В те годы, годы лошадей, салунов, золота и карточной игры, Уайатт продолжал время от времени брать в руки свой длинноствольный «кольт» сорок пятого калибра, помогая местным служителям закона или подряжаясь на работу у Уэллс-Фарго или в какой-нибудь горнодобывающей компании, или даже у лос-анджелесских копов. Хотя он и считал себя профессиональным игроком и предпринимателем, Уайатта продолжала преследовать его репутация слуги закона с Дикого Запада, человека с револьвером в руке.

Черт подери, он неплохо заработал на ней! Он часто вешал на своих салунах большую вывеску, на которой было написано «Собственность Уайатта Эрпа», и даже не отказывался признаться в том, кто он есть, игрокам, с которыми садился за стол. Популярность с оттенком горечи. В этом не было ничего от самодовольства или гордости, просто слава, отравлявшая все его существование, но от которой, как он понимал, можно было получить и выгоду.

Ну и нельзя сказать, что он был плох в деле исполнения закона. Он выполнял те или иные поручения полиции еще подростком, тогда, в Ламаре, в штате Миссури. Чему бы он ни научился с тех пор — носить значок полицейского или частного детектива было его делом жизни, к которому он возвращался снова и снова.

Вот почему он и теперь позволил себе вернуться к детективным играм в этом возрасте. Последние несколько лет месяц-другой, проведенные зимой в Хэппи Дэйс, не приносил большого дохода. И в картах ему везло не намного больше, чем Сэди, хотя он был уверен, что удача снова повернется к нему лицом. Из-за этого ему даже пришлось немного солгать своей милой девочке. Она думала, что Уайатт заработал в деле Билла Харта сотню долларов, хотя реально он получил четыре.

Он отдал ей сотенную, а три остальные в данный момент были спрятаны в его левом ботинке. При всей хваленой скорости «Санта-Фе» он будет в Чикаго поздним утром, на третий день пути, а затем еще двадцать часов на «Твентиз Сенчури Лимитэд», чтобы добраться до Нью-Йорка. Три сотни — хороший запас для ставок в покере, в который он надеялся поиграть за эти четыре дня путешествия на поездах.

Пять сотен, которые дала ему Кейт Элдер и о которых Сэди тоже не знала, как и о приватном счете в банке, где Уайатт хранил свои заработки, были вне ее досягаемости.

Конечно, он не смог скрыть от Сэди, что вчера в их бунгало побывала гостья. Он бы предпочел так и сделать, но любопытные соседи наверняка сами бы рассказали Сэди о хорошо одетой и прилично сохранившейся для своих лет пожилой женщине, приходившей к нему. Но признаться в том, что это была Кейт Элдер, само по себе представляло бы проблему.

Сэди и Кейт были несовместимы, как вода и масло. Кейт была подружкой Мэтти Блэйлок в те времена, когда они были продажными голубками, деля комнатушки в разных салунах. Даже несмотря на то, что Уайатт бросил Мэтти ради нее, Сэди и по сей день ревниво относилась к самой памяти об этой бедной и жалкой женщине, давно умершей, страшно негодуя, однако, на тему, как это Уайатт когда-то жил с «этим созданием».

Это было нечестно по отношению к Мэтти. В ковбойских городках, таких, как Уичито и Додж, или в лагерях старателей, таких, как Тумстоун, белые девочки из дома с красным фонарем часто были единственными женщинами на сотни миль вокруг, не являвшимися мексиканками или индианками. И с кем же тогда было делить ложе мужчинам?

Но это не было аргументом для Сэди, в особенности когда Уайатт высказал мнение, что на женщин артистических профессий часто смотрят точно так же. Она была возмущена.

Поэтому Уайатт просто сказал, что к нему приходила «Кэтрин Каммингс». Это была реальная фамилия Кейт в замужестве, когда она жила с тем кузнецом-пьяницей из Колорадо.

— Она друг Бэта, — на ходу придумал Уайатт.

Мнение Сэди о Мастерсоне было неоднозначным.

С одной стороны, дружба Уайатта и Бэта конкурировала с ее правом на Уайатта, с другой — Бэт достиг успеха, став спортивным журналистом в Нью-Йорке.

— И это значит, что она имела право прийти сюда? — резко спросила Сэди. Уже настал вечер, и Уайатт с женой сидели на веранде, попивая из стаканов теплое пиво и глядя в синеющее небо.

— У Бэта для меня есть работа, — сказал Уайатт.

— Какая?

— Работа детектива. Его молодой друг влип в какие-то неприятности с гангстерами в связи с «сухим законом».

Она напряженно посмотрела на мужа, так, будто он нагишом танцевал посреди веранды.

— И зачем Бэту Мастерсону было посылать человека через всю страну за помощью? — спросила она. — У них в Нью-Йорке нет сыщиков помоложе?

— Есть, — ответил Уайатт. — Но не те, кому Бэт мог бы доверять. Он оплачивает все расходы, так что это будет несколько сотен.

Сэди снова напряженно посмотрела на него, но теперь по-другому. Затем взгляд ее стал спокойнее, и она сморщила рот.

— Мне плевать, даже если это пять сотен…

Уайатт с трудом удержался, чтобы не моргнуть, пораженный ее догадливостью.

— … но дело выглядит опасным, и я не хочу, чтобы ты брался за это.

Он усмехнулся.

— Практически никакой опасности вообще.

— Ты в этом уверен, Уайатт?

Он успокаивающе махнул рукой.

— Черт возьми, я бывал в делах, стократ худших.

Она нахмурилась и качнулась в кресле.

— Да, но, сам понимаешь, нельзя сказать наверняка. Может, это будет именно тот раз.

— Какой?

— Такой, когда одна из этих пуль все-таки попадет в тебя.

— Сэди, для меня это еще и шанс снова увидеться с Бэтом.

— Ты же с ним виделся, да? В прошлом году, когда вы вместе работали на этом профессиональном бою в Огайо!

Она перестала раскачиваться и наставила на него взгляд своих карих глаз, подобный дулам двух револьверов.

— В любом случае, ты — не собственность Бэта Мастерсона. А Док давно умер. Теперь ты принадлежишь мне, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Ухитрившись не среагировать на ее догадку насчет Дока, он встал со своего стула, подошел к ней и поцеловал в губы. Она все так же чертовски красива, особенно при этом освещении. И все еще может сплясать под этот ужасный хорнпайп.

— Ты хочешь откупиться от меня этим поцелуем, Уайатт Эрп?

— Хорошо бы, поскольку денег у меня нет.

Она засмеялась и шлепнула его. Он сел обратно на стул, и несколько сотен долларов, свернутые и лежащие в его левом ботинке, так и остались при нем.

— Оплата расходов? — спросила она.

— Все плюс дорога туда и обратно.

Уж на это Кейт Элдер определенно не поскупилась — Уайатт получил билет в первый класс. Заняв свое место в пульмановском вагоне, он сел у окна и положил шляпу на колени. Он знал, что первая часть дороги на выезде из Лос-Анджелеса будет не самой гладкой — путь лежал сквозь Аламеду, и поезду приходилось играть в пятнашки с вагонетками, конками, грузовиками и легковыми автомобилями. Но вскоре суета и шум города сменились тишиной апельсиновых рощ, и их приятный аромат, раздуваемый десятками маленьких электрических вентиляторов, закрепленных на потолке, разлился по вагонам.

Весь день он смотрел на раскинувшиеся за окном просторы Аризоны во всей ее неряшливой красоте. Уайатт никогда не считал эти места пустынными, особенно в это время года, когда серые пески пустынь расцвечены бутонами цветов, золотых маков и многоцветных лилий, перемежающихся с зеленью кустарника и кактусов. В аризонской пустыне он чувствовал себя дома, но ему были знакомы и ее горы с долинами, леса вечнозеленых сосен и знаменитый «Окаменелый лес».

На этих просторах, заполненных дрожащим от жары воздухом, он не раз находил и не раз терял свою Удачу. Он сопровождал дилижансы с ружьем в руках, возглавлял погони, искал золото, играл, выигрывая, играл, проигрывая, охранял закон и был преследуем так называемым законом по обвинениям в убийствах.

Глядя на скалистый ландшафт за окном, Уайатт Эрп думал о том, что хотел бы всю жизнь прожить в Аризоне, но сейчас ни за что бы не вышел наружу, разве что поразмять ноги, когда поезд сделает остановку.

Сколько раз он скакал по этой земле, преследуя конокрадов или бандитов, грабивших дилижансы? В одной из таких погонь он и его брат Вирджил провели в седлах семнадцать дней, преследуя ублюдков, которые застрелили в горах вооруженного экспедитора Бада Филпота…