Они вошли в деревню. Вдоль береговой линии шел мужчина в запачканном белом лунги[4] с ребенком на руках. Он двигался в их сторону. За ним, в некотором отдалении, тянулась вереница рыбаков с плетеными корзинами на головах и холщовыми мешками.
Поравнявшись с Ахальей, мужчина остановился.
— Vanakkam, — поздоровалась она. — Куда вы идете?
Мужчина был так возбужден, что, кажется, даже не услышал ее вопроса. Размахивая руками и почти крича, он рассказал ей про волну.
— Я был в лодке. Ничего не заметил. Потом вернулся, вышел на берег — и ничего. Ничего нет. Моя жена, дети — я не знаю, что с ними случилось. — Он оглянулся и поправил полоску ткани, на которой держался ребенок. — Мы — единственные, кто остались.
Ахалья почувствовала его горе, как свое собственное, но раскиснуть себе не разрешила. Вместо этого она сосредоточилась на практических вещах.
— У вашего старосты был фургон, — сказала она. — Где он?
Мужчина покачал головой:
— Он разбит.
— А питьевая вода? Вы же наполнили баллоны во время муссонов?
— Их смыло волной.
— Куда вы идете? — снова спросила Ахалья.
— В Махабалипурам, — ответил он. — У нас там родня.
Ахалья постаралась скрыть разочарование. Махабалипурам был в пяти милях отсюда, в противоположном направлении.
— Нам нужно в Ченнаи.
Мужчина уставился на нее как на безумную:
— Вам туда не добраться. Ни за что.
Ахалья сжала руку Зиты.
— Нет, мы доберемся, — возразила она. — Обязательно доберемся.
Вместе с рыбаками они опять выбрались на шоссе и разошлись в разные стороны.
— Надо дойти до Коваллама, — подала голос Зита. До этого она все время молчала. — Может быть, там еще ходит автобус.
Ахалья кивнула. Коваллам тоже был рыбацким поселком, более крупным, в двух милях к северу. Даже если автобус не ходит, им наверняка удастся раздобыть на рынке питьевую воду, подумала она. Сейчас вода — это проблема номер один. Дальше можно будет решить, как попасть в Ченнаи.
Путь тянулся бесконечно долго. Тропическое солнце изнуряло. Легкий бриз, налетавший с океана, слегка облегчал нестерпимую жару, но Ахалья и Зита уже начинали выбиваться из сил. В размокшие сандалии набился песок; вытряхнуть его было невозможно, и очень скоро ноги обеих покрылись волдырями.
Когда они добрались наконец до Коваллама, с лица Зиты уже не сходила гримаса боли, а у Ахальи заплетались ноги. Судя по солнцу, было уже почти одиннадцать часов дня. Теперь они вряд ли сумеют попасть в монастырь до полуночи, подумала Ахалья. Ну разве что им очень-очень повезет.
В Ковалламе кипела бурная деятельность. Узкие, раскисшие от воды улицы были запружены повозками, запряженными быками, фургонами, машинами и пешеходами. Ахалья остановила какую-то женщину в заляпанном грязью сари и попыталась узнать у нее, ходит ли еще автобус до Ченнаи. Но та была вне себя от горя и, кажется, едва соображала.
— Мой сын, — зарыдала она. — Он был на пляже. Вы его не видели?
Ахалья грустно покачала головой и отвернулась. Потом она решила обратиться к мужчине, который нес на голове корзину со спелыми бананами. Он только молча посмотрел на нее, будто не понял ни слова. Еще один мужчина, с тележкой, груженной виноградом, в ответ на ее вопрос помотал головой.
— Вы разве не знаете, что случилось? — спросил он. — Никто понятия не имеет, ходят автобусы или нет.
Ахалья поборола очередной приступ отчаяния. Во что бы то ни стало надо сохранять спокойствие. Иначе она совершит какой-нибудь опрометчивый поступок и подвергнет их опасности.
Она повела Зиту на рынок. Как и ожидала Ахалья, было открыто всего несколько лавочек. Они подошли к торговцу тростниковым соком. Ахалья, нацепив на лицо свою самую обаятельную улыбку, объяснила, что волна унесла ее сумку, и у нее нет денег, и спросила, не мог бы он дать им бутылку воды. Торговец недружелюбно взглянул на нее.
— Надо платить, — мрачно буркнул он. — Здесь нет ничего бесплатного.
Ахалья взяла Зиту за руку и двинулась дальше. Поборов робость, она обратилась к мужчине, торговавшему овощами. Он отнесся к ее рассказу с сочувствием, дал сестрам две бутылки воды и предложил им посидеть немного в тени, под навесом.
— Nandri, — поблагодарила Ахалья, передавая одну бутылку Зите. — Спасибо.
Они спрятались под навесом и жадно осушили бутылки. Напившись, Зита опустила голову на плечо Ахальи и задремала. Ахалья же, борясь с желанием уснуть, принялась обводить глазами рынок в поисках знакомых. Отец знал многих в Коваллане, но она не могла вспомнить ни одного имени.
Так никого знакомого и не приметив, она стала мысленно прикидывать, сколько могут дать за украшения, лежавшие в ее сумке. Сколько будет стоить нанять машину, чтобы доехать до Ченнаи? Интуиция подсказывала Ахалье, что к таксистам лучше не обращаться, но за все время, пока они здесь сидели, через рынок не проехал ни один автобус. И вряд ли они появятся сегодня днем, решила Ахалья. Пешком они с Зитой идти не смогут, по крайней мере сегодня. А безопасного места, где можно переночевать, она тоже не знала.
Девочки просидели под зонтиком больше часа. Зита не шевелилась, и Ахалью в конце концов тоже сморил сон. Когда она проснулась, солнце уже миновало зенит. Пора принимать решение, что делать дальше.
Ахалья повернулась к торговцу, чтобы расспросить его насчет водителя с машиной, но тут в толпе вдруг мелькнуло знакомое лицо. Она напрягла память. Прием в Милапуре, в этом году. Этот человек еще поздоровался с отцом, очень тепло, и отец ему ответил, так же сердечно. Ахалья не могла вспомнить имя мужчины, но лицо она помнила прекрасно.
Она разбудила Зиту, велела ей сидеть на месте и никуда не уходить и бросилась к знакомому отца, огибая коров, автомобили и повозки рикш.
— Сэр. — Ахалья обратилась к нему по-английски. — Я Ахалья Гхаи. Моего отца зовут Нареш Гхаи. Вы меня помните?
Мужчина обернулся, и лицо его расплылось в улыбке.
— Конечно. — По-английски он говорил очень хорошо, почти без акцента. — Я Рамеш Нараянан. Мы встречались прошлой весной, на обеде, который устраивало Тамильское историческое общество. — Он посмотрел на нее слегка удивленно. — Что вы здесь делаете? Вы с отцом?
Ахалья отвернулась, собираясь с духом. Вопрос отозвался в ней острой болью. Спотыкаясь и то и дело останавливаясь, она рассказала о том, что случилось с семьей.
Рамеш сильно побледнел. Было видно, что он пытается подыскать какие-то слова утешения и не находит их.
— Где ваша сестра? — наконец выговорил он.
Ахалья кивнула в сторону овощной лавки.
— Нам нужно попасть в нашу школу при монастыре, в Тируваллуре, — сказала она. — Сестры о нас позаботятся.
Рамеш бросил взгляд на Зиту, потом снова посмотрел на Ахалью.
— В Тируваллур пешком не добраться. Кто-то должен вас отвезти.
Ахалья снова кивнула:
— Да. Сюда мы дойти сумели, но Зита очень устала.
Рамеш нахмурился:
— Мы с вами в одинаковом положении. Я приехал сюда на автобусе, но он больше не ходит. Я как раз пытался найти машину, чтобы попасть в Ченнаи. — Он помолчал и слегка улыбнулся. — Не волнуйтесь. Я позабочусь о том, чтобы до ночи вы добрались до Тируваллура. Это самое меньшее, что я могу сделать для дочерей Нареша Гхаи.
От облегчения Ахалья едва не потеряла сознание.
— Идите к сестре и немного подождите, — сказал Рамеш. — Я вернусь за вами, как только смогу.
Через некоторое время Рамеш действительно вернулся в сопровождении худощавого, жилистого мужчины, одетого в курту[5] и штаны цвета хаки. У него были острые скулы, неприятные холодные глаза и шрам на подбородке. Ахалья сразу почувствовала к нему неприязнь, какое-то инстинктивное недоверие, но у нее не было иного выхода, кроме как принять помощь Рамеша.
