Но даже сейчас Эл периодически работал, пару вечеров в неделю, за знаменитой шестиметровой барной стойкой трактира «Гарвард». Но его работа, как и возня с кеглями в боулинге, была в основном прикрытием. Он выполнял все поручения мистера Йеля.

Такие, как в этом феврале, когда начались неприятности с ирландскими ребятами. Они называли себя «Белой Рукой» просто ради того, чтобы утереть нос итальянцам. Угнали огромный груз «Старого Дедушки», водителей, работавших на Йеля, избили и запугали, а пустые грузовики бросили прямо перед воротами «винного автопарка», принадлежащего Фрэнки.

Йель контрабандой ввозил из Канады огромные количества подлинной качественной продукции, но то, что было украдено, было простым самогоном, правда, высочайшего качества, сделанным «Пурпурной Бандой» из Детройта, производителями самой качественной поддельной выпивки в стране.

Йель взбесился и отправил Эла вместе с двумя его подручными, Лысым Питом Рагостой и Кудрявым Сэмом Бинаджо, чтобы они наказали виновных.

Сидя в отдельной кабинке трактира «Гарвард», Фрэнки и Эл без свидетелей обсудили детали предстоящей акции.

— Вот что я думаю, — сказал Фрэнки. — Мы должны проучить этих засранцев. Поступить четко и определенно.

— О’кей, — проронил Эл.

— У них будут танцы в честь Дня святого Валентина в этот уик-энд, в зале «Скальд».

— Ты там был когда-нибудь?

— Пару раз. Не надо быть ирландцем, чтобы иногда арендовать точку.

Фрэнки кивнул.

— Хорошо. Знаешь планировку? Галерея есть?

— Конечно. Думаешь, напасть из засады?

Фрэнки снова кивнул, но теперь куда более выразительно, его черные глаза засверкали.

— С галереи будет полный обзор, в том числе левой стороны танцзала. Все эти крутые ирландцы будут сидеть там. Ловетт, Деревянная Нога и Мусорка — вся эта злосчастная банда.

— С ними будут жены и девушки, не так ли?

— И что ты думаешь?

— Ничего. Просто спросил.

Фрэнки поднял правую бровь.

— Ага. Это будут танцы. Они же не институтки. Да, там будут жены и девушки. Это оскорбляет твое тонкое чувство морали?

— Нет.

— Думаю, что обстрел должен быть общим. Возьми с собой «томми».

Эл развел руками.

— Я уверен, что смогу снять Бешеного Билла и остальных из револьвера, или…

— Нет. Это танцы, но я думаю, что некоторые из них все равно придут при пушках. А тебе надо разыграть нашу партию и замочить их, причем быстро. Так что «томми» — самое лучшее.

— Только я?

— Нет. Ты будешь с «томми», а Лысый и Кудрявый будут бить прицельно. Эл, чтобы через тридцать секунд после начала стрельбы вы рванули оттуда. Капишь?

— Капишь.

Вечеринка была в самом разгаре, когда Эл провел Рагосту и Бинаджо через никем не охраняемый вход и вверх по лестнице, к распашным дверям, выходившим на галерею. Он вынул «томпсон» из-под полы светло-коричневого пальто и тычком дула открыл двери. К его облегчению, на галерее никого не было. Трое мужчин в длинных пальто и широкополых «борсалино» заняли свои позиции в темноте у перил.

Зал внизу был украшен бумажными сердечками и серпантином красного и пурпурного цвета с букетами красных цветов на его пересечениях, свет был приглушен, чтобы придать романтики танцу. Но общее настроение было праздничным, со смехом и криками. Клубы сигаретного и сигарного дыма переливались в свете ламп. Народу было не слишком много — исключительно элита «Белой Руки». Тридцать с небольшим человек. Около пятнадцати пар.

Ирландцы передавали друг другу бутылки и хлопали друг друга по спинам, некоторые стояли у своих столиков, отплясывая импровизированную джигу под ирландские частушки, которые выдавал оркестр, упорно пахавший в левом дальнем углу сцены.

Эл посмотрел на смокинги и разукрашенные бальные платья. У него перед глазами предстало лицо его жены Мэй, но он не позволил этому продолжаться долго. Он уже сказал Лысому и Питу, чтобы они изо всех сил старались не подстрелить женщин. За себя он и этого гарантировать не мог…

Эл дал очередь из автомата, и оглушительное эхо выстрелов загромыхало по залу. Лысый и Кудрявый, стоящие в полуметре по бокам от него, принялись бить рыбу в бочке из своих никелированных револьверов. Снизу их было видно, как едва различимые фигуры, поливающие людей огнем и свинцом. Очередь пуль сорок пятого калибра из «томми» подняла брызги из щепок дерева, человеческой плоти, бумаги и стекла, окрасив красным, но не праздничным цветом танцы в честь Дня святого Валентина.

Кричали только женщины. Ни один мужчина не взялся за оружие, ни один, все либо нырнули под столы, либо рванули к выходу. Ни один из этих трусов не схватил в охапку жену или подругу, оставив женщин на произвол судьбы. Мужчины поняли, что сверху на них льется смерть, и единственный способ выжить — убежать от этого дождя.

Прошло меньше тридцати секунд, когда Эл и двое его помощников ринулись вниз по лестнице наружу, где их ждал «Ласаль». Эхо выстрелов позади утихло, и на смену крикам пришли рыдания.

Число погибших было скромным, всего трое, но ранеными оказались практически все тридцать присутствовавших.

— Мы просто вошли внутрь, — рассказывал Эл Фрэнки тем же вечером в их кабинете в трактире «Гарвард». — У них даже охранников на дверях не было.

— Эти гады думали, что они в безопасности, — едко усмехнулся симпатяга Фрэнки. — Разве какой-нибудь бессердечный ублюдок посмеет нарушить празднование Дня святого Валентина?

«Фрэнки прав, — подумал Эл. — Мы поступили четко и однозначно».

Теперь, месяц с лишним спустя, напряженность между бандой Йеля и «Белой Рукой» продолжала оставаться очень высокой, но Фрэнки уже мог контролировать ситуацию. А Эла он послал за реку, чтобы выяснить новые перспективы и возможности на «Ревущих Сороковых».

Сегодня он и Фрэнки встретились в клубе «Адонис» — закопченной двухэтажной развалине, обшитой вагонкой, ресторане на Двадцатой улице с видом на залив Маргариток, чей менее чем завлекательный аромат тухлых яиц был главной визитной карточкой этого предприятия питания.

Внутреннее убранство «Адониса» тоже не блистало — старые шатающиеся деревянные стулья с драными плетеными спинками, порвавшими не одно платье у посетительниц. Стены и потолок были украшены росписями художника-любителя, который, вероятно, нашел новые причудливые способы сочетания религиозных мотивов с образами Колизея и Везувия. Эл слушал, как пьяницы восхваляют искусство мазилы, изумленно пялясь в потолок этой дешевой имитации Сикстинской капеллы. Но только пьяницы.

Еда, однако, здесь была чудесной. Бешеная Арголия, заправлявшая рестораном, подавала свои бесчисленные салаты и итальянские ассорти, и Эл уминал здесь больше лазаньи, жареного клема, телячьей ролатини и кальмаров, чем в любой из полудюжины других итальянских точек, часто им посещаемых.

Они с Фрэнки сидели за столом. Эл пил пиво, Фрэнки — свой обычный стакан виски. Фрэнки, как всегда, выглядел на миллион баксов — в лиловом пиджаке с пурпурными отворотами и в желтом шелковом галстуке, заколотом булавкой с бриллиантом в четыре карата. Высший класс.

— Уайатт Эрп, — повторил Фрэнки, наморщив лоб, словно в непонимании.

— Ага Старый хрыч, и не поверишь. Не выглядит на свои годы.

— Он и этот спортивный журналист снесли Лысого и Кудрявого?

— И меня, — добавил Эл. Он не тот человек, чтобы обманывать босса. — Эти парни, конечно, не мальчики, но, Фрэнки, ты слышал истории про Запад. Ковбои, индейцы и прочее дерьмо. Я имею в виду, что не этот ли парень по имени Уайатт Эрп прикончил восемь или десять человек в О. К Корале или где там еще?

— Сказки для подростков, — ответил Фрэнки, отмахнувшись. — Если все, что есть у этого клоуна Холидэя, — пара трясущихся стариков-шерифов с Дикого Запада, нам не придется долго возиться.

— Я не сказал, что они меня беспокоят, — ответил Эл. — «Никогда не недооценивай своего противника», всегда говорил Маленький Джон.

— Маленький Джон, при всем к нему уважении, не эксперт в силовых методах.