Жители Подолии поняли, что новый курс советской политики дает им и мир, и возможность спокойно работать. Все чаще само население вылавливало бандитов или же, как это случилось в Гранове с Максюком, раскрывало их местонахождение.

Некоторым атаманам опротивела паразитическая звериная жизнь. Были среди петлюровских вожаков и выходцы из народных низов. Вскоре многие явились с повинной — Мордалевич, Кундий, Бузлик. Застрелился атаман Лихо. В Богуславском уезде сдался атаман Лапаперда.

Обострились раздоры в лагере петлюровцев. 12 июня 1921 года газета «Вперед» писала в заметке «Крик наболевшей  души», что в лагерях Пилсудского гайдамаки требуют покончить с внутренними раздорами, политиканством кучки узурпаторов, произволом контрразведки, которая любого может признать виновным и отправить в «лагерь смерти» Домбье. Единственным и страстным желанием многих петлюровских солдат, судя по этой заметке, было — вырваться из лагерей, чтобы наконец вернуться к своему очагу и к труду на родной земле.

В такой обстановке Тютюнник настойчиво торопил шефа скорее начать новый поход.

Советское правительство, обеспокоенное недвусмысленной возней в эмигрантском болоте, потребовало удаления из Польши всех сеятелей смут. Тогда вновь откликнулся пан Скирмунт и лицемерно заявил, что в октябре будут высланы за границу Савинков, Петлюра, Тютюнник, Булак-Булахович. И что же? Они в самом деле были высланы... только не через западную, а через восточную границу Польши, и не в одиночку, а во главе довольно «веселой компании».

В то время когда полки червонного казачества, охватив огромную территорию, помогали крестьянам в уборке хлеба, Петлюра, послушный воле хозяев, 17 октября 1921 года дал Тютюннику директиву о выводе из Польши и Румынии в «назначенные места» Украины специально созданных военных отрядов. Вокруг них надлежало собрать все банды Правобережья, а также «особое» войско атамана Крюка.

Шесть дней спустя, 23 октября 1921 года, Тютюнник, ретивый вояка и верный слуга Петлюры, состряпал «Приказ № 1». в нем указывалось, что Тютюнник вступает в командование повстанческой армией Украины, а полковник Юрко Отмарштейн назначается ее начальником штаба. Для того чтобы держать в курсе событий варшавских хозяев, создавалось пресс-бюро при львовской экспозитуре 2-го отдела польского генерального штаба.

В этом же приказе генерал-хорунжему Янченко предлагалось сформировать в районе Костополя Киевскую дивизию, пополнив ее гайдамаками, прибывшими из лагерей, а полковнику Палию — создать специальный отряд из людей, собранных в Копычинцах (Галиция).

Для снабжения будущей армии назначалась комиссия  в составе председателя Архипенко, полковника Пересала и поручика Нестеровского.

Распоряжением свыше к главарям самостийников были прикомандированы ответственные эмиссары Пилсудского. К Тютюннику — майор Фльорек, начальник львовской экспозитуры, а к полковнику Палию — поручик Шолин, начальник гусятинского постерунка.

Залить кровью Украину, отдать ее на погром и разграбление шляхте — вот чего хотели лакеи Пилсудского.

Не зря торопилась желтоблакитная клика. Под воздействием новой экономической политики, под ударами красноармейцев и чекистов рушились в Прикордонье бандитские гнезда. Из рук Петлюры был выбит важный козырь, на котором строились расчеты самостийников. Еще в январе 1921 года под Каневом Махно похвалялся перед Ипполитой Боронецкой, что он к осени появится на Правобережье, чтобы вместе с петлюровцами захватить Киев. Но анархо-кулацкое войско перестало существовать.

Разбитый в открытом бою червонными казаками, Махно с кучкой преданных ему людей улизнул, уйдя через Днестр в Румынию, а оттуда в Париж.

Но одного не знали еще там, за рубежом. Благодаря бдительности советских людей был бит и другой козырь Петлюры. Чекисты напали на след петлюровского неофита, того, кого там, за Збручем, называли условным именем «Крюк».

Наступила глубокая осень. Основные полевые работы давно закончились, но копычинскому помещику пану Баворовскому и его соседям-кулакам вдруг понадобилось большое число батраков. Выручил шляхтичей начальник гусятинского постерунка поручик Шолин. Первую партию в количестве 225 человек он доставил 17 октября из Калишского лагеря для интернированных петлюровцев. Спустя несколько дней прибыла в Копычинцы и вторая группа в составе 655 «сезонников».

Таким образом, в Копычинцах, вблизи границы, очутилось несколько сот рослых, крепких, прошедших сквозь огонь и воду стрельцов и конников — отпетых голов, долго и упорно с оружием в руках боровшихся против рабочих и крестьян Украины. Добрую половину «сезонников» составляли безработные петлюровские старшины. 

Эти «батраки»-гайдамаки — бывшие хозяева богатых хуторов, которые теперь снились им там, за колючей проволокой в Калише, — трудились у помещика недолго. Пахали ли они землю, молотили ли пшеницу, или копали свеклу — неизвестно. Известно то, что всем им раздали винтовки, любезно доставленные паном поручиком Шолиным из армейских цейхгаузов.

Принимал оружие от представителя Пилсудского «десятник» Масловец — адъютант полковника Палия.

22 октября в сопровождении корреспондентов явился из Львова пан поручик Ковалевский. Нанеся визит вежливости Шолину, вызвал к себе Масловца. Принял его не в четырех стенах кабинета, а прямо на площади, в присутствии большого числа копычинских граждан. Изобразив на лице гнев, Ковалевский потребовал, чтобы интернированные, «самовольно» покинувшие лагеря, в 48 часов оставили территорию Польши или же снова убирались за колючую проволоку.

Всенародно продемонстрировав «возмущение», пан поручик уехал во Львов, а «десятник», отмеченный высшей петлюровской наградой — «зализним хрестом» за участие в первом зимнем походе[32], усмехнувшись про себя, приступил к усиленной муштре «батраков»-гайдамаков, готовя их к новому походу.

24 октября явился из штаба Тютюнника полковник Михаил Палий, тот самый, который год назад препирался с Очеретом через Збруч. Теперь он уже сам руководил строевыми и тактическими занятиями. Шолин пригнал откуда-то несколько десятков лошадей, и Палий, кавалерист по прошлой службе, приступил к сколачиванию конного подразделения. Вскоре «специальный» отряд, о котором писал бесславный атаман в своем приказе № 1, был готов.

Вечером 25 октября отряд Палия перешел в пограничный лес, к востоку от села Городница. Пока с белопольскими пограничниками уточнялось место переправы, полуголодные, плохо одетые диверсанты, прячась в кустарниках от пронизывающего ветра, снега и дождя, подняли ропот. Многие — об этом нам поведали пленные и перебежчики — хотели вернуться в Калишский лагерь.

Когда они потребовали теплую одежду, начальник гусятинского постерунка пан Шолин нагло им ответил:

— У кого в руках винтовка, у того на плечах будет и кунтуш. Ничего, Украина ваша богатая!

В связи с непогодой среди петлюровцев, отвыкших от тягот походной жизни, появились больные. Шолин прикомандировал к банде фельдшера Георгия Шлопака — польского шляхтича, соблазнив его возможностью поживиться за Збручем.

Палий, опасаясь срыва старательно подготовленной операции, поднимал дух бандитов, рисуя им яркие перспективы:

— Кто сегодня рядовые, завтра все чисто будете хорунжими, хорунжих ждут знаки сотника, а сотников — знаки полковника. Столько терпели, потерпите еще трохи...

В ночь на 28 октября распоряжением Шолина был отведен в тыл пограничный пост, занимавший плотину у села Козина. Бандиты начали переправляться через Збруч. Снарядился с Палием и эмиссар Пилсудского — поручик Шолин.

Диверсанты называли себя «повстанческой армией Украины», но жители Подолии метко окрестили иностранных наемников запроданцами. Палиевцы надеялись найти здесь радушный прием и распростертые объятия, но их встретило презрение народа и ждали клинки червонных казаков. Честь ликвидировать специальный отряд запроданцев выпала нашему 7-му червонно-казачьему полку — полку «конных марксистов».