Не все имена, которые появлялись в ‘Битловской книге’, были настоящими. Шон О’Мэхоуни решил, что его редакторское имя должно быть Джонни Дин. Джонни не существовал, но являлся вымышленным именем Шона, который выполнял обе работы – ежемесячно сочиняя передовую статью, которая подписывалась ‘Джонни Дин’ и периодически давая интервью прессе под этим именем. Я написал многочисленные статьи для этого журнала, включая несколько под своим собственным именем, а некоторые (по их просьбам) под индивидуальными именами битлов. В остальных я был Фредерик Джеймс, - мои собственные средние имена. Большая часть ‘Фан-клуб ньюслеттерс’ подписывалась ‘Энн Коллингэм’, которая также не существовала. Это имя скрыло растущую команду людей, в основном молодых девушек, которые работали на меня в качестве помощниц фан-клуба на Монмаут-стрит. Главной причиной, по которой я побудил использование псевдонима ‘Коллингэм’, было то, что пресс-офис и фан-клуб располагались по одному адресу и телефонному номеру (КОВент-гарден 2332) до марта 1964 года, и это сильно упрощало всё, когда мы могли сразу же определить, в какой офис пытаются попасть люди. Если он спрашивали Энн, то они никогда не попадали в пресс-офис.

Мы – ‘ребята из задней комнаты’ – были не единственными, использовавшими вымышленные имена, когда это было нужно для различных наших целей. Битлы поступали точно так же, когда путешествовали, иногда чтобы не позволить команде самолёта сделать известными их номер и время полёта, иногда в надежде, что отель не узнает, кто прибывает и не сможет сделать прибытие ансамбля публичным. Во время одно памятного путешествия на каникулы Джон и Синтия были мистер и миссис Лесли, Пол стал мистер Мэннинг, а Джейн путешествовала, как мисс Эшкрофт, Джордж взял имя мистер Харгривс, а Патти была мисс Бонд. Ринго стал мистером Стоун, а Морин была мисс Коккрофт.

После распространения битломании в конце 1963 года, давление на жизнь битлов быстро выросло, национальная слава в популярность на всей планете в течение нескольких месяцев. Мы переросли полторы комнаты пресс-офиса, занимаемые на Монмаут-стрит и переехали в более просторное помещение рядом с лондоским ‘Палладиумом’ на Эргилл-стрит. Дни, когда битлы могли предоставить мне целый день за раз для пресс-интервью в офисе, были закончены. К тому моменту другие артисты расширяющегося списка Эпстайна из талантливых мерсисайдцев возглавляли хит-парады, ведомые Силой Блэк, Джерри и ‘Пэйсмэйкерс’, ‘Формост’ и Билли Джей Крамер с ‘Дакота’. Вопрос, на который Брайан Эпстайн никогда не давал ответа был, с какой стати он хотел управлять этими другими группами, если он на самом деле верил, что его ‘ребятам’ суждено стать значительнее, чем Элвис Пресли.

Самым часто задаваемым мне вопросом на протяжении многих лет был: “Кто из великолепной четвёрки был Вашим любимцем?” “С кем из битлов Вам нравилось работать больше всего?” Правда в том, что это было чередование рая и ада, - работать с битлами, которые могли быть благожелательными богами или недоброжелательными дьяволами в зависимости от их каждый момент меняющегося настроения. Хорошие периоды намного превышали по числу плохие, и большей частью у меня добрые воспоминания о моих глобальных путешествиях с ребятами. Когда я начал узнавать Джона, Пола, Джорджа и Ринго, я обнаружил, что каждый из них мог предложить нечто очень памятное не только в сфере музыки, но и в виде надёжной дружбы и разговора с добрым юмором. Индивидуально, природа предлагаемой дружбы разнилась и даже менялась с течением времени, но во всех случаях её приходилось завоёвывать. Самым важным было то, что ты не являлся близким приятелем битлов, пока ты не оказывался им. Членство в их элитном внутреннем круге обходилось дорого. В их уникальном и уязвимом положении они не могли позволить себе приглашать новичков в своё тесное маленькое окружение без первичной проверки и оценивания, что битлы считали достаточным испытанием надёжности и заслуженности доверия.

На пике битломании любимым вопросом журналистов битлам был: “Как по вашему мнению вы изменились с ливерпульских дней?” Ребята часто утверждали, что они не изменились вообще, но те, кто рядом с ними, изменились. Это правда, что многих из их ближайших и дольше всего служащих помощников и деловых партнёров быстро подавил скорый подъём группы к славе. Их реакцией стало раболепство, постоянное напоминание ребятам, какие они чудесные, и соревнование их друг с другом в выполнении каждой их команды. Моей собственной целью было достичь открытых, искренних и честных рабочих отношений не только с великолепной четвёркой, но также и с десятками других ведущих международных звёзд шоу-бизнеса, с которыми я работал или пересекался на протяжении моей карьеры в рекламе. Думаю, главным изменением в битлах между, скажем, ‘Люби же меня’ 1962 года и ‘Писатель книжек в мягких обложках’ 1966 года, было в том, что они научились иметь в руках новоприобретённую власть, которая сопровождала их подъём на вершину. В ранние дни в качестве записывающихся артистов они позволяли своему продюсеру, Джорджу Мартину, вводить их в курс дела. Они соглашались быть прилежными учениками этого учителя. Они разбирались во всём, что он рассказывал им о студийных технологиях и технике записи. Они внимательно смотрели и слушали, не ставя под сомнение превосходную квалификацию Мартина. К 1966 году их отношения и с Мартином и с Брайаном Эпстайном изменились. Они больше не удосуживались говорить ‘пожалуйста’ и ‘спасибо’, но ожидали, что всё – от тривиального до невозможного – будет делаться для них автоматически. Битлы больше не были под управленческим контролем и большинство решений принимали теперь сами. Успех принёс им огромное влияние и значительно большую степень уважения со стороны их конкурентов и людей из высшего общества, и они извлекали максимум пользы из своего нового положения.

Когда Маккартни впервые повстречал Леннона однажды днём в 1957 году в середине лета во время церковного праздника, не возникло никаких сомнений, кто был главным. Это был крикливый, хорошо сложенный парень, немного старше Пола, который орал слишком громко на остальных из ансамбля о том, что играть дальше. Первым впечатлением Пола о ‘Каменотёсах’ Джона было, что они выглядели как непослушная, неорганизованная и пьяная компания. “Боже мой! Не очень клёвые”, – вспоминал Пол много лет спустя. “У них было несколько бутылок пива и тому подобное. Я подумал, что Джон немного неряшлив, с дыханием перегара, ну, вы знаете”. Как только он услышал, как ансамбль начал играть, он изменил свою первую неблагоприятную реакцию. Он сразу же нашёл Джона полной энтузиазма личностью на сцене, его пение и игру выразительными, и решил, что хотел бы присоединиться к их составу. Если и был момент, когда была зачата сочинительская команда Леннон-Маккартни, то это произошло тогда – в субботу, 7 июля 1957 года на земле церковного прихода Святого Петра в покрытом листьями высококлассном пригороде Ливерпуля Вултоне.

Ко времени, когда я повстречался с ‘Битлз’ в 1962 году в Девоншир-армс не было ничего очевиднее, чем то, кто является лидером группы. Леннон по-прежнему был сквернословящим, шумливым и неистовым с ехиднейшим языком. Маккартни был тем, на кого я нацелился, потому что я обнаружил, что с ним так легко работать. Было легко представить Пола, надевающего на себя профессиональную улыбку, даже когда больно и растягивая остановки для прессы, даже когда он был сыт по горло марафонскими сериями из интервью. Он был мистером Гениальность с очень аккуратной линией поведения, которой следовал. Когда Брайан Эпстайн представил меня ‘ребятам’, Пол тотчас выступил вперёд и долго энергично тряс мою руку. Явно излучая доброжелательность, он спросил, что хотели бы выпить моя жена и я. Оставив меня с Джоном, он быстро обежал группу, приняв их заказы, пробормотал нечто вроде: “Мы возьмём всё в двойных порциях…” и умчался к бару с выученным наизусть перечнем. Правда, он передал счёт для оплаты Брайану, но основное великодушие жеста заслуживало внимания. Пол ‘внёс свою лепту’, не оплатил всё, но, несомненно, внёс её.