Игорь неторопливо приблизился, присел перед ней на корточки и стал расстегивать ремень.

— Алексей сказать тебя не трогать. Дитрих приедет. — Он расстегнул ширинку и принялся шарить в трусах. — Но Алексей не знает, если ты трогать меня.

Зита закрыла глаза. Ни за что на свете она не смогла бы посмотреть на то, что показывал ей Игорь. Ее зубы застучали. Игорь обхватил ее голову руками и притянул ближе к себе. От него несло потом и перегаром.

— Открой рот, — прошипел он.

— Пожалуйста, не надо, — заплакала Зита. Ее вдруг сильно затошнило и чуть не вырвало. — Не делайте этого.

— Открой рот, — снова приказал он и сильнее надавил ей на голову.

Внезапно дверь распахнулась. В комнату ворвался Алексей. Его лицо потемнело от ярости. Игорь обернулся, судорожно пытаясь надеть штаны, и Алексей, не давая ему времени опомниться, со всей силы ударил его в челюсть. Зита услышала неприятный хруст, как будто сломалась ветка дерева. Игорь взвыл от боли. Алексей схватил его за шиворот и ударил о стену. Потрясенная Зита смотрела на них во все глаза. Игорь рухнул на пол, сжимая руками лицо. Изо рта у него хлынула кровь.

Алексей потер костяшки пальцев, слегка поморщился и повернулся к Зите. На Игоря он даже не взглянул.

— Он дотрагивался до тебя?

Она покачала головой:

— Он ничего мне не сделал.

— Я спрашиваю не об этом.

— Он дотронулся до моей головы. Больше нигде.

Алексей с отвращением посмотрел на Игоря. Заметив взгляд босса, тот встал, ухватился за стену, с трудом удержался на ногах и, шатаясь, вышел из комнаты. Рот у него был странно полуоткрыт.

— Больше он тебя не тронет, — сказал Алексей.

Оставшись одна, Зита прижалась лбом к стене. Обещание Алексея должно было успокоить ее, но в ноздрях у нее по-прежнему стоял кислый запах Игоря. Кроме того, мысль о неведомом Дитрихе наполняла ее леденящим ужасом. Сон постепенно подбирался к ней, Зита уже начала проваливаться в забытье, но вздрогнула и открыла глаза.

Этих страшных звуков и зрелища человеческих страданий ей не забыть никогда.

«Это ад? — подумала она. — А если нет, то где Бог?»

Париж, Франция.

После встречи с черным «мередесом» Томас проводил Джулию до площади Согласия и расстался с ней у входа в американское посольство. Она пообещала позвонить сразу же, как только будут новости из отдела по борьбе с сутенерством.

Томас отошел от посольства почти в ярости. Ему удалось сделать то, что Леон считал практически невозможным, — найти зацепку и взять след. Он видел женщину в машине — вероятно, тетю Навина. Он не знал, куда направился «мерседес», но ведь в квартире Петровичей наверняка кто-то остался! Ведь кто-то там живет! Что-то скрывалось за этими тяжелыми воротами, что-то, что могло привести его к Зите. Но его сдерживала процессуальная машина — все должно было быть проверено, подтверждено и согласовано. Эти бюрократические проволочки приводили Томаса в бешенство.

Он пересек широкую площадь Согласия. Нужно было как-то успокоиться, найти выход раздражению. Томас перешел по мосту через Сену и направился на запад вдоль Рив-Гош, левого берега. Облака немного разошлись, и солнечные блики играли на воде.

Быстрым шагом он дошел до Эйфелевой башни, обогнул толпу туристов, сгрудившихся возле самой главной достопримечательности Парижа, и двинулся вдоль Марсова поля, простиравшегося от башни до ансамбля зданий Военной школы. Где-то посередине Томас сел на скамейку и задумчиво уставился на голубей, гонявшихся друг за другом, несмотря на пронизывающий ветер.

Через несколько минут он решил позвонить Прийе и вынул свой Black-Berry. В Бомбее был день. Она взяла трубку после второго гудка. Голос у нее был усталый, но чувствовалось, что она рада его слышать.

— Как там Париж? — спросила Прийя.

— Magnifique[39], — ответил Томас. — А как там Бомбей?

— С каждым днем все жарче. Есть ли новости с поисками?

Он коротко рассказал ей о событиях двух последних дней. Прийю отчет явно впечатлил.

— Ты добился большего, чем я ожидала.

— Как сказать. Два шага вперед, один шаг назад. Как твой отец?

Она вздохнула.

— Он все еще в Варанаси.

— Передавай ему привет, когда увидишь.

— Обязательно. — Прийя помолчала. — Я горжусь тобой, Томас.

От ее похвалы у него вдруг закружилась голова.

— Я серьезно. Я горжусь тобой. Привези Зиту домой.

Томас поднялся со скамейки и медленно пошел к Военной школе. На пересечении площади Жоффре и авеню де Турвиль он свернул налево, к Дому Инвалидов. Прогулявшись по живописным улочкам Шестого и Седьмого округов, он наконец зашел в кафе и заказал сэндвич. Он то и дело посматривал на экран Black-Berry в надежде увидеть сообщение от Джулии, но во входящих было пусто.

После обеда Томас решил пройти через Люксембургский сад и вверх по холму вдоль улицы Суфло до Пантеона. У библиотеки Сент-Женевьев он задержался и в который раз перечитал имена великих ученых и мыслителей, вырезанные на стенах. Да Винчи, Эразм Роттердамский, Ньютон, Бэкон, Кеплер, Лавуазье. Когда Томас был студентом, эти люди бесконечно вдохновляли его. Сейчас же имена вызвали в нем смутное беспокойство. Они умели мечтать и предвидеть будущее, они имели смелость ставить под сомнение принятый порядок вещей, рискуя порой собственной жизнью. Ему вдруг вспомнились слова Прийи, когда он поступил на раборту в «Клэйтон». «Они превратят тебя в наемника, готового за деньги продать собственную душу», — сказала она. Томас не согласился с ней тогда и был не согласен теперь. Но философы и ученые, святые и мудрецы имели право судить. Будь они живы, приняли бы они сторону Прийи?

Он отвернулся и через мощеную площадь зашагал к церкви Сен-Этьен-дю-Мон. Проходя мимо, Томас вдруг снова вспомнил слова Леона: «Вы религиозный человек, мистер Кларк?» Почему-то он никак не мог их забыть. Разумеется, ему бы и в голову не пришло просить небеса помочь отыскать Зиту. И тем не менее мысль засела где-то глубоко в мозгу, словно заноза, и не давала ему покоя.

Из церкви вышла пожилая пара, и, прежде чем тяжелая дверь снова закрылась, Томас бросил быстрый взгляд внутрь. Он успел заметить высокие сводчатые потолки, арки с заостренным верхом, узкие и высокие резные колонны и стрельчатые окна. Его вдруг потянуло войти и осмотреть все как следует.

Дверь за ним закрылась, отрезая все шумы и звуки улицы. В церкви стояла абсолютная, полная тишина. Он медленно двинулся вперед по центральному нефу. Солнце пробивалось сквозь многоцветные витражные стекла; перед изображениями святых горели свечи. Язычки пламени слегка подрагивали. Табличка сообщала, что цена свечи — два евро. Томас заколебался, но тут же решил, что все его сомнения — полная ерунда. Кому будет плохо, если он немного помолится?

Он опустил в ящик монету в два евро и взял свечу. Потом зажег ее от другой, уже горевшей, закрепил в подсвечнике и отошел к боковому нефу. Он осенил себя крестным знамением, как раньше, в детстве, опустился на колени и сложил ладони под подбородком.

Сначала Томас хотел помолиться о том, чтобы Бог послал ему удачу, но идея показалась ему какой-то кощунственной. Поэтому он закрыл глаза и попросил милости Господней. Понятие «Божья благодать» Томас почерпнул еще из катехизиса; оно было древним, пыльным и словно выцветшим, как старинный манускрипт из какой-нибудь библиотеки, но Томас почувствовал, как в его душе рождается отклик. Он и сам не мог объяснить, что это было. Но когда он прочел молитву и открыл глаза, все вокруг как будто немного изменилось. Церковь была той же, и мир был все тем же, но в первый раз после смерти Мохини Томас ощутил, как на сердце его опустился покой.

Он вышел из церкви на площадь Сент-Женевьев и в который раз проверил Black-Berry. Никаких вестей от Джулии не было. Томас немного порылся на полках в букинистической лавке, купил головку сыра в сырном магазине и вернулся в отель. Ему страшно хотелось позвонить Джулии самому, но он знал, что не стоит дергать ее раньше времени.