Вот повесть о битве Лоха Мор, сына Мо Фемиса с Кухулином. Вскоре послала Медб сразиться с Кухулином шестерых разом. То были Трайг, Дорн, Дерну, Кол, Аккуис, Эрайси — друиды, трое мужчин и трое женщин. Вступил с ними в битву Кухулин и поразил всех до единого. Так преступили ирландцы уговор, и тогда взялся Кухулин за пращу и принялся осыпать войско ирландцев камнями к северу от Делга. Хоть ц немало там было ирландцев, никто не сумел повернуть на юг — ни собака, ни конь, ни человек.

Между тем в обличье старухи приблизилась к Кухулину Морригап из сидов, дочь Эрнмаса и стала доить корову с тремя сосцами. И явилась она оттого, что любой, кого ранил Кухулин, вовеки не поправлялся, если сам герой не лечил его. Мучаясь жаждой, испросил у нее Кухулин молока. Протянула ему Морриган молоко из первого сосца. — Поскорей бы мне стать невредимой, — промолвила она, и тут исцелился ее глаз. Попросил у нее Кухулин молоко из другого сосца. Подала его Морриган и сказала: — Пусть бы скорей излечился дающий! Снова попросил у нее Кухулин напиться, и дала ему Морриган молоко из третьего сосца. — Да благословят тебя боги и смертные! — воскликнул Кухулин. — Чародеи были их богами, а смертными — женатые. — Излечилась тотчас королева.

Сто воинов разом послала Медб сразиться с Кухулином, но все они пали от его руки.

— Беда нам, что гибнет вот так наше войско, — промолвила Медб.

— Не впервые досаждает нам этот человек, — ответил Айлиль.

С тех пор названо место, где были они, Куиенд Кинд Дуне, а брод, что вблизи, не напрасно зовется Ат Кро, ибо немало крови неслось тогда вниз по течению.

«Войска четырех великих королевств Ирландии расположились лагерем у Бреслех Морна Маг Муиртемне. Свою долю скота и иной добычи отправили они на юг к Клитар Бо Улад. Недалеко от них, у Ферта и Лерга, остановился Кухулин, и к вечеру возница Лаэг, сын Риангабара, разжег для пего огонь. Далеко впереди, через головы воинов четырех великих королевств Ирландии, увидел он в лучах уходящего в вечерние облака солнца огненный блеск золотого оружия. Гнев н ярость наполнили его при виде войска, ибо немало там было врагов и немало противников. Взял он тогда два копья, щит да меч и затряс щитом, воздел ввысь копья, замахал мечом, и боевой клич вырвался у него из горла. Ужасен был крик Кухулина, и вторили ему духи, призраки, оборотни и демоны воздуха, а сама Немайп, богиня войны, наслала смятение на лагерь ирландцев. Звон оружия и наконечников копий заполнил лагерь, и сто человек замертво пали в ту ночь от безумия н ужаса.

Между тем вот что увидел Лаэг: человека, что с северо-востока направлялся прямо к ним через лагерь ирландцев.

— Едет к нам воин, о Кухулин! — сказал Лаэг.

— Каков он собой? — спросил Кухулин.

— Не трудно ответить — высок он и строен, свободно лежат его пышные золотистые пудри волос. В зеленый плащ он закутан, что у груди скреплен серебряной заколкой. Рубаха королевского сукна до самых колен прикрывает его белоснежную кожу. Нитью багряной из красного золота прошита рубаха. В руках у него черный щит с тяжелой шишкой из светлой бронза. Несет он пятиконечное копье и раздвоенный дротик. Дивно играет и тешится он тем оружием. Никто не стремится к нему, да и он ни к кому не подходит, словно и не видят его в лагере войск четырех великих королевств Ирландии.

— Так и есть, брат мой, — молвил Кухулин, — это мой друг из волшебных холмов, что пришел облегчить мой дух, ибо там знают, какое мне выпало бремя — сражаться в одиночку с войсками четырех великих королевств Ирландии во время Похищения.

Подъехал к ним воин и, сжалившись над Кухулином, заговорил с ним.

— Поспи теперь крепким сном у Ферта и Лерга до исхода трех дней и трех ночей, — сказал он, — а дотоле я сам буду биться с врагами.

Тогда в глубокий сон погрузился Кухулин у Ферта и Лерга. Долог был этот сон, но велика была и усталость воина, не знавшего отдыха с понедельника перед Самайном до пятницы после весеннего празднества. Лишь после полудня забывался он недолгим сном, склонив голову на кулак, в кулаке зажимая копье, а копье положив на колено, но и тогда он рубил и колол, поражал и крушил войска четырех великих королевств Ирландии. Меж тем растения из сидов, чудные травы и зелья приложил воин к ранениям бессчетным, рубцам и порезам Кухулина, так что тот исцелился во сне, сам не зная об этом.

В ту самую пору пришли на юг из Эмайн трижды пятьдесят юношей, трижды пятьдесят королевских сыновей во главе с Фолломайном, сыном Конхобара. Трижды сразились они с врагами, и втрое больше, чем было их, пало ирландцев, по и средь них никого не осталось в живых, кроме самого Фолломайпа. Поклялся тогда Фолломайн, что во веки веков не вернется он в Эмайн, не унеся с собой головы Айлпля с его золотой короной. Нелегкое дело задумал он, ибо вышли против Фолломайна два сына Бейте, сына Бани, два сына приемных родителей Айлиля, и поразили его насмерть

Вот рассказ о Кончине юношей из Улада и Фолломайна, сына Конхобара.

Между тем, до исхода трех дней и ночей глубоким сном спал Кухулин у Ферта и Лерга. Очнувшись от сна, провел он рукой по лицу и покраснел с головы до ног. Крепок стал духом Кухулин, будто он шел на собрание народа, в поход, па свидание, на пир иль на одно из ирландских торжеств.

— Долго ли спал я сегодня, о воин? — спросил Кухулин.

— Три дня и три ночи, — отвечал тот.

— Горе мне! — вскричал тут Кухулин.

— Отчего же? — молвил воин.

— Да ведь все это время никто не сражался с врагами!

— Вот уж нет, — сказал ему воин.

— Кто же тогда с ними бился?

— С севера из Эмайн пришли сюда трижды пятьдесят юношей, трижды пятьдесят королевских сыновей и с ними Фолломайн, сын Конхобара. Пока отдыхал ты, три дня и три ночи сражались они с врагами и втрое больше, чем было их, пало ирландцев, но и средь них никого не осталось в живых, кроме самого Фолломайна, сына Конхобара. Поклялся Фолломайн и пр.

— Увы, — молвил Кухулин, — силы оставили пеня, а иначе не погибли бы юноши и Фолломайн.

— Полно, о Кукан! — сказал воин, — не попрекнуть твою честь и не опозорить доблесть.

— Останься с нами сегодня, о воин, — промолвил Кухулин, — и вместе отомстим за юношей.

— Пет, не могу я остаться, — ответил воин, — ибо рядом с тобой каждый свершит много славных геройских деяний, но не ему достанутся почести и слава. Вот почему не могу я остаться, ты всей силой обрушься па войско ирландцев, ибо теперь уж не властны они над твоей жизнью.

— Можешь ли ты запрячь косящую колесницу, о друг Лаэг, — сказал тогда Кухулин, — если есть у тебя для нее все, что нужно, тогда запрягай, если нет, то не надо.

Вышел тут Лаэг и облачился в геройское одеяние возницы. Вот каково было это геройское одеяние возницы: рубаха воздушная, тонкая, легкая, что сработана дивно из шкуры оленя и не стесняла движения рук. Черный, словно вороново крыло, плащ надел Лаэг поверх рубахи. Сделал тот плащ Симон Маг для Правителя Рима, Дарий подарил его Конхобару, Конхобар — Кухулину, а уж он отдал его вознице. В гребенчатый шлем облачился возница, четырехугольный с металлическими пластинами, что, меняя оттенки и облик, спускался ниже середины плеч. Был украшением тот шлем, а никак не помехой. Рукою поднес он ко лбу красно-желтый обруч, сработанный па наковальне из пластинки чистейшего красного золота, дабы отличали возницу от его господина. В правой руке он зажал длинные поводья лошадей и свой изукрашенный кнут, в левую руку вложил он ремни, которыми правил возница. От лба до груди он укрыл лошадей железными пластинами, усеянными наконечниками, остриями копий, шипами и колючками, такими же, как на колесах, углах и выступах по сторонам колесницы, что па ходу все вокруг раздирала. Потом произнес он заклятье над лошадьми и своим господином, дабы скрывшись от взоров ирландцев, самим видеть всех в лагере, Воистину не зря произнес он заклятье, ибо три дара возничего снизошли на него в тот день: лейм дар болг, фоскул дириух и имморхор делинд.