Несмотря на его повсеместность, мы на удивление мало знаем про камень Коуд и про женщину, именем которой он назван. Когда и где он был изобретен, как к этому причастна Элинор Коуд, почему фирма внезапно прекратила свое существование в конце 1830-х — все эти вопросы не вызывают большого интереса в ученом мире. Миссис Коуд отведено всего полдюжины абзацев в «Национальном биографическом словаре».
Рис. 9. Закоулки викторианского Лондона, гравюра Гюстава Доре
Мы знаем наверняка только одно: Элинор Коуд была дочерью неудачливого бизнесмена из Эксетера, который приехал в Лондон примерно в 1760 году и открыл торговлю льняным постельным и столовым бельем. Ближе к концу десятилетия он встретил некоего Дэниела Пинкота, который уже занимался производством искусственного камня. Они открыли фабрику на южном берегу Темзы — примерно там, где сегодня находится вокзал Ватерлоо, и стали выпускать необычайно качественный строительный материал. Миссис Коуд часто приписывают изобретение этого материала, но кажется более вероятным, что у Пинкота была технология, а у нее — деньги.
В любом случае Пинкот ушел из фирмы уже через два года, и после о нем никто не слышал. Элинор Коуд весьма успешно вела бизнес в течение полувека, до самой своей смерти в 1821 году в возрасте восьмидесяти восьми лет. Это само по себе достижение для женщины восемнадцатого столетия. Она никогда не была замужем. Мы ничего не знаем про ее характер — была ли она милейшей леди, любезной пожилой дамой или ворчливой старой каргой? Все, что можно сказать, так это то, что без нее продажи стали сокращаться, и в конце концов фирма закрылась, так что сейчас никто не знает, когда именно она перестала производить продукцию.
Существует стойкий миф о том, что секрет камня Коуд умер вместе с миссис Элинор. На самом деле технология его производства была воссоздана экспериментально по меньшей мере дважды, так что ничто не мешало снова поставить дело на коммерческую основу. Но никто этим не заинтересовался — и это единственная причина того, что камень Коуд вышел из употребления.
Так или иначе, камень Коуд можно было использовать лишь для декоративных элементов, из него нельзя было класть стены. По счастью, был один достойный строительный материал, который также прекрасно выстаивал против загрязнения, — кирпич. Строительство каналов дало возможность перевозить кирпичи на баржах на значительные расстояния. Изобретение особой кольцевой печи (названной в честь изобретателя-немца печью Гофмана) позволяло сделать процесс изготовления и обжига кирпича непрерывным, а значит, удешевило материал. Отмена налога на кирпич в 1850 году еще больше снизила цены.
Но самым главным стимулом был феноменальный экономический рост Британии в XIX веке — рост городов, промышленности, а также числа людей, нуждавшихся в жилье. За годы царствования королевы Виктории (1837–1901) население Лондона выросло с одного до почти семи миллионов человек, а в новых индустриальных городах, таких как Манчестер, Лидс и Брэдфорд, население росло еще быстрее. Всего за столетие количество жилых домов в Британии выросло вчетверо, и все новые дома были в основном построены из кирпича — так же, как и большинство мельниц, дымоходов, железнодорожных вокзалов, канализационных систем, школ, церквей, муниципальных зданий, а также объектов инфраструктуры, которая стремительно развивалась в этот сумасшедший деловой век. Кирпич был слишком универсален и экономичен, чтобы от него отказываться. Он стал главным строительным материалом промышленной революции.
Согласно одной оценке, в Британии в Викторианскую эпоху было уложено больше кирпичей, чем за всю ее предыдущую историю. Рост Лондона означал распространение предместий, которые состояли из более или менее одинаковых домов — миля за милей тянулась «мрачная, без конца повторяющаяся бездарность», язвил Дизраэли. В этом однообразии в основном была виновата печь Гофмана: она производила кирпичи абсолютно одинаковые по форме, цвету и внешнему виду. Здания, построенные из кирпича нового стиля, имели гораздо меньше изысканности и своеобразия, чем здания ранних эпох, зато были гораздо дешевле, а в человеческой истории едва ли был момент, когда дешевизна не предпочиталась бы всем остальным качествам.
С кирпичом была лишь одна проблема, которая становилась все более насущной по мере того, как столетие набирало обороты: высота кирпичного здания всегда ограниченна. Кирпич тяжел, и из него нельзя построить по-настоящему высокий дом (а попытки были). Самое высокое кирпичное сооружение из когда-либо существовавших — это шестнадцатиэтажный Монаднок-билдинг, универсальное офисное здание, возведенное в Чикаго в 1893 году; его спроектировал незадолго до своей смерти архитектор Джон Рут.
Монаднок-билдинг стоит до сих пор и поражает глаз своей необычностью. Здание чрезвычайно массивно: стены первого этажа имеют толщину шесть футов, из-за чего нижняя часть постройки напоминает мрачный неприветливый склеп.
Монаднок-билдинг мог быть построен где угодно, но он особенно интересно смотрится в Чикаго, где земля по существу представляет собой огромную губку. Чикаго стоит на илистых почвах, а в иле, как известно, все вязнет — увязали и дома. Некоторые архитекторы намеренно закладывали в проект до трех футов на усадку дома. Тротуары укладывались под небольшим уклоном — от бордюрного камня чуть вверх до подножия здания, с расчетом, что, если здание просядет, тротуар опустится вместе с ним и станет безупречно горизонтальным. На деле же такое случалось редко.
Чтобы решить проблему оседания, архитекторы XIX века придумали особые фундаменты из плит, на которые ставили здание, и оно уже не было похоже на серфингиста, балансирующего на своей доске. Фундамент Монаднок-билдинг на одиннадцать футов выходит за пределы здания во всех направлениях, но даже с такой подстраховкой шестнадцатиэтажное сооружение осело примерно на два фута со времени строительства. Лишь благодаря мастерству архитектора Джона Рута оно до сих пор сохранилось. Многим другим домам повезло не так сильно.
Большое административное здание Федерал-билдинг, построенное за баснословную цену в пять миллионов долларов в 1880 году, так быстро и опасно накренилось, что его снесли уже через два десятилетия. Та же печальная участь часто настигала и другие здания, размером поменьше.
Архитекторам требовался более легкий и гибкий строительный материал. Долгое время казалось, что им станет железо, которое снискало себе славу благодаря Джозефу Пакстону и его Хрустальному дворцу.
В качестве строительного материала использовались два вида железа: чугун и сварочное железо. Литой чугун прекрасно противостоит сжатию и может выдерживать огромное давление, однако значительно хуже ведет себя при растяжении. При значительной нагрузке чугунная балка может просто переломиться, словно карандаш. Поэтому из чугуна получались отличные колонны, но не перекрытия.
Сварочное железо, напротив, было достаточно пластичным и хорошо работало на растяжение, но оно стойло дороже, так как его производство было гораздо более сложным и занимало намного больше времени: чтобы добиться однородности материала, его приходилось многократно проковывать и прокатывать. В результате получался материал, которому можно был придать практически любую форму. Вот почему декоративные объекты, например ограды, делают из сварочного железа. Так или иначе, оба вида железа использовались в крупномасштабных конструкциях и инженерных проектах по всему миру.
Как ни странно, железо никогда не применялось, разве что эпизодически, в строительстве жилых домов (за исключением уже упоминавшейся здесь «Бастилии», построенной Джеймсом Уайеттом для Георга III). Однако во всех других областях строительства оно последовательно укрепляло свою репутацию самого прочного материала до тех пор, пока люди не поняли, что его прочность не всегда можно рассчитывать. Одно свойство железа вызывало особую тревогу у строителей: в результате неправильной обработки в нем могли образоваться скрытые трещины и раковины, которые было невозможно обнаружить при внешнем осмотре. Эта опасность трагически проявилась зимой 1860 года на ткацкой фабрике в Лоуренсе, штат Массачусетс. Одним холодным утром девятьсот женщин, в основном иммигрантки из Ирландии, стояли у своих грохочущих станков, когда одна из чугунных колонн, поддерживавших крышу, вдруг упала.
