— Над апелляцией будет работать команда под началом Марка Блейка, — заявил Юнгер. У него был глубокий, красивого тона голос — в течение тридцати лет Юнгер очаровывал с его помощью членов жюри. — Помощником назначается Ханс Кристоф.
Он нажал кнопку на пульте, и на жидкокристаллическом экране, укрепленном между двумя раздвижными деревянными панелями, появились фамилии адвокатов, задействованных в вопросе апелляции. Томас немного расстроился — его имени в списке не было. Он взглянул на Теру, которую, в отличие от него, отобрали в команду. Она улыбнулась в ответ, но глаза у нее были грустные. Больше им не придется работать бок о бок.
Он перевел взгляд на Юнгера.
— Всех остальных хочу от лица фирмы поблагодарить за отличную работу в течение последних сорока месяцев, — продолжил тот. — Несмотря на то что жюри вынесло вердикт не в нашу пользу, у нас есть немало поводов для подачи апелляции. Если вас нет в списке, обратитесь к партнеру, который вас курирует, — у нас множество дел, требующих вашего неотложного участия.
Юнгер посмотрел на часы на стене. Тридцать минут, отведенных на встречу, истекли.
— Спасибо за внимание, — завершил он. — Совещание окончено.
Томас быстро встал и устремился к двери, надеясь избежать разговоров с коллегами, и особенно с Терой. Однако в коридоре его догнал Макс Юнгер, и они пошли к лифту вместе. В кабине Макс нажал на кнопку двенадцатого этажа; Томас потянулся к седьмой, но Юнгер остановил его.
— Давно ты ко мне не заглядывал. Может, пойдем поговорим у меня в кабинете?
Томас кивнул, но сердце его учащенно забилось. Разговор с Юнгером наедине не сулил ему ничего хорошего. Хорошие новости, как правило, объявляются прилюдно.
— Как там отец? — начал Юнгер.
— Прекрасно. — Томас постарался успокоить нервы. — Все время вас вспоминает.
— И использует меня в качестве мишени для своих шуточек, я полагаю, — сокрушенно улыбнулся Макс. — Он еще в университете так делал.
До того как получить судейскую мантию, отец Томаса являлся одним из самых успешных адвокатов «Клэйтон» и коллегой Юнгера, а еще раньше они вместе изучали юриспруденцию в университете Виргинии.
Двери лифта открылись. Вслед за Юнгером Томас прошел через элегантный холл двенадцатого этажа в его кабинет. В комнате могло спокойно уместиться не меньше пятнадцати кабинок, таких, как те, где сидели рядовые адвокаты и помощники вроде Томаса. Стены кабинета были обшиты панелями из вишневого дерева и увешаны книжными полками и дорогими картинами. Даже в лучшие времена Томас находил обстановку кабинета слегка устрашающей. Теперь же ему казалось, что он вот-вот задохнется.
— Устраивайся поудобнее. — Юнгер показал на мягкий, слишком пухлый диван и несколько кресел.
Томас уселся в кресло; сам Макс сел на диван, закинул ногу на ногу, сложил пальцы домиком и бросил на Томаса пронизывающий взгляд. Глаза у него были карие, орехового оттенка.
— Как твои дела? — спросил Юнгер. — Как ты вообще? Вы ведь потеряли дочку в сентябре, так?
Томас глубоко вздохнул и кивнул.
— По-разному. Бывают хорошие дни, бывают плохие. Все примерно так, как обычно при таких обстоятельствах.
— Хмм… — Юнгер помолчал. — Когда мы с Марджи потеряли Морган, я чувствовал себя так, будто нахожусь под водой. И понятия не имею, в какой стороне воздух и как мне вынырнуть.
Томас слышал эту историю от своего отца. Шестнадцатилетняя дочка Юнгера, Морган, десять лет назад погибла в автокатастрофе — столкнулась лоб в лоб с грузовиком, который вез бревна.
— Подходящее сравнение, — согласился Томас.
— И знаешь, что вернуло меня к жизни? Что открыло мне новые горизонты?
Томас покачал головой.
— Это была идея Марджи. Она сказала, что мне нужен перерыв. Что я должен отдохнуть от фирмы. Помню, я еще засмеялся. Когда сам станешь партнером, ты поймешь — подходящего времени для отдыха не бывает никогда. Но она продолжала настаивать на своем, и в конце концов я согласился. Она просто не оставила мне выбора. Я позвонил Бобби Паттерсону — он тогда был деканом в Виргинском университете — и спросил, не пригодится ли ему старый боевой конь в качестве преподавателя. И это оказалось самым лучшим решением из всех возможных. Преподавательская деятельность действительно подарила мне новую жизнь.
Юнгер замолчал. Томас ждал, когда же наконец босс опустит топор. Тикали часы на стене. Это был единственный звук в кабинете, если не считать грохота его собственного сердца.
— Я разговаривал с Марком Блейком, — снова заговорил Макс.
Томас напрягся. Его подозрения подтверждались.
— Он рассказал мне о деле Сэмюэлсона.
Томас чуть скривил губы, но промолчал. Нападение в данном случае вряд ли будет являться лучшей защитой.
— Мне кажется, что Марк отреагировал слишком остро. Но ты ведь понимаешь, под каким адским давлением он находится, возглавляя группу по делу «Уортон» в суде. «Уортон Коул» заплатила фирме двадцать миллионов — огромные деньги. Джек Бэрроуз, глава компании, очень надеялся, что мы не допустим, чтобы жюри показали эту воспроизведенную на компьютере модель взрыва. Ужас. Дети пытаются спастись, мечутся, сталкиваются друг с другом. Поток настигает их. Маленькие отметки на тех местах, где лежали тела, — красные для мальчиков, синие для девочек. В высшей степени провокационное, подстрекательское видео, к тому же основанное на недоказуемых предположениях. Ну, кому, как не тебе, знать суть дела. Ведь это ты писал бриф.
Томас кивнул.
— От дела Сэмюэлсона зависело практически все. Марк возлагал на твой бриф большие надежды. Как можно его винить? Судья, который написал мнение, — друг судьи Хиршела. В брифе все было изложено очень красиво. Что доказательство не имеет под собой научной базы, что это способ манипулировать жюри, сыграть на их лучших чувствах. Можешь себе представить, как оскорблен был Марк, когда судья Хиршел сообщил ему, что апелляционный суд отменил свое решение. Джека Бэрроуза чуть удар не хватил. Мне кажется, он тоже отреагировал слишком остро. По-моему, судья в любом случае разрешил бы истцу продемонстрировать жюри компьютерную модель. Но Бэрроуз обвинил в неудаче именно Марка.
Юнгер пристально посмотрел на Томаса:
— Полагаю, я не сказал тебе ничего нового, верно?
Томас покачал головой.
— Но есть кое-что еще, и эта информация конфиденциальна. После того как был вынесен вердикт, Бэрроуз пригрозил возбудить против нас иск о ненадлежащем исполнении договора по предоставлению услуг. Жалоба у нас на столе. В фирме мало кто об этом знает. Мы надеемся, что апелляция сможет как-то исправить положение.
Томас побледнел. Он не знал, что угольная компания поставила вопрос подобным образом.
— Как бы там ни было, насколько я понимаю, твой взгляд на то, что произошло, отличается от взгляда Марка. Но все это уже не имеет значения. Марку досталась роль мальчика для битья, а клиента нужно каким-то образом успокоить. Некоторые предлагали принять кардинальные меры, но я решил вмешаться. Я сказал, что это не твоя вина. Это вина фирмы. Мы вместе совершили ошибку. — Юнгер развел руками. — И вместе должны нести за нее ответственность.
Он снова замолчал, а потом резко сменил тему разговора:
— Томас, знаешь, за что я так люблю твоего отца?
— Нет, сэр.
— Он прекрасный человек, да, и верный друг, и великолепный адвокат и судья. Но что восхищает меня в нем больше всего, так это то, что он никогда не останавливается. Не успокаивается до тех пор, пока не выполнит свою работу идеально. В тебе я вижу то же качество. Я знаю, как много ты отдал делу «Уортон». Я восхищаюсь твоим упорством и трудолюбием. Но будем честны: твои личные обстоятельства отразились на результатах не лучшим образом. Ты со мной согласен?
Томас был с этим категорически не согласен. Он говорил Марку Блейку, что по делу Сэмюэлсона была подана апелляция. Что апелляционный суд скоро вынесет решение. Он советовал Марку сообщить об этом судье Хиршелу. В конце концов, Марк сам себя посадил в лужу, потому что был слишком упрям, чтобы прислушиваться к чужому мнению. Но ничего этого Томас сказать не мог. Во всяком случае, не управляющему партнеру, когда жюри вынесло вердикт выплатить девятьсот миллионов, а над фирмой висит иск о недобросовестной практике.
