До середины XIX века многие женщины, чтобы улучшить цвет лица, пили так называемый «раствор Фаулера», представлявший собой не что иное, как слабый раствор мышьяка. Поэтесса Элизабет Сиддал, жена художника Данте Габриэля Россетти (она позировала Джону Эверетту Милле для его знаменитой «Офелии»), регулярно употребляла это снадобье, и оно почти наверняка способствовало ее ранней смерти в 1862 году[85].

Мужчины тоже красились и примерно в течение столетия стремились поразить окружающих своей женственностью, иногда в самых неожиданных обстоятельствах. Брат короля Людовика XIV, герцог Орлеанский, «самый известный гомосексуалист в истории», как без обиняков называет его историк Нэнси Митфорд, прослыл храбрым, но экстравагантным солдатом. Митфорд пишет в своей книге «Король-солнце»:

Мужчины, как и женщины, украшали свои прически плюмажем и перьями, повязывали ленты на каждый завиток. Некоторые носили обувь на высоком каблуке — не тяжеловесные платформы, а изящные шпильки длиной до шести дюймов — и меховые муфты, чтобы руки были в тепле. Летом иные мужчины гуляли под зонтиками. Почти все обильно поливали себя духами. Таких женоподобных джентльменов, набравшихся европейских манер, называли macaronis — в честь популярного в их среде блюда, которое они пробовали во время путешествий в Италию.

Очень странно, что английские денди, которые и привнесли в мужскую моду некоторые ограничения, ассоциируются в массовом сознании с чересчур расфранченными людьми. На самом деле это прямо противоположно действительному положению вещей. Воплощением подобной сдержанности был Джордж Браммел по прозвищу Красавчик (1778–1840). Браммел не отличался ни богатством, ни талантами, ни особым умом. Просто он одевался лучше всех остальных — не так пестро и не так экстравагантно, но зато гораздо более тщательно.

Он родился в привилегированной семье правительственного чиновника; его отец был доверенным советником премьер-министра лорда Норта. Браммел учился в Итоне, потом (недолго) в Оксфорде, после чего поступил на военную службу в Десятый гусарский полк принца Уэльского. Если у него и были какие-то военные способности, то они остались невостребованными. Его основная роль заключалась в том, чтобы хорошо выглядеть в униформе и быть компаньоном и помощником принца на официальных собраниях. В результате они с принцем стали близкими друзьями.

Браммел жил в Мейфэре, и в его доме происходил один из самых невероятных ритуалов в истории Лондона: каждый день туда приходили взрослые, самостоятельные и высокопоставленные мужчины, чтобы посмотреть, как одевается еще один взрослый мужчина. Среди регулярных посетителей были принц Уэльский, три герцога, один маркиз, два графа и драматург Ричард Бринсли Шеридан. Они сидели в почтительном молчании и наблюдали, как Браммел начинает свой ежедневный туалет с принятия ванны. Большинству казалось удивительным, что он каждый день принимает ванну «и моет все части тела», уточняет один внимательный наблюдатель. Более того, он мылся в горячей воде, иногда добавляя в нее молоко. Это чуть было не вошло в моду, однако прошел слух, что морщинистый и скаредный маркиз Куинсберри, живший по соседству, тоже взял в привычку принимать молочные ванны и что он возвращает молоко молочникам после того, как омоет в нем свое дряхлое, покрытое струпьями тело; продажи молока в районе резко упали.

Костюм денди был нарочито приглушенным. В одежде Браммела присутствовало всего три простых цвета: белый, темно-желтый и черный с синим отливом. Настоящего денди отличало не богатство наряда, а та тщательность, с которой он его подбирал. Самым главным было добиться безупречного силуэта. В погоне за совершенством они часами подгоняли каждую складочку. Как-то один посетитель, придя к Браммелу и увидев пол, заваленный галстуками, спросил у его терпеливого слуги Робинсона, что происходит?

— Все это наши ошибки, — вздохнул Робинсон.

Денди одевался и переодевался бесконечно. За день он обычно менял по меньшей мере три рубашки, две пары брюк, четыре или пять галстуков, две жилетки, несколько пар чулок и целую пачку носовых платков.

Моду отчасти диктовала все более округлявшаяся фигура принца Уэльского (за глаза его называли Prince of Whales — «принц Китовый»), К тридцати годам принц так раздобрел, что его приходилось затягивать в корсет — «настоящую Бастилию из китового уса», как выразился один денди, которому позволялось присутствовать при этой процедуре. Камердинеры принца тактично именовали корсет «поясом». Жирная шея принца вылезала из воротника, как зубная паста вылезает из тюбика, поэтому в моду вошли высокие воротнички, способные скрыть двойной подбородок.

В костюме денди самым примечательным предметом были брюки. Панталоны-лосины шили узкими; они обтягивали ноги подобно второй коже и порой надевались прямо на голое тело, без белья. Джейн Карлейль, увидев на одном званом вечере графа д’Орсе, ошеломленно заметила в своем дневнике, что панталоны графа были «цвета кожи и облегали его подобно перчатке». Такая мода пошла от жокейских брюк конного полка, в котором служил Браммел.

Фраки имели фалды сзади и вырез спереди, который акцентировал внимание на причинном месте. Впервые в истории мужская одежда стала более сексуальной, чем женская.

Браммел наверняка мог заполучить любую даму, которая привлечет его внимание, а также многих мужчин. Но, как ни странно, нам ничего неизвестно о его любовных похождениях. Судя по всему, Браммела не интересовал секс. Этот мужчина прославился своей внешностью, однако мы совсем не знаем, как он выглядел. Сохранилось четыре его портрета, на удивление непохожих один на другой, и теперь уже невозможно сказать, который из них наиболее близок к оригиналу.

Прошло какое-то время, и Браммел впал в немилость. Он поссорился с принцем Уэльским, и они перестали разговаривать. На одном светском мероприятии принц, нарочито игнорируя Браммела, завел беседу с его приятелем. Когда принц отошел, Браммел обернулся к приятелю и произнес одну из самых опрометчивых фраз в истории высшего света.

— Кто таков этот ваш полный друг? — надменно спросил он.

Подобное оскорбление в адрес монаршей особы было равносильно самоубийству. Браммелу пришлось уехать во Францию, и последние двадцать пять лет жизни он провел в нищете. Он жил в Кале, постепенно теряя разум, однако все эти годы умудрялся отлично выглядеть, сохраняя свой сдержанный аккуратный стиль.

В то время, когда Красавчик Браммел блистал своей элегантностью в Лондоне и за его пределами, еще одна ткань начала менять мир (особенно мир промышленности). Я имею в виду хлопок. Его роль в истории трудно переоценить.

Сегодня хлопок — это самый обычный материал, и мы забыли, что когда-то он стоил дороже шелка. В XVII веке Ост-Индская компания начала импортировать из Индии ткань, которая называлась calico (от названия индийского города Калькутта) и была вполне доступной по цене. Термин calico объединял разные виды набивных тканей — муслин, миткаль, перкаль, которые очень понравились европейским потребителям, ведь эти материалы были легкими, хорошо стирались и не линяли.

Хотя хлопок давно культивировали в Египте, Индия держала первенство в торговле этим материалом, в результате чего в английский язык вошло много индийских слов: khaki (хаки), dungaree (дангери — грубая хлопчатобумажная ткань), gingham (гинем — легкая хлопчатобумажная ткань, в полоску или клетку; используется для дамского и детского платья), muslin (муслин), pyjamas (пижама), shawl (шаль), seersucker (сирсакер — легкая жатая ткань в полоску) и т. д.