Майка несколько раз перечитала письмо. Выходит, Покровский все-таки решил извиниться? Она машинально настучала ответ: «Я не злюсь». Отправила. Еще раз пробежала глазами по тексту. Ну, конечно! Он забыл дома зарядное устройство! Ну как можно было забыть? Ведь голову-то он не оставил дома, с собой прихватил. Вдруг пригодится… Не пригодилась.

Вот почему Майка никогда ничего не забывает? Да потому, что она все делает правильно. И собирается обстоятельно, и все проверяет, и вообще, она скорее что-то лишнее прихватит, чем забудет нужное. А что, никогда не знаешь, что может пригодиться.

А Сашка, он всегда был безалаберным. А к жизни нельзя относиться безалаберно, она за это мстит.

В следующий раз надо обязательно поговорить с Покровским и высказать ему все, что она о нем думает.

И все-таки, все-таки хорошо, что он написал ей, хорошо, что не потерял ее адрес, хорошо, что вспомнил о ней.

Майка зажмурилась от удовольствия. «Надо ему написать, надо спросить, когда он снова приедет».

Покровский отозвался к вечеру. Он сообщил, что, к сожалению, сейчас занят, готовится к сессии. Его ответ Майке понравился, хотя и огорчил одновременно.

У них завязалась переписка. Иногда Саша писал по нескольку писем в день, но бывало, что и пропадал. И тогда Майка мучилась неизвестностью, злилась, ссорилась с сестрой и нападала на ни в чем не повинных Ромку с Игорем.

Она по-прежнему ездила на курсы и общалась с Сергеем. При этом ей иногда очень хотелось отыскать в городе Сашу, но она почему-то не решилась сообщить ему о том, что часто приезжает и что они могли бы встретиться.

В апреле заливной луг за огородами покрылся кувшинками. И Майка, напялив резиновые сапоги, бродила, чуть не по колено, в черной воде и срывала толстые мясистые стебли с ярко-желтыми цветами.

Любовная лихорадка усилилась. Одноклассники все как один посходили с ума. По вечерам по поселку гуляли парочки.

А вскоре зацвели яблони и вишневые деревья, распустилась черемуха. Особенно много ее росло в овраге, Майка с Тоней, возвращаясь из школы, останавливались, чтобы подышать горьким ароматом. Тоня была счастлива и тревожна, говорила только о Новгородцеве, и если раньше Майке это было интересно, то в последнее время ее разговоры порядком утомляли. Ей хотелось, чтоб было как раньше, когда они с Тоней вели долгие беседы о будущем, представляли свою жизнь через пять, а то и десять лет, обсуждали книги, делились всякими секретами. Теперь же, Майка понимала это, игра велась в одни ворота. А именно: Тоня рассказывала о Новгородцеве и спрашивала Майку, что та думает по поводу их отношений.

С Юлькой Майка почти не общалась, не считая школы, конечно. Они вроде бы и не ссорились, а так, разошлись, и все.

У них довольно долго не было химии. Злополучная Нина Николаевна как-то зимой взяла больничный, а потом вообще уволилась. Говорили, что она уехала или собирается уехать. Да, для нее так, наверное, лучше. Невозможно жить в их маленьком поселке и каждый день сталкиваться с человеком, который когда-то был твоим мужем. Невозможно ходить ежедневно на работу, которую не любишь и где тебя не любят. Все это Майка понимала, но все-таки жалела бывшую учительницу и где-то в глубине души осуждала Юльку и ее маму. Она и себя много раз укоряла за то, что вовремя не остановила травлю учительницы. Корила себя за равнодушие и неприязнь, ведь можно было сделать хоть что-то или хотя бы попытаться сделать.

Все эти мысли и заботы существовали в Майкиной голове как бы на заднем плане. Они были не главными.

А главным была подготовка к собственному шестнадцатилетию.

По этому поводу Майка вместе с мамой купили ослепительно красивый шелк цвета бирюзы, а Надина мама согласилась сшить из него платье к Майкиному дню рождения. Одновременно Майка собиралась блеснуть в нем на школьной дискотеке. К такому чудесному платью, разумеется, требовались новые туфли. Мама потихоньку от отца взяла деньги, отложенные на хозяйственные нужды. Туфли купили и прятали их до самого дня рождения.

Ничего нет приятнее новых, дорогих и качественных вещей, особенно когда эти вещи принадлежат тебе. Майка немного побаивалась, как отреагирует на их с мамой самоуправство отец. Но все обошлось благополучно. Увидев дочь, папа только крякнул одобрительно, а о деньгах даже не поинтересовался. Мама улыбалась, как будто сама была именинницей. Даже Янка высказалась одобрительно: «Классно выглядишь».

Когда Майка явилась на дискотеку, она произвела сильное впечатление. Она прошла по залу с гордо поднятой головой, потому что знала: на нее смотрят. Кто-то с завистью, кто-то с восхищением.

Вокруг тут же собрались друзья. Тоня ахала, Надя с гордостью хвалила свою маму, даже Юлька соизволила подойти. Парни, конечно, вились как мухи. А Майка спокойно оглядывала зал, не обращая внимания на настойчивые ухаживания Игорька и робкие – Ромки.

Покровского она заметила не сразу. Он, видимо, вошел недавно, а потому стоял у дверей, говорил о чем-то со Славкой, рядом были и другие парни. Что показалось Майке странным, все они то и дело посматривали на нее, как будто разговор шел именно о ней. Это ее смутило. Она поспешно отвернулась, сделала вид, что заинтересовалась беседой с Игорем, но продолжала наблюдать.

Скоро Славка и Саша, оставив ребят, поднялись на сцену к аппарату.

Когда зазвучала музыка, Покровский спрыгнул со сцены и медленно двинулся в сторону Майки. Он шел, глядя ей прямо в глаза, и улыбался.

Майка почувствовала, как вся напряглась, вытянулась, ей даже показалось, что по спине ее пробежал холодок, как от озноба.

Покровский приближался.

Вокруг все замолчали. Даже Игорек перестал смеяться.

Они тоже ждали. Чего?

– Привет, – сказал Покровский, он вроде бы обращался ко всем, но смотрел только на нее.

Игорек протянул руку. Покровский пожал ее, не глядя.

– Можно тебя пригласить? – спросил он у Майки.

Она молча кивнула, шагнула навстречу и положила руку ему на плечо.

Это было так странно – танцевать с Покровским. Кажется, Майка впервые танцевала с ним. Она вроде бы хорошо знала его и в то же время совсем не знала. В ней что-то неуловимо изменилось, как будто сработал неведомый ей переключатель. Потому что во время танца она не видела никого и ничего, кроме Покровского. Ей было наплевать, как он двигается, но она могла бы поклясться, что никто не умеет танцевать лучше, чем он. Он, конечно, сказал, что она сегодня очень красивая, но вместо того, чтобы ответить «я знаю», Майка произнесла «спасибо».

А после танца он не отпустил ее, не ушел на сцену к Славке, а предложил: «Давай уйдем?»

И она не отказалась возмущенно, как отказалась бы, будь на месте Саши кто-нибудь другой. Она кивнула.

Никто их не задержал. Они беспрепятственно вышли на вечернюю улицу и пошли куда глаза глядят.

В другое время Майка обязательно подумала бы о новых туфлях, о разбитой дороге, о том, что надо переобуться. Но не в этот вечер.

Они прошли вдоль оврага, где уже осыпалась черемуха, свернули на улицу, а дальше двинулись по дороге через луг к реке.

– У меня сегодня день рождения, – внезапно призналась Майка.

Сашка хлопнул себя по лбу:

– Подожди!

Он метнулся в сторону. Майка услышала треск веток. И вот перед ней появился Покровский с букетом сирени.

– Поздравляю!

– Саша, ну зачем ты! – попыталась возмутиться она, пряча лицо в пахучих гроздьях. Сашка обломал чей-то куст, завтра люди увидят и расстроятся, наверно. Но почему-то сейчас это не возмутило Майку. Может быть, потому, что сегодня ей исполнилось шестнадцать?

– Майя, я сегодня специально на дискотеку пришел, чтоб тебя увидеть, – признался Саша. – И знаешь, когда я увидел тебя… – Саша запнулся, подбирая слова, – как будто что-то случилось со мной, я затормозил, словно звук выключили. Я смотрю на тебя, а парни смеются, кто-то меня по плечу хлопает: «Забудь, там все занято!» А мне уже все равно было… Смотрю, Славка пошел музыку ставить, я за ним: «Ставь, – говорю, – медляк!» – а он смеется и как-то в сторону смотрит. Тут зазвучала музыка, и я, как во сне, со сцены спрыгнул и к тебе подошел.