– Про Уэйкфилда, – ответила Пенелопа, раскрыв свой искусно расписанный веер.

Артемис взглянула на нее с удивлением.

– Ты считаешь, что наша встреча с герцогом прошла хорошо?

– Конечно же нет! – воскликнула Артемис.

– Разумеется. – Пенелопа резким движением сложила веер и похлопала им компаньонку по плечу. – Ведь ревнует!

Артемис в изумлении уставилась на свою красавицу-кузину. Когда герцог уходил от них, она мысленно подобрала несколько слов для описания его выражения: насмешка, презрение, самодовольство, надменность… А сейчас, думая об этом, она была совершенно уверена, что могла бы предложить еще с дюжину определений, но все же «ревности» среди этих слов не было.

– Я не уверена… – осторожно начала Артемис, прочистив горло.

– О, леди Пенелопа! – Джентльмен с небольшим животиком, растягивающим пуговицы его элегантного костюма, остановился прямо перед ними. – Вы прекрасны как летняя роза!

– Благодарю вас, ваша светлость. – Пенелопа надула губки при этом довольно банальном комплименте. – Полагаю, вы преувеличиваете.

– Что вы, что вы!.. Нет, конечно же. Я уверен, что вы, мисс Грейвс, – герцог Скарборо повернулся к Артемис и подмигнул ей, – в добром здравии.

– Конечно, ваша светлость, – улыбнулась Артемис, делая реверанс.

Герцог был среднего роста, но слегка сутулился и от этого казался ниже. Он был в белоснежном парике, в отличном костюме цвета шампанского и в туфлях с бриллиантовыми пряжками – говорили, герцог вполне мог себе это позволить. А еще ходили слухи, что он искал себе новую жену, так как герцогиня умерла несколько лет назад. К сожалению, Пенелопа, если и могла простить этому мужчине сутулость и небольшой животик, была совершенно непреклонной в отношении его возраста – герцогу Скарборо в отличие от герцога Уэйкфилда было уже за шестьдесят.

– Я должна тут встретиться с подругой, милорд. – Пенелопа сделала шаг в сторону, пытаясь избавиться от герцога.

Но герцог, двигаясь с поразительным для своего возраста проворством, каким-то образом ухитрился схватить руку Пенелопы и положить ее себе на локоть.

– Тогда я буду иметь удовольствие проводить вас к ней.

– О-о… милорд, но мне очень хочется пить, – нашлась с ответом Пенелопа. – Не будете ли вы, ваша светлость, столь добры, не принесете ли мне чашку пунша?

– С превеликим удовольствием, миледи, – отозвался герцог, но Артемис показалось, что она заметила в его глазах веселые искорки. – Впрочем, я уверен, что ваша компаньонка не станет возражать против такой работы. Правда, мисс Грейвс?

– Да, конечно, – пробормотала Артемис, улыбнувшись.

Хотя Пенелопа являлась ее хозяйкой, Артемис симпатизировала пожилому герцогу – впрочем, он не просил ее помочь завоевать Пенелопу. Притворившись, что не слышит злобного шипенья кузины, Артемис повернулась и, медленно обходя танцующих, направилась к комнате с напитками, находившейся в другом конце бального зала. У нее на губах все еще играла легкая улыбка, когда она услышала зловещий раскатистый голос:

– Мисс Грейвс, могу я поговорить с вами?!

«Этого следовало ожидать», – подумала она и, повернув голову, увидела холодные темно-карие глаза герцога Уэйкфилда.

– Я удивлена, что вам известно мое имя, – сказала мисс Артемис Грейвс. И действительно, она была не из тех женщин, на которых мужчины обращали внимание и которыми интересовались.

Глядя на стоявшую перед ним мисс Грейвс, Максимус говорил себе: «Да, она и впрямь одна из тех неприметных женщин-компаньонок, незамужних тетушек, бедных родственниц, то есть из тех, кто всегда остается позади, кто тихо прячется в тени. Такие женщины есть в доме каждого состоятельного человека, потому что долг джентльмена – заботиться о таких по мере возможности. Однако женщины такого типа не привлекают мужчин, не выходят замуж и не рожают детей. В сущности, они вообще не имеют пола. Нет повода замечать подобную ей женщину».

Тем не менее он, Максимус, ее заметил.

Он и до прошлой ночи знал, что мисс Грейвс, всегда одетая в невзрачное платье – коричневое или серое, – постоянно следует за своей кузиной. Она редко разговаривала – во всяком случае, он почти никогда ее не слышал, – но обладала искусством молча наблюдать. И она ничем не привлекала его внимание – до прошлой ночи.

В самой опасной части Лондона она осмелилась обнажить против негонож и смотрела без всякого страха; причем ему тогда показалось, что ее освещал яркий свет. Да и сейчас ее фигура выделялась в толпе, и он снова видел ту самую «ночную» женщину. Вроде бы самое обычное лицо, то есть совершенно ничего примечательного, если бы не огромные и очень красивые темно-серые глаза. А ее каштановые волосы были собраны на затылке в аккуратный узел. Да-да, кроме глаз – ничего особенного, но почему-то он чувствовал, что его все сильнее к ней влекло.

– Я слушаю вас, ваша светлость. – Она вопросительно взглянула на него.

Нарушив, наконец, молчание, герцог проговорил:

– О чем вы думали, позволив леди Пенелопе ночью бродить по Сент-Джайлзу?

Многие из его знакомых дам разразились бы слезами при таком к ним обращении, но мисс Грейвс с невозмутимым видом ответила:

– Не понимаю, почему вы решили, что я могу каким-то образом влиять на поведение моей кузины.

Замечание вполне справедливое, но Маркус все же возразил:

– Вы должны знать, насколько опасен этот район Лондона.

– О, ваша светлость, конечно, я знаю. – С этими словами Артемис снова зашагала в сторону комнаты с напитками, и герцогу пришлось пойти рядом с ней. Немного помолчав, он продолжал:

– Тогда вам следовало бы убедить свою кузину отказаться от такого глупого поступка.

– Боюсь, что у вашей светлости слишком оптимистичный взгляд на вещи. Вы, наверное, не знаете, как упряма моя кузина, и, конечно же, преувеличиваете мое собственное влияние на нее. Если Пенелопе приходит что-то в голову, то никто ее не переубедит. Поверьте, когда лорд Физерстоун произнес слова «пари» и «впечатляющий», все уже было решено, – добавила мисс Грейвс с едва заметной усмешкой, придававшей ее лицу необъяснимую привлекательность.

– Тогда это вина Физерстоуна, – нахмурился герцог.

– Да, конечно, – согласилась мисс Грейвс с неуместной радостью.

Герцог еще больше помрачнел. По-видимому, эту женщину нисколько не беспокоило, что из-за ее кузины они обе едва не погибли в Сент-Джайлзе.

– Следует убедить леди Пенелопу, что ей не надо общаться с джентльменами, подобными Физерстоуну.

– Да-да, конечно. И с леди – тоже.

– С леди? – переспросил герцог.

– Некоторые из самых ее безрассудных идей подсказывают моей кузине дамы, ваша светлость.

– А-а… понятно. – Искоса взглянув на собеседницу, Максимус отметил, что у нее густые черные ресницы – гораздо темнее, чем ее волосы. Может, она чем-то красила их?…

А Артемис со вздохом продолжала:

– В прошлый сезон Пенелопу убедили, что живая птица станет замечательным украшением.

– Птица?… – изумился герцог.

– Да, лебедь, если точно.

Максимус внимательно посмотрел на мисс Грейвс, но она выглядела совершенно серьезной. Что ж, если она все-таки затеяла с ним какую-то игру, то делала это весьма искусно. Но у такой женщины, как она, конечно же, существовало множество причин. чтобы научиться скрывать свои мысли и чувства. Можно сказать, что именно это от нее и требовалось.

– Я никогда не видел леди Пенелопу с лебедем, – пробормотал герцог.

Она бросила на него быстрый взгляд, и он заметил, что у нее едва заметно приподнялись уголки рта.

– Но это продолжалось всего неделю. Пока не выяснилось, что лебеди шипят и клюются.

– Лебедь клюнул леди Пенелопу?

– Нет, не ее, а меня.

Максимус нахмурился, внезапно представив, как кожа мисс Грейвс потемнела от синяка, и эта картина ему совсем не понравилась. Интересно, как часто она страдала, выполняя свои обязанности компаньонки леди Пенелопы?

– Честно говоря, иногда я думаю, что мою кузину следует держать взаперти для ее же блага, – пробормотала мисс Грейвс. – Но ведь этого нельзя делать, правда?