— О, Боже, — сказала она, прикрывая лицо ладонями. — Ты не говорил мне, что мы будем стрелять по медведям.

— Ты и не спрашивала.

Она опустила руки, пока он брызгал ей на живот и ноги.

— Хорошо, разве это не та часть, где ты скажешь мне, что медведи на вкус как курица?

— Вкус медведя совсем не похож на вкус курицы, — он обошел ее сзади и снова побрызгал. — Они жесткие как сапог и по-настоящему дикие.

Хоуп не хотелось знать, как он получил такую информацию.

— Ты думаешь, мы встретим медведя?

— Вероятно, нет. — Он засунул упаковку с энергетическим напитком в свой рюкзак. — Есть вероятность, что они унюхают нас и убегут подальше, прежде чем мы заметим их. Черные медведи обычно неагрессивны, но если мы увидим одного из них, мы просто пошумим, и я выстрелю в воздух, чтобы отпугнуть его. Обычно они просто хотят знать, где ты находишься, чтобы отправиться в противоположном направлении.

Он взял рюкзак, принадлежавший Адаму, из кузова грузовика и помог Хоуп надеть его. В отличие от симпатичного маленького рюкзачка от Ральфа Лорена, который она купила в «Саксе» прошлым летом, у этого была металлическая окантовка и два прочных ремня, которые застегивались на бедрах и груди. Дилан удлинил для нее лямки, затем сделал шаг назад, чтобы оценить. Верхняя часть груди Хоуп оказалась сжата, и он еще немного удлинил лямки. И занимался этим чуть дольше, чем требовалось. Костяшки пальцев задели ее топ, а затем Дилан отбросил предлог в виде поправления лямок и обхватил левую грудь Хоуп. Когда она подняла на него взгляд, Дилан наклонил ее голову набок и медленно, нежно поцеловал. Его рука двигалась по ее животу, затем скользнула вокруг талии.

— Хочу показать тебе самое красивое место, которое я когда-либо видел, — прошептал он, не отрываясь от губ Хоуп. Его нежный поцелуй заставил ее желать большего, но когда ее язык коснулся его, Дилан отстранился. — Думаю, тебе оно понравится.

Что означало, полагала Хоуп, что сейчас было не подходящее время для того чтобы сказать ему, что на самом деле она не большая любительница Матери Природы.

Дилан надел свой рюкзак, увеличенную версию рюкзака Адама. И Хоуп все еще удивлялась, как он умудрился засунуть туда двухместную палатку.

Он взял спутницу за руку. Первый час пути прошел легко. Они шли по «Айрон Грик» мимо толстых сосен, и Дилан останавливался, чтобы показать Хоуп цветы, которые она могла бы захотеть сфотографировать для ее вымышленной статьи. Около кристально-чистой воды «Айрон Грик» росли горные колокольчики, вереск и альпийский лавр. Дилан сорвал дикую маргаритку и засунул Хоуп за ухо: казалось, он отлично проводит время, помогая ей, и у Хоуп просто не хватало духу сказать ему, что не будет никакой статьи о дикой природе. Она сделала несколько фотографий цветов и Дилана тоже.

Второй и третий час оказались не такими легкими, как первый. Лес становился все гуще, а тропа превратилась в узкие американские горки, проходившие по краю скалы. Густая растительность покрывала землю и все остальное за исключением упавших деревьев и скал. Белки щелкали, пробегая по земле и исчезая среди листвы. Над головой Хоуп среди деревьев друг с другом перекликались птицы. Их пение подхватывал наполненный сосновым запахом бриз.

Лодыжки Хоуп болели, и она думала, что, наверное, натерла мозоль на пятке. Ей приходилось наклоняться вперед, пока она взбиралась, из страха, что опрокинется назад, если не будет делать этого.

Дилан называл ей разные горные пики и рассказывал о времени, когда охотился на большерогих овец в Уайт Клаудс. Хоуп сломала ноготь, и он достал свои ножницы, чтобы она могла исправить нанесенный ущерб маленькой пилочкой.

— Ты такая девчонка, — смеялся Дилан и заставил ее идти впереди, когда дорога сузилась. Хоуп скучала по виду его ног и задницы и во время перерывов в беседе снова и снова спрашивала себя, что он чувствует к ней. Она пыталась представить жизнь с ним и не могла, но не могла представить и жизни без него. Они ничего друг другу не обещали. Никогда не говорили о завтрашнем дне, и Хоуп раздумывала, как изменятся их отношения, когда Адам вернется от матери. Сын Дилана должен был приехать домой в это воскресенье, и Хоуп была уверена, что это все изменит. Но не была уверена в том, как это все изменит.

Дилан помогал ей идти по камням и лежавшим бревнам, когда они переходили ручей. Они отдохнули на большом валуне, чтобы Хоуп могла отдышаться, сняли рюкзаки и прислонили их к скале. Пока Хоуп ела арахис и пила из фляжки, Дилан снял шляпу и полил водой себе на голову. Вода потекла по его шее и впиталась в футболку, и он отряхнулся как большой пес так, что повсюду полетели брызги. А затем наконец-то заговорил об Адаме. Хоуп сидела очень спокойно, ожидая, когда услышит о планах шерифа. И сказала себе, что каковы бы они ни были, она будет в порядке.

— Кажется, ты ему понравилась, — сказал, садясь рядом с ней и вытирая красное яблоко о рукав, Дилан. Ветерок шевелил его влажные волосы и высушивал концы так, что они становились золотисто-коричневыми. — Но после того как он вернется домой, я больше не смогу проводить с тобой ночи. — Дилан откусил яблоко, затем протянул его ей. — Когда мой сын повзрослеет, я не думаю, что смогу запретить ему приводить домой на ночь подружек, если сам буду делать это. И со следующей недели я возвращаюсь на работу. Я хочу найти время быть с тобой, но это будет нелегко, — он снова откусил яблоко. — И я не имею в виду время для быстрого перепихона неизвестно где.

Хоуп выдохнула: она даже не осознавала, что задерживает дыхание.

— Что ж, мы можем придумать что-нибудь веселое, что будет включать Адама, — сказала она и именно это и имела в виду. — Он веселый ребенок, и мне будет несложно общаться с ним. — Хоуп посмотрела в глаза Дилана, такие же темно-зеленые, как и сосны позади них: — И у тебя ведь будет час на обед, правда?

— Да, — сказал он, улыбаясь, когда выбросил огрызок. — По крайней мере, час.

Она провела руками по его влажной футболке и сцепила пальцы на шее. Склонилась к нему, так что ее грудь коснулась его прохладной мокрой груди.

— А что будет, если я приду в твой офис с какой-нибудь жалобой? Я пройду через твоего секретаря?

— Зависит от того, на что жалуешься.

Она наклонила его голову и поцеловала в губы.

— Может, на то, что я одинока, — прошептала она. — Может быть, на то, что я скучаю по одному ковбою и его большому… — она замолчала и провела ладонью по его ширинке. Обхватила член через поношенный материал и ласкала, пока тот не стал твердым.

— Большому?

— Эго, — сказала она, дразня Дилана губами и языком. Он осторожно опустил ее на валун и прижался ртом к губам Хоуп, нежно вбирая их и даря жаркий поцелуй, который опалял ей кожу. И дело было не в солнце, сиявшем над их головами. А в том, как он прижимался бедрами к ее бедрам, а она проводила пальцами по его влажным волосам. Он уткнулся лицом ей в шею.

— Мне нравится, какая ты прямо здесь, — прошептал он, прижимаясь к ее коже. — Люблю твою нежную кожу и то, как ты пахнешь. Как пудра.

Это не было настоящим признанием в глубоких чувствах, но стало самым близким к тому, и поэтому ее сердце заболело.

— Ты мне тоже нравишься, — сказала Хоуп, скользнув ладонями ему под рубашку и поглаживая спину.

Дилан смотрел ей в лицо, его дыхание стало немного затрудненным.

— Прости, милая. Я не могу показать мое большое эго прямо сейчас. — Он убрал ее руки и поцеловал в лоб. — Позже. Под светом звезд.

Руки Хоуп замерли:

— Под светом звезд? Ты же упаковал палатку, разве нет?

— Нет, но я принес свой большой спальный мешок. Он будет удобнее, — его губы изогнулись в улыбке, говорившей, что он спланировал это до того, как они стали собирать вещи. — Думаю, мы как-нибудь справимся.

Хоуп села:

— А что насчет насекомых?

— Ты всего лишь вдохнешь нескольких. — Она прижала ладонь ко рту, и Дилан засмеялся. — Ты даже не узнаешь об этом. Ты будешь спать. А если заползет таракан, просто прожуй.