Почетная сабля, преподнесенная кортесами Риэго.

Жизнь Риэго уже близилась к ее трагическому концу, когда он изведал радость глубокой и нежной привязанности. От того дня, когда Тереса переступила порог его дома, и до последней разлуки легло только пятнадцать месяцев — немногим больше года. Этим временем и отмерено личное счастье Риэго.

Рафаэль был старше своей племянницы Тересы дель Риэго на тринадцать лет. Когда молодой офицер впервые уходил с полком из Овьедо на театр войны, на шее у него повисла смуглая девочка с острыми коленками и неуклюжими руками. Насмешница Тересита на этот раз не смеялась — она залила весь мундир лейтенанта обильными слезами.

В 1814 году полковник Риэго, получивший назначение в экспедиционную армию, заехал в родной город. Здесь он встретил тихую, застенчивую девушку, бросавшую на него украдкой из-за густой завесы всегда опущенных ресниц взгляды, полные восхищения. Не верилось, что это все та же Тересита: девушка была стройна и грациозна, как астурийская яблоня. Рафаэль ловил себя на том, что весь интерес пребывания в родительском доме сосредоточился для него на шестнадцатилетней племяннице.

Бурные годы заставили забыть о приглянувшейся девушке. А во время изгнания из Мадрида на родину Рафаэль с новой силой испытал ее очарование. Между влюбленными произошло объяснение.

Но только через год, когда Риэго после избрания его в кортесы обосновался в столице, он решился, наконец, сделать Тересу подругой своей нелегкой жизни.

Рафаэль нашел для себя и жены покойный угол подальше от задыхающегося в июньском зное Мадрида. Их приютила деревушка Мирафлорес, лежащая на склоне сьерры.

После многочасового парламентского заседания Риэго отправлялся в горы верхом. Он отъезжал на несколько лиг, и столица — раскаленное пекло — пропадала внизу в бурном тумане. С высот тянуло свежестью.

Вдали показывалась Мирафлорес. На самом краю деревни стоял домик, увитый глициниями и усатыми виноградными лозами. На пороге ждала Тереса.

Рафаэль лазил по горам, собирал лаванду, учил Тересу ловить прыгающую в холодных струях форель. Он радовался давно забытой радостью детства, когда удавалось извлечь из-под камня сонного, лениво загребающего клешнями рака.

Душевный покой рождал уверенность в радостном будущем. Заглядывая в лицо молодой жены, Риэго отдавался мечтаниям — он видел перед собою долгие годы, полные трудов и успехов…

Король тайно совещается с преданными ему гвардейскими офицерами:

— Ближайшие к столице провинции оголены, остались без войск. Черные направили все свои силы в Наварру и Каталонию на подавление феотов[38]. Им перестали повиноваться и королевские карабинеры и Кордовский полк… У самых ворот Мадрида, в Сигуэнсе, восстал пехотный полк, а с ним и вся провинция. Мой план прост: четыре гвардейских батальона неожиданно для черных уйдут в Пардо, а два останутся здесь — охранять дворец. После этого я вызову к себе во дворец, будто для совещания, Морильо и Сан-Мартина, правительство и членов аюнтамиенто. Арестую их всех и оставлю здесь под охраной. Двух батальонов гвардии для этого хватит!.. Потом отправлюсь в Пардо и во главе четырех батальонов двинусь на Мадрид. Я уверен в успехе!

— Ваше величество, черные немедленно мобилизуют свою народную милицию.

— Вы справитесь с этим сбродом! Но если бы и произошло что-либо непредвиденное, наше дело послужит прекрасным поводом для вступления в Испанию французских войск. По моим сведениям, они уже сосредоточены вдоль Пиренеев… Гвардейцы, я рассчитываю на вашу беззаветную преданность трону!

— Мы все готовы умереть за трон и веру!..

— Ваше величество может положиться на свою гвардию!

— И помните, сеньоры: когда захватите кортесы, не упустите этого Риэго!

Торжественное закрытие кортесов состоялось 30 июня. Депутаты и монарх расстались чрезвычайно холодно. Вызывающий вид Фердинанда предвещал недоброе. Кортесы давно опасались подвоха со стороны короля. А он злорадствовал, что переступает порог парламента в последний раз.

Когда Фердинанд усаживался в коляску, чтобы отбыть во дворец, враждебно настроенная толпа окружила королевский экипаж. Раздались оглушительные крики: «Да здравствует Риэго!»

И тут контрреволюционный нарыв прорвало раньше назначенного срока.

Под дробь барабана со штыками наперевес пикет гвардейцев набросился на ненавистных им черных.

Король поспешил уехать в сопровождении гвардейцев. На мостовой осталось несколько раненых.

Возмущенная толпа бросилась к дворцу. Рассвирепевшие гвардейцы стали стрелять в народ сквозь решетку дворцовой ограды.

Гвардейский лейтенант Ландабуру, известный своей приверженностью комунеросам, стал требовать, чтобы прекратили стрельбу по безоружным людям. Гвардейцы подняли его на штыки.

Все это видел Риэго — от кортесов к дворцу вела короткая прямая улица. Он подошел к артиллерийской батарее, расположенной у здания кортесов, и обратился к командовавшему ею офицеру:

— Лейтенант, надо послать несколько ядер во дворец!

— Кто вы такой, чтобы приказывать мне?

— Я — президент кортесов.

— В таком случае отправляйтесь в кортесы и распоряжайтесь там!..

И столичный гарнизон был ненадежен. Конституционный режим мог опереться лишь на народную милицию и на вооруженное население города.

Риэго стал действовать. Он мобилизовал стоявшие в городе части милиции, расставил по улицам патрули и потребовал срочно созвать аюнтамиенто.

Энергичные меры революционных властей как будто заставили бунтовщиков во дворце присмиреть. А глубокой ночью четыре гвардейских батальона покинули дворец и ушли в деревню Пардо, лежащую в двух лигах от столицы.

Как только капитан-генерал Мадрида Морильо узнал об этом, он бросился вдогонку за мятежными гвардейцами. Но напрасно пытался он образумить бунтовщиков. Никакие уговоры не действовали. Гвардейцам уже выдали для храбрости двойную порцию вина. Они вопили пьяными голосами:

— Да здравствует абсолютный король!

— Смерть конституции!

— Генерал, присоединяйтесь к нам!.. Будем вместе бить черных!

Риэго лихорадочно накапливал силы для отпора реакции, раздавал оружие членам клубов, добровольцам. Командование милицией он возложил на Эваристо Сан-Мигеля.

Между тем гвардейцы в Пардо, готовые к удару по Мадриду, с нетерпением ждали короля. Ждали несколько дней, но он все не приезжал.

А Фердинанд и не думал становиться во главе батальонов, которые он же сам подбил на мятеж. Ведь это было опасно! Ни жив ни мертв, король отсиживался теперь во внутренних покоях своего дворца.

В ночь с 6 на 7 июля потерявшие терпение батальоны гвардии двинулись из Пардо на Мадрид. Они прошли беспрепятственно до самого центра столицы — до площади Пуэрта дель Соль. Здесь их встретили отряды добровольцев и милиции.

Завязалось кровопролитное сражение. Со всех сторон к конституционалистам спешили подкрепления.

После двухчасового боя гвардейцы потерпели жестокое поражение. В поисках спасения они укрылись во дворце, превратившемся в осажденную крепость.

Одной из частей народной милиции, атаковавшей дворец, командовал Бальестерос. Фердинанд выслал к нему парламентера, прося прекратить огонь. Генерал ответил:

— Передайте королю, чтобы он немедленно отнял оружие у окружающих его бунтовщиков. Иначе штыки свободных испанцев пробьют себе путь до самой королевской спальни!

В азарте борьбы гвардейцы отказались вести далее начавшиеся было переговоры об их разоружении и сдаче. Сражение возобновилось с удвоенной яростью.

Положение осажденных вскоре стало безнадежным. Части из них удалось отчаянным броском прорваться сквозь кольцо осады. Они кинулись в сторону поля Каса дель Кампо. Здесь солдаты конституции настигли гвардейцев и дали им примерный урок. Поле густо покрылось телами убитых.