История, которую поведал мне комиссар Васкес, началась еще тридцать с лишним лет назад, когда чудаковатый голландский мультимиллионер Уго Ван дер Вич приехал в Испанию по приглашению каталонских аристократов принять участие в большой охоте в горах Кади. Среди участников охоты был и молодой адвокат по имени Кортабаньес. Во время беседы на одном из привалов он как бы невзначай заговорил о типах и марках ружей и убедил голландца построить в Барселоне завод по производству охотничьих ружей. Возможно, проект предполагал изготовление какого-то более совершенного оружия, чем то, какое выпускалось прежде, а может быть, по каким-то другим причинам — фискального порядка, — но только Ван дер Вич позволил себя уговорить и приступил к осуществлению столь необычной затеи. Очевидно, Кортабаньес привел ему очень веские доводы. Он был тогда начинающим адвокатом скромного происхождения, почти без средств, без связей, и должен был сам пробивать себе дорогу, рассчитывая только на свой собственный ум, предприимчивость и не слишком большие способности. Но его действиями руководило не только стремление обогатиться, приобрести положение в обществе и преуспеть: молодой Кортабаньес хотел жениться на красивой девушке из знатной барселонской семьи, а родители противились неравному браку. Так или иначе, а Ван дер Вич поддался уговорам честолюбивого адвоката и построил завод. Тогда Кортабаньес приступил в осуществлению задуманного им плана: он нашел на низших ступенях биржи напористого, жадного, простоватого коммерсанта Энрике Савольту и представил его голландцу как преуспевающего каталонского финансиста. Таким же образом он поступил и с Николасом Клаудедеу, Пере Парельсом и им подобными. Ван дер Вич верил в Кортабаньеса и поверил в Савольту. По-видимому, он так ничего и не узнал об обмане, которым его опутали, потому что вскоре вернулся к себе на родину, забросил дела завода по производству охотничьих ружей и сошел с ума. Тем временем карьеристы ловко растаскивали его акции, и, когда Ван дер Вич погиб при трагических обстоятельствах, Кортабаньес и Савольта всецело завладели его капиталом и стали полновластными хозяевами завода. Они прекратили выпуск элегантных охотничьих ружей и стали производить военное оружие, получая баснословные прибыли, а молодой адвокат смог, наконец, вступить в брак со своей избранницей и занять хорошее положение в обществе. Все, казалось бы, шло по задуманному плану, как вдруг случилось нечто непредвиденное: жена Кортабаньеса через год после женитьбы умирает во время родов. Человеку, твердо стоявшему на ногах, счастливому и влюбленному, был нанесен страшный удар. Кортабаньес впал в депрессию, продал Савольте свои акции и открыл скромную адвокатскую контору, добровольно обрекая себя на прозябание и отказываясь от своей мечты возвеличиться.
— Здесь, в этой истории, есть одно темное пятно, — сказал Васкес и смолк, чтобы закурить новую сигарету. — У меня, правда, существует своя версия, но вам она покажется смешной. Я имею в виду ребенка Кортабаньеса. Что с ним стало? Умер ли он при родах, как и его мать? Или остался жив, и отец, виня его в смерти любимой жены, отдалил от себя? Никто этого не знает, а Кортабаньес явно не намерен посвящать кого-нибудь в свою тайну. Так или иначе, но если ребенок и был, то он исчез.
После ухода Кортабаньеса с завода предприятие по-прежнему шло в гору. В течение тридцати лет своего существования оно производило оружие. Савольта и Клаудедеу состарились. Вспыхнула война в Европе, и предприятие заключило контракт на поставку оружия французскому правительству. Вот тогда-то и появился в Барселоне молодой денди, родом из Парижа, откуда — как он сам любил говорить — сбежал от тягот войны. Он назвался Паулем-Андре Леппринсе, поселился в лучшем отеле города и вел такой роскошный образ жизни, словно не знал, куда ему девать деньги. Кем был в действительности этот загадочный персонаж? Французская полиция, с которой связался комиссар, не могла ответить на этот вопрос, и — самое удивительное — богатство, которым он так умело похвалялся, оказалось несуществующим. Может быть, он был самым обычным мошенником, международным авантюристом, шулером или охотником за счастьем? У комиссара Васкеса, как уже говорилось, была своя версия. Внимательно проследив за действиями француза, он установил, что тот сразу же по прибытии в Барселону связался с Кортабаньесом, а уже через того с Савольтой. И если уж исходить из области его догадок, то, без сомнения, Кортабаньес, зная, что Леппринсе выдает себя совсем не за того, кто он есть, все же воспользовался своим влиянием на Савольту и старыми дружескими с ним отношениями, чтобы развеять те сомнения, которые не могли не зародиться у магната в отношении француза. Что побудило старого, усталого к тому времени адвоката выйти из своего состояния апатии, в которое он был погружен тридцать лет, и пуститься в авантюру, которую не назовешь иначе, как безумием?
Леппринсе отличался незаурядным умом, а главное — был очень пронырлив. Он втерся в доверие к Савольте, здоровье которого становилось все хуже. Скорее всего, магната невольно заворожили элегантные манеры и импозантность француза, в котором он видел достойного преемника своей коммерческой империи и рода, поскольку, как известно, имел единственную дочь, и притом на выданье. Одним словом, Леппринсе стал фаворитом Савольты и обрел на заводе неограниченную власть. В дальнейшие планы Леппринсе входило жениться на дочери Савольты и таким образом унаследовать предприятие. Но Леппринсе не мог долго ждать: его жажда власти была безгранична, а время работало против него. Надо было действовать немедля, чтобы избежать какой-нибудь случайности, которая могла бы обнаружить обман и положить конец его карьере. Война в Европе сыграла ему на руку. Он связался с немецким шпионом по имени Виктор Пратс и договорился через него с имперскими властями о том, что будет регулярно поставлять им оружие, а те, в свою очередь, будут платить лично ему, Леппринсе, через Пратса. Ни Савольту, ни кого-либо другого из руководителей предприятия не ставили в известность по поводу этой сделки, а оружие должны были вывозить нелегально со складов завода и переправлять определенным путем по цепочке через заранее нанятых контрабандистов. Привилегированное положение Леппринсе на предприятии позволяло ему безнаказанно осуществлять свои махинации без всякого риска. По-видимому, Леппринсе решил сколотить себе небольшой капиталец на случай, если вдруг раскроется его истинное лицо и рухнут далеко идущие планы.
Оружие регулярно сбывалось немцам, но то и дело возникали неизбежные проблемы. Недовольство рабочих росло от того, что им приходилось работать за ту же плату, при самых тяжелых условиях труда, сверх всяких норм, чтобы производить излишнее количество продукции, необходимой Леппринсе для его тайной сделки. Они требовали сокращения рабочего дня и повышения заработной платы. Готовилась забастовка. При других обстоятельствах Николас Клаудедеу, исполнявший обязанности руководителя кадрами с таким рвением, что получил прозвище «Человека железной руки», нашел бы способ уладить конфликт. Но Леппринсе не мог допустить вмешательства Клаудедеу, опасаясь, как бы не всплыли наружу его незаконные действия. По совету Кортабаньеса и Виктора Пратса он решил опередить «Человека железной руки» и нанять двух убийц, которые посеяли бы страх среди лидеров рабочего движения.
— Но Леппринсе не собирался сам этим заниматься и ставить себя под удар, — сказал комиссар Васкес, пристально глядя мне в глаза. — Для этой цели ему нужен был порядочный, простодушный человек, ничего не знавший о его махинациях, чтобы в случае провала свалить всю вину на него. Так сказать, козел отпущения, понимаете? Посредник.
— То есть я?
— Совершенно верно, — ответил комиссар Васкес.
И все же Леппринсе допустил ошибку, которая дорого ему стоила: он влюбился в Марию Кораль. Женщина вряд ли могла помешать его планам, но он был слаб и поддался искушению. Он заставил цыганку уйти от своих партнеров и поселил ее в отеле на улице Принсеса, в том самом отеле, где три года спустя Мария Кораль, оправившись после своей болезни, вышла за меня замуж.
