай двигаться вперед. Через некоторое время подъедет мой человек и подхватит тебя.

— Какой человек? Кто он?

— Не задавай лишних вопросов и делай, как я сказал. Прежде всего уходи из дома!

С этими словами Шамрон отключил мобильник.

Жаклин швырнула трубку и подняла свое пальто, лежавшее на полу у кровати. Натянув его и сунув пистолет в карман, Жаклин вышла из квартиры. Она точно следовала всем наставлениям, которые дал ей Шамрон, и уже через несколько минут оказалась на Кони-Айленд-авеню. Оглядевшись, она втянула голову в плечи и зашагала мимо витрин магазинов и ресторанов в восточном стиле.

Примерно на расстоянии мили от Кони-Айленд располагался Еврейский общественный центр Нью-Йорка. Габриель стоял в нескольких футах от премьер-министра, который зачитывал по бумажке краткую историю израильской секретной службы МОССАД, обращаясь к группе американских школьников еврейской национальности. Агент службы безопасности премьер-министра приблизился к Габриелю, дотронулся до плеча и прошептал:

— Тебе звонят. Судя по всему, звонок срочный.

Габриель вышел из актового зала в фойе. Подошел еще один телохранитель и передал ему мобильник.

— Алло?

Шамрон сказал:

— Она жива.

— Что с ней? Где она?

— Движется по Кони-Айленд-авеню в твою сторону. Идет по западной стороне улицы. Она одна. Поезжай и подхвати ее. Она сама расскажет тебе о своих подвигах.

Габриель отключил мобильник и посмотрел на телохранителя премьера:

— Мне нужна машина. Немедленно!

Двумя минутами позже Габриель ехал в северном направлении вдоль Кони-Айленд-авеню, сканируя взглядом фигуры пешеходов на тротуаре. Шамрон сказал ему, что Жаклин будет идти по западной стороне улицы, но Габриель для верности поглядывал в обе стороны — на тот случай, если она что-нибудь перепутала или перешла улицу. Продолжая движение в северном направлении, он автоматически фиксировал взглядом таблички с названиями улиц: «Авеню L», «Авеню К», «Авеню J»...

Чертовщина какая-то! Куда, спрашивается, она запропастилась?

Габриель заметил ее на пересечении улиц Кони-Айленд и авеню Н. Волосы у нее были в беспорядке, лицо распухло... Она походила на человека в бегах, но собранна и спокойна. Габриель видел, как время от времени она поворачивала голову к проезжей части и оглядывала улицу в оба конца.

Габриель резко повернул, притер машину к бровке и, протянув руку, открыл дверцу для пассажира. Жаклин попятилась и сунула руку в карман. Потом увидела лицо человека в машине, и выдержка ее оставила.

— Габриель, — прошептала она. — Слава Богу...

— Залезай, — спокойным голосом произнес он.

Она забралась в машину и захлопнула дверцу.

Когда они проехали несколько кварталов, она сказала:

— Притормози.

Он свернул в боковую улицу и остановился, но двигатель выключать не стал.

— С тобой все в порядке, Жаклин? Расскажи мне, что с тобой случилось.

Вместо этого она заплакала: сначала тихо, почти беззвучно, а потом в голос, захлебываясь от рыданий; при этом все ее тело содрогалось. Габриель привлек ее к себе и обнял за плечи.

— Все уже закончилось, — негромко сказал он. — Закончилось, понимаешь?

— Никогда меня больше не покидай, Габриель. Будь со мной, Габриель. Прошу тебя, всегда будь со мной...

Нью-Йорк

Тарик расхаживал по великолепно обставленным комнатам, где окна выходили на Центральный парк. Гости ставили и клали на его овальный поднос всевозможные предметы — пустые стаканы, скомканные салфетки, тарелки с недоеденными закусками, сигаретные окурки... Тарик посмотрел на часы. К этому времени Лейла должна была сделать звонок по лондонскому номеру Жаклин. Возможно, Аллон уже в пути. Скоро Тарик его увидит.

Тарик прошел через библиотеку. Двойные французские двери вели на террасу. Несмотря на холод, несколько гостей стояли там и наслаждались открывавшимся перед ними видом. Когда Тарик ступил на террасу, до его слуха донеслось отдаленное завывание полицейских сирен. Он подошел к балюстраде и глянул на Пятую авеню. Туда из-за поворота в сопровождении почетного эскорта из мотоциклистов выруливал официальный кортеж.

Высокий гость в скором времени должен был войти в здание.

Но куда запропастился Аллон?

— Эй, вы меня слышите? Подойдите, пожалуйста, ко мне.

Тарик огляделся. Его взмахом руки подзывала к себе дама в мехах. Он до такой степени был заворожен зрелищем приближавшегося кортежа, что на минуту забыл о взятой им на себя роли официанта.

Женщина держала в руке бокал с недопитым красным вином.

— Извините, вы не могли бы это у меня забрать?

— Разумеется, мадам.

Когда он подошел к группе оживленно переговаривавшихся гостей, женщина, не глядя на Тарика, протянула руку и попыталась поставить бокал на его поднос. Бокал не удержался на высокой ножке, опрокинулся, и красное вино выплеснулось на белый смокинг Тарика.

— О Господи! — сказала женщина. — Мне очень жаль, что так получилось, поверьте. — С этими словами она как ни в чем не бывало повернулась к гостям и возобновила прерванную беседу.

Тарик отнес поднос на кухню.

— Что это с тобой, парень? — осведомился его босс Родней — мужчина в фартуке и с блестевшими от геля волосами.

— Леди пролила вино на мой смокинг.

Тарик поставил заполненный пустой посудой и объедками поднос на окованный жестью прилавок рядом с мойкой. В следующее мгновение в зале, который он только что покинул, загремели аплодисменты: почетный гость вошел в помещение. Тарик взял из стопки чистый поднос, повернулся и зашагал к выходу.

Родней окликнул его:

— Куда ты направляешься?

— В зал, конечно. Выполнять свою работу.

— В таком виде в зал ты не пойдешь. С этой минуты будешь работать на кухне. Иди к мойке и помоги ребятам разобраться с посудой.

— Я могу почистить смокинг.

— Это красное вино, приятель. Твоему смокингу пришел конец.

— Но...

— Никаких «но»! Становись вот сюда и берись за тарелки.

— Очень рад, что мне вновь представилась возможность вас увидеть, президент Арафат, — сказал Дуглас Кэннон.

Тот улыбнулся:

— Я тоже рад вас видеть, сенатор Кэннон. Или мне следует называть вас «посол Кэннон»?

— Называйте меня Дуглас — и не ошибетесь.

Кэннон стиснул в своей огромной ладони маленькую руку Арафата и энергично тряхнул. Кэннон был высоким, с широкими плечами и гривой непокорных седых волос. Его талия за последние годы основательно увеличилась в размерах, но хорошо скроенный синий блейзер этот недостаток скрывал. Журнал «Нью-Йорк мэгэзин» как-то раз назвал сенатора Периклом наших дней — и неудивительно. Это был известный ученый и филантроп, поднявшийся из недр академической науки к вершинам политического Олимпа и ставший одним из наиболее влиятельных представителей демократической партии в сенате. Двумя годами раньше его отозвали из отставки и предложили занять пост чрезвычайного и полномочного посла Соединенных Штатов при Сент-Джеймсском дворе в Лондоне. Однако его деятельность на дипломатическом поприще долго не продлилась, так как он был тяжело, почти смертельно ранен при нападении террористов. Сейчас, впрочем, Кэннон был в порядке и даже словом не обмолвился о том, что с ним произошло. Подхватив Арафата под локоть, сенатор повел его к гостям.

— Покушение на вашу жизнь сильно опечалило меня, Дуглас, — сказал Арафат. — Приятно осознавать, что вы снова в форме. Кстати, вы получили цветы, которые мы с Сулой вам послали?

— Получил. Это был самый красивый букет во всем госпитале. Позвольте мне лично поблагодарить вас за подарок. Но не будем больше говорить о моей скромной персоне. Пойдемте к гостям. Здесь собралось много людей, которые хотели бы познакомиться с вами поближе.