Он поймал такси до отеля «Мэйфлауэр». Машина остановилась у входа в девять часов. Томас знал, что на его опоздание никто не обратит внимания. Корпоративы в «Клэйтон» обычно продолжались до самого утра.

Старинное здание было построено в стиле боз-ар. Томас вошел в великолепно отделанное лобби, и его сразу же окружил многоголосый гул. В вашингтонском отделении «Клэйтон» — всего их было двадцать, в разных частях света — работало около двухсот адвокатов и человек четыреста прочего персонала. Когда все собирались вместе, шум стоял такой, что приходилось почти кричать, чтобы тебя услышали.

Он прошел дальше, в огромный зал для приемов, и поздоровался с группой знакомых. Они обменялись шутками и традиционными офисными сплетнями, и Томас, извинившись, направился к бару. Он заказал «Манхэттен», постоял минуту, наблюдая за тем, как бармен смешивает виски, вермут и биттер, взял бокал и сделал глоток, глядя на море лиц вокруг, раскрасневшихся от возбуждения и алкоголя.

В этой толпе он всегда ощущал прилив какого-то радостного волнения. «Клэйтон» считалась одной из самых престижных юридических фирм в мире. За последнее десятилетие благодаря все более расширяющемуся внутреннему рынку, ряду слияний с международными компаниями и росту мирового энергетического сектора партнеры фирмы превратились в миллионеров, а рядовые адвокаты и юристы, такие как Томас, почувствовали вкус к деньгам и хорошей жизни.

Прийя ненавидела все, связанное с «Клэйтон». Она была против того, чтобы Томас посылал туда резюме, и до хрипоты доказывала ему, что только работа в какой-нибудь общественной, благотворительной организации может считаться настоящим, правильным делом. Он внимательно слушал ее — Томасу всегда была важна точка зрения Прийи. Но не соглашался. Возможно, труд за копейки в организации по защите прав человека и способен принести моральное удовлетворение, но с точки зрения карьеры это путь в никуда. В один прекрасный день Томас мечтал оказаться там же, где и его отец, — в одном из федеральных судов. Чтобы достичь этого, он должен был играть по-крупному.

— Привет, незнакомец.

Знакомый голос заставил его вздрогнуть. Томас обернулся и утонул в зеленовато-голубых глазах Теры Атвуд.

— Я звонила тебе все выходные, — продолжила Тера, — но ты не отвечал. — Она придвинулась на шаг ближе и положила руку ему на плечо. — Веселился?

Тера закончила Чикагскую юридическую школу и появилась в фирме на год позже, чем Томас. Она была умна, полна жизни и очень хороша собой. Сегодня на ней было расшитое серебряными пайетками платье, которое делало ее похожей скорее на звезду варьете, чем на подающего надежды адвоката в крупной юридической фирме.

— Я ездил к морю с друзьями, — сказал Томас и огляделся по сторонам — вдруг на них кто-нибудь смотрит. — Забыл Black-Berry дома.

Он постарался расслабиться, но получилось плохо. Эффект, который производило на него присутствие Теры, можно было описать двумя словами: желание и вина.

Она игриво улыбнулась:

— Мы могли бы сбежать отсюда и отправиться туда, где никого нет.

Чувство вины усилилось.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Тера посмотрела на него слегка обиженно:

— Мой дорогой Томас. Ты, кажется, забыл, что Прийя ушла от тебя. От кого тебе прятаться?

— Они этого не знают. — Он обвел взглядом толпу.

— И как долго ты собираешься держать этот факт в секрете?

— Не знаю. — Разговор выходил неловкий, и Томас от всей души желал быстрее его закончить.

— Ты что, стесняешься меня? — Тон Теры был легким, но вопрос не становился от этого менее колким.

— Конечно нет, — быстро возразил Томас. И почему только он стремится ее успокоить?

Она снова коснулась его плеча:

— Как насчет завтра?

Томас заметил, что один из партнеров смотрит в их сторону, и быстро отвел глаза.

— Да, завтра будет лучше, — сказал он, надеясь, что Тера поймет намек и оставит его в покое.

— Жду не дождусь, — промурлыкала она и отошла, чтобы поприветствовать знакомую.

Томас проводил ее взглядом. Больше всего на свете ему хотелось бы оказаться не здесь, а где-нибудь еще. Связь с Терой являлась как раз одним из необъяснимых этапов в его жизни. Он всегда презирал стиль отношений, царивший в фирме, — все эти офисные интрижки, любовницы на стороне. И был верен Прийе. В течение трех лет Тера работала вместе с ним над делом «Уортон», но Томас считал ее не более чем приятельницей. Потом случилось несчастье с Мохини, и все вдруг изменилось. Она потянулась к нему в тот момент, когда он был наиболее уязвим, — когда горе Прийи трансформировалось в обиду и озлобленность.

Их роман начинался вполне невинно — шуточки, подколы, похлопывания по плечу. Но как-то незаметно, в водовороте подготовки к судебным слушаниям по делу Уортон, на фоне депрессии Прийи, Томас переступил грань, отделявшую симпатию от неодолимого влечения. Он уходил с работы все позже и позже, не желая возвращаться домой, боясь скандалов, которые Прийя устраивала по любому поводу, настоящему или надуманному. Он совсем не мог разговаривать с ней о Мохини — Прийя была не в состоянии даже произносить ее имя. Томас чувствовал себя несчастным и одиноким, а Тера была рядом. Не просто рядом — она завораживала и завлекала.

До того как ушла Прийя, они ни разу не были вместе, но за последние три недели Томас два раза побывал в квартире Теры на Капитолийском холме. На ночь он не оставался — чувство вины было слишком сильным. Но он поддался искушению переспать с ней. Тера была молодой и красивой, а его жена ушла.

Томас взглянул на часы — было уже десять. Он собрался с духом, прошелся по залу, поговорил с парой знакомых, сказал что-то остроумное одному из старших партнеров, заставил рассмеяться другого. Что ж, время, положенное приличиями, он отбыл. Теперь можно уходить. Томас вышел из «Мэйфлауэр» и пошел пешком вниз по Восемнадцатой улице к Кей-стрит. Ночь была холодной и ясной. Сквозь дымку смога виднелись звезды. Томас плотнее закутался в пальто. Он хотел остановить такси, но передумал. Лучше он прогуляется.

Через двадцать пять минут, чувствуя себя немного лучше, Томас добрался до дома. Он отправился прямо на кухню и налил себе стакан скотча. Прихватив бутылку, уселся на диване в гостиной и попытался отключиться от неприятных мыслей. Но чувство вины из-за романа с Терой не проходило.

Он снова вспомнил о похищении в Фейетвилле. Неужели отец прав и дело связано с торговлей детьми? Неужели Эбби Дэвис находится в руках сутенеров? Он представил себе Мохини, как она могла бы выглядеть в одиннадцать лет, и внутренне содрогнулся. Что бы он стал делать, если бы это случилось с его дочерью?

Он огляделся в поисках сборника стихов, который Элена купила для Прийи, и заметил его на журнальном столике, рядом с телефоном. Сам не зная зачем, Томас взял его и вернулся на диван. Он открыл книгу и еще раз перечитал стихотворение «Мимолетность». На сей раз слова достигли прямо его сердца.

Томас откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он понимал, насколько темна и глубока та расщелина, в которой он вдруг оказался. И так же ясно он понимал, что есть один-единственный способ выбраться на свет. Что-то должно измениться. Пока еще Томас не знал, что именно. Ему нужны новые горизонты. Нынешнее положение вещей его больше не устраивало.

Ничего не делать — это просто медленно, день за днем, умирать.