Патрик Калхэйн
Черные шляпы
Посвящается Стиву Лэкли, сделавшему первый выстрел.
«Смешно…» — последнее, что произнес Док Холидэй.
«Всегда найдутся те, кто скажет, что все случается лишь потому, что богатым лед достается летом, а бедным — зимой…» — последние слова, написанные Бэтом Мастерсоном.
«Допустим, допустим…» — последние слова Уайатта Эрпа.
Часть первая
Играем в покер[1]
Глава 1
Апрель 1920 года
Ночью, когда эти ублюдки подстрелили Вирджила, была такая же гроза.
Темно, темнее, чем внутри сжатого кулака, струи дождя хлещут с востока, хлещут наотмашь, невидимые, пока их не осветит вспышка молнии.
Уайатт Эрп не особо замечал за собой склонность к рефлексии, но сейчас он понял, что чаще всего воспоминания пробуждаются от схожей погоды. А что тогда, в Тумстоуне? Почти сорок лет назад? Эта толпа трусов подстерегла Вирджила, работавшего инспектором и делавшего обычный полуночный обход. Они избили его и искалечили ему левую руку своей картечью. Своим предательством.
Сейчас Уайатт сам был в засаде, и его ночные прогулки едва ли были похожи на работу инспектора. Хотя у него в кармане и был жетон частного детектива, подарок от друзей из полиции Лос-Анджелеса, для которых он иногда выполнял кое-какие дела.
Не такие, как это.
Мотель Лоумэна в северной части шоссе Сан-Фернандо представлял собой дюжину глинобитных домиков, крашенных в розовый цвет. Два ряда по шесть домиков по краям засыпанного гравием внутреннего двора, крошечные прудики, временами отражавшие белые вспышки молний. Сегодня была среда, а тогда, в понедельник, покрытые зеленью предгорья Вердаго были освещены оранжевым закатным солнцем, придававшим величественный вид этой, по сути, маленькой убогой деревушке, в которую приезжали на свидания.
К ночи холмы превратились в неясные силуэты, темные плечи, поднятые, чтобы укрыться от хлещущего ливня. Уайатт и сам чувствовал себя так же.
Чертово семейное дело.
Не слишком благородное занятие для мужчины, не так ли? По крайней мере, в Городе Ангелов «медные значки» давали ему настоящие поручения — поймать типов, находящихся в розыске, если они сбежали в Мексику, не придавая это огласке, надавать пинков тем, кто незаконно захватывает участки в округе Сан-Бернардино. Черт, в конце концов, он получил лицензию частного детектива, только чтобы ублажить комиссара полиции Льюиса! Уайатт никогда не собирался заниматься частной практикой, не говоря уже о том, чтобы рыться в чужих спальнях, будь они прокляты.
Но поползли слухи, что сам Уайатт Эрп, Великий Старый (ради бога!) Лев из Тумстоуна, занялся ремеслом детектива, и любые случайные клиенты могут найти его прямо в его бунгало, которое он арендовал на Семнадцатой улице.
Но эта работа пришла не от случайного клиента. Она была, можно сказать, безвозмездной, такой, которую делают только для друга. У него за всю его жизнь было слишком мало настоящих друзей, и если один из них просил что-то сделать, то Уайатт Эрп был не из тех, кто отказывает друзьям.
Он встал за стволом пальмы. Дерево раскачивалось, но Уайатт стоял ровно. Потом он стал посередине между этим тропическим суррогатом дерева и автомобилем «Модель Т» цвета морской волны, который одолжил ему Уильям С. Уайатт научился водить машину очень давно, но никогда не имел своей. Засунув руки в карманы черного дождевика и натянув широкополый черный «стетсон» так, чтобы получше прикрыть ворот, он стоял. Худощавый, ростом метр восемьдесят пять, с выдающимися, словно у апачей, скулами, немигающим взглядом небесно-голубых глаз, белоснежными седыми волосами и аккуратно подстриженными усами, Уайатт Эрп выглядел лет на пятьдесят пять. Но ему было уже семьдесят.
В такую погоду человек, подобный Эрпу — легендарному стражу порядка, игроку, охотнику на бизонов, золотоискателю и противнику индейцев, пережившему больше кровавых разборок, чем можно было бы себе представить даже на Диком Западе, — должен был бы корчиться, лежа в кровати, от пульсирующей боли в суставах и множества старых ран.
Если бы, конечно, его хоть раз ранили.
Уайатт Берри Стэпп Эрп, много раз попадавший в перестрелки с пьяными ковбоями, знаменитыми бандитами, нос к носу столкнувшийся с Клэнтонами и Мак-Лори в перестрелке у О. К Коррал, побывавший в бесчисленных стычках с индейцами, конных погонях за угонщиками скота и грабителями дилижансов, чьи братья, Вирджил и Морган, были застрелены на улицах Тумстоуна, до сих пор, за всю свою долгую жизнь, не получил ни одного пулевого ранения.
В тот раз в стычке с Кудрявым Биллом Брошисом Уайатт переплыл через стремнину с чертовым патронташем, обмотавшимся вокруг коленей. Он был настоящей мишенью, стреляя из шестизарядника в ответ на выстрелы ружья Билла, и что? В тот раз он был близок к провалу, как никогда. Полы пальто были порваны в клочья, в лохмотья пулями, лошадь погибла. Как, впрочем, и Кудрявый Билл.
Уайатт никогда не брал с собой оружие, если, конечно, не выполнял обязанности инспектора или не транспортировал крупную сумму денег. Это однажды поставило его в неловкое положение, когда капитан полиции, отвечавший за безопасность, был вынужден разоружить бывшего инспектора с Фронтира, который должен был выйти на ринг в качестве рефери в бою между Фитцсиммонсом и Шарки в 96-м году.
Тем не менее вся эта призовая охота по поручениям лос-анджелесских легавых заставила его достать из шкафа свой длинноствольный «кольт» сорок пятого калибра. Громоздкий старый дружок был в хорошем состоянии. Когда-то, во времена Додж-сити, «кольт» подарил ему писатель, автор дешевых рассказов, чудак, черпавший из воспоминаний Уайатта сюжеты для своих произведений, а потом ни единого слова не написавший о нем самом!
В любом случае, Уайатт ценил это оружие, особенно удобство прицеливания, которое гарантировал ствол длиной двадцать пять сантиметров. Но носить его в нагрудной кобуре было чертовски неудобно. Поэтому сегодня он прицепил на левое бедро удобную кожаную кобуру, чтобы доставать «кольт» перекрестным движением, как это обычно делают пограничники. Как привык делать он сам.
Он вспомнил своего давно умершего друга-игрока, и уголки губ дрогнули, изобразив нечто, похожее на улыбку. Большинство людей ненавидели Дока Холидэя, горького пьяницу. Но черный юмор Холидэя всегда веселил Уайатта.
«Тебе было бы скверно в этой сырости, Док, — мысленно сказал Уайатт своему другу. — Ты бы кашлял, как школьница, первый раз в жизни глотнувшая виски».
«Спасибо огромное, Уайатт, но я люблю дождь, — ответил бы Холидэй, растягивая слова в своем акценте южанина. — Что ты вообще знаешь о виски и школьницах, а?»
Свет в домике номер четыре все еще не зажегся. Уайатт счел, что было бы грубо прерывать парочку во время столь интересного занятия. Он подождет, пока они закончат. Это будет по-христиански.
Чуть больше недели назад он пришел в дом Билла Харта в западном Голливуде. С точки зрения кинозвезды, дом можно было бы назвать вполне скромным — несколько лошадей в корале под навесом и конюшня размером не больше, чем бунгало Уайатта. Бывший помощник инспектора и звезда вестернов сидели в кабинете Харта, стены которого были уставлены книгами о прошлых днях и памятными вещами в стеклянных ящиках, настоящими, бережно хранимыми шестизарядниками, ружьями для охоты на бизонов и всякими безделушками, оставшимися от индейцев сиу.
Над большим каменным камином, в котором весело потрескивали дрова, висела картина Ремингтона, изображавшая военную команду «Блэкфут» верхом на лошадях. Не по сезону холодный для Калифорнии апрельский день почти оправдывал то, что был зажжен камин, и Уайатт не винил друга-актера в том, что он ублажает себя. Большие удобные кожаные кресла с массивными деревянными подлокотниками были развернуты к огню.