Женитьба пришлась очень кстати и в связи с повесткой из призывной комиссии, дав ему отсрочку от отправления на войну за океан. Новоиспеченный отец делал все, чтобы обеспечить благосостояние своей только что обретенной семьи.

За последние несколько лет он не раз пытался найти постоянную работу, иногда просто ради прикрытия, например, подборщиком кегель в боулинге, который открыл Маленький Джон, иногда и настоящую, например, клерком на оружейном заводе, а затем бумагорезчиком в переплетной мастерской. Работа клерка была неплоха, по крайней мере было где поупражнять мозги, но эта чушь с резкой бумаги оказалась очень занудной и утомила его до крайности.

Но теперь он стал женатым человеком, отцом со всей причитающейся ответственностью, и ему была нужна настоящая работа. Хорошо оплачиваемая работа, законная ли, нет… скорее всего, нет. Когда же он обратился к Маленькому Джону, ответ его наставника был просто шокирующим:

— Мой бизнес в Чикаго требует моего постоянного внимания, — сказал Торрио.

Много лет Торрио ездил в Чикаго и обратно на поезде, два-три раза в год. Там жила его племянница, Виктория, вышедшая замуж за Большого Джима Колосимо, бордельного царя Чикаго.

— Возьми меня с собой, Маленький Джон.

— Нет, Эл. Ты нужен мне здесь.

— И что будет здесь, когда ты уедешь?

— Фрэнки Йель. Он будет присматривать за моими делами. А ты будешь присматривать за Фрэнки.

— Ты не доверяешь ему, Маленький Джон?

— Конечно, доверяю. Если за его спиной будешь стоять ты.

И Джон Торрио сел в поезд, отправившийся на запад, а Эл отправился в подчинение Фрэнки Йелю, заместителю Маленького Джона.

Эл уже хорошо знал Фрэнки, этот человек ему нравился, и он уважал его. Коренастый, черноволосый, курносый и с ямочкой на подбородке, Йель был всего на пять-шесть лет старше, но уже добился внушительных успехов. У него в собственности были похоронное бюро, ночной клуб (кафе «Санрайз»), прачечная, скаковые лошади, боксеры-профессионалы и даже производство сигар его собственной марки.

Аль Капоне не был долбаным вором, и Фрэнки Йель — тоже. Он ссужал деньги рабочим под двадцать процентов в неделю, он предоставлял услуги охраны владельцам магазинов и организовывал профсоюзы, в частности местных «ледяных людей», специалистов по драгоценностям.

По правде, Фрэнки был печально известен своей исключительной вспыльчивостью. В мгновение ока он мог превратиться из милосердного дона в грубого психа. Он мог взорваться тирадами грязных ругательств и избить собственного брата так, что тот попал в больницу, всего лишь за едва различимое оскорбление (именно так он поступил со своим младшим, на десять лет моложе, братом — Анджело Йелем).

Эл никогда лично не сталкивался с гневом Фрэнки. Либо потому, что никогда не давал к этому повода, либо потому, что Фрэнки не доводил себя до такого безумия, чтобы подраться с человеком с габаритами Эла.

У Йеля были три штаб-квартиры. Одна в бруклинском гараже, где находились грузовики, перевозившие выпивку, вторая — в клубе «Адонис», ресторане Бешеной Арголии, и, наконец, в трактире «Гарвард» на Кони-Айленде, на южном побережье Бруклина.

Размеры Эла определили и род его деятельности — бармена и вышибалы. Этот восемнадцатилетний парень имел достаточный вес тела и учтивость, чтобы успешно выполнять обе роли. Вовсе не обязательно вышвыривать пьяного ублюдка столь сильно, чтобы, когда он протрезвеет, его обида была достаточной для того, чтобы больше не приходить в этот бар.

— Ты тактичен, — сказал Йель после того, как Эл вывел наружу буйного пьяницу, который из проблемы тут же превратился в его приятеля, когда дюжий бармен обнял его за плечи и вывел наружу, успокаивая.

— Тактичен, — повторил Эл, наслаждаясь комплиментом, поскольку, похоже, это был именно комплимент. Позднее, когда он нашел слово в словаре, то узнал, что оно значит много больше.

Хотя трактир «Гарвард» был не изящнее глинобитного домика, Йель, в своей мрачной красоте мускулистого и статного парня, стал еще большей выставкой мод, чем Джонни Торрио. Вместо отутюженных стильных деловых костюмов Маленького Джона он носил двубортные костюмы невероятных цветов, но даже они терялись на фоне пряжки ремня с бриллиантами, не говоря уже о жемчужно-серых гетрах поверх черных лакированных кожаных ботинок и широкополой «борсалино», обычно белой, но иногда и серой.

Вскоре Эл собрал себе гардероб по примеру Йеля, что могло, конечно, и раздразнить вспыльчивого босса, но тот воспринял это как комплимент. На самом деле Йель принимал Эла таким, какой он есть, во всем. Вскоре бармен стал постоянным атрибутом трактира «Гарвард», делая все — от мытья тарелок до обслуживания столиков под отеческим присмотром Фрэнки. Клиенты, опасливо выражавшие свое уважение Фрэнки и побаивавшиеся его телохранителя Малыша Оджи, с удовольствием общались с Элом, чья манера подавать кружки с пенистым пивом с лучезарной улыбкой на лице принесла ему не меньше друзей, чем его танцевальные па в «каслуок» и «боллин зе джек» с девушкой-певицей.

Люди поражались тому, как изящно двигается этот гигант, и ему нравились их внимание и аплодисменты.

Фрэнки Йелю тоже нравилось, как справляется Эл с другими поручениями.

Как, например, в прошлом году, когда Эл оказался у местного игрового стола, где играли в кости, и Тони Перотта выиграл внушительную сумму в 1500 долларов.

Когда Перотта со своей внезапно обретенной крупной суммой в кармане перестал играть и вышел в коридор, Эл пошел следом за высоким худощавым игроком и остановил его в углу.

— Хороший выигрыш, Тони.

Перотта и Эл были знакомы.

— Спасибо, Эл. А тебе не по фигу? — ответил усатый Перотта с модной зеленой шляпой на голове.

— Ты задолжал Фрэнки Йелю две тысячи по векселям за игру на той неделе.

— Повторяю, какого фига…

— Ты знаешь, какого, Тони. Я работаю на Фрэнки.

— Почему бы тебе не взять у меня сотку себе в карман?

— Давай бабки, — сказал Эл, покачав головой.

— Поди, трахни себя, толстяк! — крикнул Тони, толкнув Эла.

Он и моргнуть не успел, как в руке Капоне оказался пистолет сорок пятого калибра, который уперся Тони в живот.

— Давай, — повторил Эл.

Перотта оттопырил губу, словно обиженный ребенок.

— Постыдился бы! — сказал он, отдавая деньги.

Эл заткнул оружие обратно за пояс.

Перотта покачал головой, охая и причитая:

— Не думай, что я забуду это, Капоне! Это нечестно, это неправильно, я же так давно тебя знаю! А еще я знаю, где ты живешь со своей ирландской женушкой!

Эл снова вытащил пистолет из-за пояса и на этот раз всадил Перотте пулю в лоб. Рот парня уже открылся, чтобы произнести какую-нибудь очередную ерунду, но звук оттуда уже не последовал. В стену ударили брызги крови, мозгов и осколки кости. Все это начало стекать вниз уже после того, как Перотта соскользнул по стене и удобно уселся в последний раз в жизни.

Когда этим же вечером Эл отдавал деньги боссу в отдельной кабинке трактира «Гарвард», Йель выглядел так, будто действительно впервые в жизни потерял терпение, общаясь со своим любимцем.

— Какого черта! — крикнул Фрэнки. — Теперь я уже не получу от него свои пять сотен, которые остались за ним, не так ли?!

— Он много трепался, — сказал Эл.

— Куча парней много треплются!

— Этот угрожал моей семье. Этот хрен заслужил то, что получил, мистер Йель. Можете удержать пять сотен из моего жалованья. Я согласен на это, если вы поделитесь со мной двадцатью процентами от выручки.

Выражение лица Фрэнки стало таким же, как у Перотты перед смертью, — с широко открытым ртом. Только Перотта не успел расхохотаться так, как это сделал Фрэнки.

— Так ты хочешь время от времени делать дела, — сказал Фрэнки.

Это означало — убивать.

— Вы босс, мистер Йель.

— Забудь. Забудь. Просто Фрэнки. Я тебя обожаю, лоботряс ты здоровенный. Просто обожаю. Ты не должен мне ничего, мальчик, кроме преданности. Понял? Сядь, давай поговорим о том, что тебя ждет.