Из всех изменений одно особенно интересно. В оригинальных планах архитектора площадь, ныне занятая столовой, была гораздо меньше и включала пространство под названием «лакейский чулан» — по всей видимости, там должны были есть и отдыхать слуги. Эту комнату так и не построили, а размер столовой увеличили чуть ли не вдвое, чтобы занять все имевшееся пространство. Почему холостяк-священник лишил свою прислугу места для отдыха, зато устроил себе просторную столовую? Разумеется, по прошествии стольких лет на этот вопрос уже невозможно ответить. Но так или иначе, слугам негде было даже спокойно посидеть в перерывах между работой. Впрочем, возможно, им и посидеть-то было некогда.

У мистера Маршема служило трое слуг: экономка мисс Уорм, ее помощница — деревенская девушка по имени Марта Сили и конюх (он же садовник) Джеймс Бейкер. Как и у их хозяина, ни у кого из них не было собственной семьи. Три человека, обслуживающие одного холостяка, — сейчас такое может показаться чрезмерным, однако во времена Маршема подобное было в порядке вещей. Большинство приходских священников держали как минимум четырех слуг, а некоторые — десять и больше. Это был век прислуги. Она имелась в каждом доме — как сейчас в каждом доме имеется бытовая техника. Слуги были даже у простых рабочих (а иногда и у самих слуг).

Прислуга не только помогала в быту, но и была необходимым показателем статуса. Гости на званых обедах иногда обнаруживали, что их рассадили за столом в соответствии с количеством имевшихся у каждого слуг. Люди Викторианской эпохи изо всех сил держались за свою прислугу.

Фрэнсис Троллоп, мать писателя-романиста Энтони Троллопа, даже находясь на американском Диком Западе и потеряв почти все состояние в результате неудачного делового предприятия, все же оплачивала ливрейного лакея. Карл Маркс, живя в лондонском Сохо по уши в долгах и зачастую чуть не впроголодь, все же имел экономку и личного секретаря. В квартире Маркса было так тесно, что секретарю (его звали Вильгельм Пипер) приходилось спать в одной постели с хозяином (при этом Маркс каким-то образом улучил момент, чтобы соблазнить экономку, которая как раз в год «Великой выставки» родила ему сына).

Служба в чужих домах для огромной части населения была естественным образом жизни. К 1851 году каждая третья жительница Лондона в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет была служанкой (еще одну треть молодых женщин составляли проститутки). Для многих это было почти единственной возможностью заработать. Общая численность лондонской прислуги обоих полов превышала население шести крупнейших английских городов. В основном эта работа была уделом женщин: в 1851 году служанок, кухарок, горничных и экономок было в десять раз больше, чем прислуги мужского пола. Однако женщины редко оставались в услужении на всю жизнь: к двадцати пяти годам они обычно выходили замуж и бросали работу.

Очень немногие слуги оставались на одном месте больше года, что, как мы скоро увидим, вполне объяснимо. Быть прислугой — труд тяжелый и неблагодарный.

Число прислуги, конечно же, сильно варьировалось. Иногда цифры были весьма значительными. В большом сельском доме обычно работало человек сорок. Холостяк граф Лонсдейл жил один, но держал сорок пять слуг. У лорда Дерби одних только официантов было две дюжины. Первый герцог Чандос держал личный оркестр, который услаждал его слух музыкой во время трапез, однако он получил от некоторых музыкантов и дополнительную пользу, заставив их выполнять работу прислуги. К примеру, один из скрипачей ежедневно брил сына хозяина.

Штат прислуги еще более расширялся, если хозяева любили верховую езду и охоту. В Элведене, родовом имении Гиннессов в Саффолке, служили шестнадцать егерей, девять младших егерей, двадцать восемь егерей, специализирующихся на мелкой дичи (для отстрела кроликов), и две дюжины разнорабочих — всего семьдесят семь человек — только ради того, чтобы у Гиннессов и у их гостей всегда было в распоряжении достаточно вспугнутых птиц, в которых можно пальнуть из ружья. Гости Элведена ежегодно убивали свыше ста тысяч пернатых. Шестой барон Уолсингем в один день подстрелил 1070 шотландских куропаток — рекорд, который, можно надеяться, никогда не будет побит. У Уолсингема наверняка имелась целая команда заряжающих, благодаря которой он и смог сделать столько выстрелов. Куропаток, скорее всего, выпускали из клеток по несколько штук зараз. Впрочем, Уолсингем мог бы с тем же успехом палить прямо в клетки и сэкономить время для чаепития.

Гости привозили собственных слуг, и по выходным количество обитателей сельского дома нередко увеличивалось на полторы сотни человек. В такой толпе народа неизбежно возникала путаница. Однажды в 1890-е годы лорд Чарльз Бересфорд, известный повеса, вошел (как он думал) в спальню своей любовницы, с похотливым криком «кукареку!» запрыгнул в постель и обнаружил там епископа Честерского с супругой. Чтобы избежать подобных казусов, гостям огромного роскошного поместья Вентворт-Вудхаус в графстве Йоркшир раздавали серебряные коробочки с конфетти определенного цвета, которое гости рассыпали в коридорах, чтобы потом найти дорогу к нужной комнате.

Во всем было видно стремление к масштабности. На кухне поместья Солтрэм-хаус в Девоне имелось 600 медных кастрюль и сковородок, и это вполне типичное количество. В среднем сельском доме, как правило, насчитывалось около 600 полотенец и такое же огромное количество простыней, скатертей и прочих текстильных изделий. Нашить на все это метки, переписать и разложить по шкафам уже представляло собой титаническую задачу.

Слуги всех уровней работали очень много, едва ли не на износ. В мемуарах, написанных в 1925 году, один вышедший в отставку слуга вспоминает, что в начале своей карьеры ему приходилось вставать раньше всех в доме и, пока остальные спят, растапливать камин, начищать двадцать пар сапог и снимать нагар с тридцати пяти свечей. Романист Джордж Мур отмечает в своей «Исповеди молодого человека», что многие слуги по семнадцать часов в сутки

До появления домашнего водопровода воду для умывания приходилось носить в каждую спальню, а потом уносить грязную. В каждую использующуюся спальню требовалось зайти, чтобы проверить, все ли там в порядке, и при необходимости освежить, как правило, пять раз в день. И каждый раз горничной требовался сложный набор сосудов и тряпок, чтобы, к примеру, свежая вода ни в коем случае не попала в ту емкость, куда сливали грязную. У горничной при себе всегда имелось три тряпки: одна — для протирки стеклянной посуды, вторая — для мебели и третья — для умывальных раковин. Ей следовало помнить назначение каждой, если она не хотела рассердить свою хозяйку.

Разумеется, это относится лишь к легкой уборке комнат. Если же гость или член семьи желал принять ванну, объем работ возрастал в разы. Галлон воды весит восемь фунтов, а стандартная ванна вмещает 45 галлонов, которые предстояло нагреть в кухне, а потом принести наверх в специальных бидонах; причем за один вечер иногда приходилось наполнять две дюжины и больше ванн. Приготовление пищи тоже отнимало немало сил. Полный кухонный котел весил около шестидесяти фунтов.

Мебель, каминные решетки, шторы, зеркала, окна, мрамор, бронза, стекло и серебро — все это требовало регулярной чистки и полировки, зачастую с помощью самодельной пасты или мастики. Чтобы стальные ножи и вилки блестели, их следовало не только вымыть, но и энергично натереть о кусок кожи, смазанный пастой из наждачного порошка, мела, кирпичной пыли, красного крокуса (оксида железа) или оленьего рога, смешанных со свиным салом. Прежде чем убрать нож, его покрывали бараньим жиром (для предотвращения ржавчины) и заворачивали в оберточную бумагу, а перед новым использованием разворачивали, мыли и сушили. Чистка ножей была таким нудным трудоемким процессом, что именно машинка для чистки ножей — устройство с ручкой, проворачивающей жесткую щетку, — стала одним из первых сберегающих труд бытовых устройств и продавалась под весьма уместным названием «Друг прислуги».