Рельефы колонны эффектно показывают открытие военных действий[80]. Из распахнутых ворот стоящего на обрывистом берегу города по понтонному мосту нескончаемым потоком течет вереница воинов, одетых в полевую форму. Они с непокрытыми головами. Шлемы прицеплены к правому плечу. На левом легионеры несут свое походное снаряжение, зафиксированное на специальном деревянном шесте, заканчивающемся рогаткой. Просторный плащ «сагум» очень пригодится в холодных горах Дакии. Он свернут и вместе с другими личными вещами уложен в кожаный мешок. Топор, корзина, веревки, кожаные ремни — все это необходимо для возведения лагеря, как и колья, на которые наткнется враг, если захочет добраться до отдыхающих легионеров. Неизвестно, что ожидает воина во враждебной стране. Надеяться на теплый прием со стороны даков не приходится, поэтому и тащит римский солдат трехдневный запас пищи: вяленое мясо, немолотое зерно, а также кухонную утварь, чтобы сварить немудреный солдатский обед. Хоть тяжелы, но не помешают во время похода кандалы и цепи, подвешенные к походному шесту. Будет теперь во что обуть и одеть захваченных пленников, которых затем за горсть серебра можно будет продать двигающимся за армией, подобно падальщикам, маркитантам.

На ближнем плане войска Лаберия Максима. В левой руке легионеров скутум с эмблемой XXX Ульпиева легиона. Во главе колонны, видимо, сам полководец или трибун. Он облачен в анатомическую кирасу с двойным рядом птериг и просторный плащ. Позади него принципалы-знаменосцы. Яркое весеннее солнце играет на символе мощи римского оружия — золотом грозно расправившем крылья императорском орле. Сигниферы держат знамена когорт, украшенные уже заслуженными ранее наградами. Свежий утренний ветерок лохматит шерсть медвежьих шкур, наброшенных на их шлемы. Здесь же имагинифер, несущий на высоком шесте изображение божественного Траяна. Ряды сомкнуты. Холодно блестят пластины лорик сегментат. Звон оружия, обрывистые слова команд центурионов, равномерное топанье солдатских калиг о доски деревянного, порой прогибающегося под массой закованных в броню людей, настила разбудили божество водных стихий Данубия. Время от времени то один, то другой легионер вглядывается в темные провалы реки, и им иногда кажется, что из мрака крутящихся у обрывистого берега водоворотов на них внимательно смотрит бородатое лицо могучего старца с венком из водорослей на голове.

Второй мост с императорской армией показан несколько в глубине. Через него движется колонна вспомогательных частей и преторианцев во главе с принципалами, несущими богато украшенные сигнумы и штандарты. Военный оркестр и спешившиеся кавалеристы особого конного отряда окружают императора, который первым делает шаг на вражескую территорию. Переправа прошла успешно. Никто не посмел оказать сопротивление железным легионам Рима. Коварный варвар затаился в глубине простирающихся до самого горизонта дремучих лесов, поднимающихся все выше и выше в горы.

Сразу по окончании форсирования Дуная в небольшом кастелле Апус, расположенном в долине одноименной речки Апы, Траян созвал военный совет[81]. На нем присутствовали ближайшие сподвижники императора, входящие в его штаб, а также высшие офицеры. Возможно, Траян ожидал более активных действий со стороны даков, так как во время переправы армия наиболее уязвима, но этого не произошло. Требовалось в создавшихся условиях скорректировать наступательные действия западного крыла под командованием самого императора и восточного во главе с Лаберием Максимом. Было решено, что первое через Арцидаву (совр. Вередия), Берзобис (совр. Берзовия) и Аизис (совр. Фырлюг в Румынии) продвинется до Тибиска (близ совр. Карансебеш) для соединения со вторым, которое достигнет места встречи по долине реки Черны через Тереговерский перевал, лежащий в верховьях Тимиша. Затем обе армии, форсировав реку Бистру, должны были выйти к Трансильванским Железным Воротам — ущелью, называвшемуся в античности Тапы (близ совр. Девы). Таким образом планировалось с запада достичь столицы даков Сармизегетузы, лежащей в глубине южных Карпат. Переговоры с противником, если их запросит Децебал, поручалось вести другу и правой руке принцепса Лицинию Суре и префекту претория Клавдию Ливиану. Командиры подразделений получили указания не форсировать событий, действовать в условиях лесистой и пересеченной местности всесторонне обдуманно, высылая предварительно разведку. Предыдущие поражения научили римлян осторожности. Наметили день выступления, тессерарии получили пароль.

Накануне открытия решительных военных действий Траян провел религиозную церемонию «люстрацио» — очищения войска. Верховные римские божества, и прежде всего Марс, должны были помочь римской армии на вражеской территории. Орлы легионов, знамена вспомогательных частей, вексиллы преторианцев вынесли из хранилища и установили перед большой палаткой принцепса в центре претория. Здесь же на походном алтаре жрецы разожгли священный огонь. Воины, одетые в нарядные праздничные одежды, выстроились вокруг. Под громкие звуки буцин, туб и корну из палатки показался облаченный в тогу великого понтифика император Траян. Гаруспики стали торжественно обводить предназначенных для искупительной жертвы овцу и быка вокруг застывших солдат. Священнодействие началось. Пурпурные капли вина упали с шипением и исчезли в языках божественного пламени. «Либацио» свершилось. Кровь жертвенных животных хлынула на дакийскую землю. Приношения умилостивили грозных римских богов. Гадатели по внутренностям предрекли победу.

Армия уже готова была выступить, когда произошел инцидент, который, несмотря на кажущуюся его анекдотичность, в определенной степени повлиял как на первоначальные планы Траяна, так и на итоги всей первой военной кампании в Дакии. Он зафиксирован и рельефом колонны, и «Римской историей» Диона Кассия. В лагерь явился парламентер от дакийского племени буров, живших, судя по месторасположению их племенного центра Буридавы (город или крепость буров), на среднем течении реки Олт. Если верить изображению, неуклюжий варвар, видимо под впечатлением увиденного, даже свалился с лошади перед стоящим на возвышении императором. Однако падение не помешало ему передать послание, написанное по-латыни на огромной шляпке гриба дождевика. Дион Кассий передает его общий смысл[82]. Буры и какие-то другие союзники римлян советовали Траяну возвратиться и заключить мир. Трудно судить об истинном смысле этого оригинального письма. Одни ученые полагали, что оно являлось свидетельством начавшегося в дакийском обществе раскола. Другие считали его военной хитростью Децебала, преследующего цель, психологически воздействуя на врага, заставить его повернуть назад[83]. Так или иначе, видимо, какое-то время раздумывал о характере полученного предупреждения и Траян. Может быть, наряду с другими факторами оно заставило императора действовать при наступлении пусть в ущерб времени, но очень осмотрительно, крайне осторожно, ни на миг не забывая о создании прочных тыловых баз на захваченной территории врага.

Однако день выступления настал, а откладывать его значило вселить неуверенность в войска; среди которых уже распространился слух о посещавшем лагерь варваре. Император в сопровождении Ливиана и Суры взошел на трибунал и обратился к собравшимся на принципии воинам, уже одетым в полевую форму, с знаменами и значками в руках, со своей первой торжественной речью. Она должна была вселить уверенность, поднять воинский дух солдат перед трудным походом. Нам неизвестно ее содержание, но, судя по выразительности позы Траяна, его эмоционально поднятым рукам, «адлокуцио» произносилось принцепсом красноречиво и ярко, в лучших традициях римского ораторского искусства. Видимо, он хвалил личный состав легионов, вспомогательных частей, преторианцев за проявленную при форсировании Данубия смелость, вспоминал былые заслуги отдельных подразделений и их командиров, призывал не посрамить славы римского оружия, приложив максимум усилий для разгрома Децебала. Император не скупился на будущие щедрые донативы отличившимся, обещал римское гражданство ауксилариям, рабов и землю легионерам, а также золото, много золота, таящегося в да-кийских горах. Тысячи внимательных глаз обращены на Траяна. Воины с жадностью ловят каждое слово своего полководца. Уверенность в предстоящей победе все сильнее и сильнее проникает в их сердца.