— Какой-нибудь бутерброд и кофе с молоком.

— Придется подождать. Кофе еще не готов. Присаживайтесь, отдыхайте, у вас очень усталый вид, — предложил мне мужчина.

Я сел у окна. Отсюда хорошо просматривался весь зал, а через окно виднелась дорога, петлявшая среди фруктовых деревьев от горной цепи Монсеррат. То, что я пересек эти крутые отроги ночью, было для меня настоящим подвигом. Нервы мои напряглись до предела, и теперь, когда я дал им некоторое послабление, перед глазами у меня все приятно поплыло.

— Сеньор… сеньор! Вот ваши бутерброды и кофе.

Я вздрогнул со сна и инстинктивно схватился за револьвер. Мужчина поставил мне под нос чашку с дымящимся напитком. Я заснул прямо ничком на столе, положив голову на руки.

— Очень сожалею, что так напугал вас.

— Я спал?

— Наверное.

— И долго?

— Четверть часа, не больше. Почему бы вам не подняться в комнаты наверху и не поспать? Вы едва держитесь на ногах.

— Мне надо ехать дальше.

— Простите, что вмешиваюсь в ваши дела, но это неблагоразумно. Вы ведь на машине?

— Да.

— В таком состоянии нельзя садиться за руль.

Я отпил несколько глотков кофе с молоком. Горячий напиток немного взбодрил меня.

— Мне надо ехать.

Мужчина насмешливо взглянул на меня.

— Должен предупредить вас, что Макс и его девчонка уехали отсюда три часа тому назад.

— Как вы сказали?

— Макс и его девчонка, наверное, уже далеко отсюда. Вам предстоит долгий путь. Выспитесь и догоните их завтра.

Он повернулся ко мне спиной и, направляясь к прилавку, пробурчал:

— К чему такая спешка?

— Послушайте, откуда вам известно, что я ищу Макса и девчонку?

— Вы ведь посыльный сеньора Леппринсе, да?

— А вы кто?

— Я его друг. И незачем хвататься за револьвер, если бы я хотел причинить вам зло, я давно уже мог бы это сделать.

Он был прав. К тому же теперь не время было разгадывать тайны.

— Куда они направились?

— Как куда? Разве у вас не записан их маршрут?

— Записан.

— Тогда зачем спрашиваете? Кончайте завтрак, а я пойду приготовлю вам постель.

Глаза у меня слипались.

— Автомобиль… — пробормотал я.

— Я поставлю его на стоянку и заправлю бензином. Когда вы проснетесь, сможете сразу отправиться за ними в погоню. Ну как, согласны?

— Согласен… спасибо.

— Меня не за что благодарить. Мы оба служим одному хозяину. Когда вернетесь в Барселону, передайте, что я служу ему верой и правдой.

— Будьте спокойны, обязательно передам.

Едва волоча ноги, я поднялся на второй этаж, где находились комнаты для приезжих, и уснул таким крепким сном, каким не спал уже несколько месяцев. Меня разбудил все тот же мужчина. Я умылся, заплатил по счету и вышел на шоссе. Солнце клонилось к закату. Ослепительной чистоты машина стояла прямо напротив гостиницы. Я сел в нее, попрощался с человеком Леппринсе, включил мотор и тронулся в путь. Я ехал всю ночь и прибыл в Балагер в полдень.

Конечная остановка представляла собой открытую площадку, устланную, словно ковром, навозом, на краю которой возвышалось большое строение из необожженного кирпича. Туда я и направился. Солнце палило нещадно, и я, став легкой мишенью для этого полуденного стрелка, поспешил как можно скорее добраться до дома, который служил одновременно конторой, стойлом и залом ожидания для путников. Двери были заперты, и на них висела табличка: TANCAT[29]. Я услышал, как бьет копытами лошадь, и обошел здание вокруг. Кто-то подковывал першерона в конюшне. Снаружи стояла двуколка, привязанная цепью к толстому металлическому кольцу в стене. Я приблизился к кузнецу: коренастому, угрюмому старику, но он даже не удостоил меня взглядом. Я подождал, пока он закончит работу.

— Вы дядя Бурильяс?

Старик ввел першерона в стойло и запер дверцу. В руках он держал молот.

— Per qui demana?[30]

— Вы дядя Бурильяс?

— Нет.

— Где я могу его найти?

— Vagi a la merda. No ho sepas![31]

И он направился к конторе. Я последовал за ним на почтительном расстоянии, чтобы быть недосягаемым для молота.

— Вы не заметили, пришла двуколка из Серверы? — снова спросил я.

— No hi ha tartanes, es tard, — и он указал на вывеску. — No sap llegir? Tancat[32].

— Я вижу, что их здесь нет. Я спрашиваю, не приходила ли она из Серверы?

— No hi ha tartanes, no hi ha cavalls, no hi ha res. No mempenyi?[33]

Он вошел в контору и запер за собой дверь. Табличка на двери закачалась у меня перед глазами. Я побрел по улицам Балагера, опасаясь какого-нибудь подвоха со стороны Макса. После не очень долгих, но бесплодных поисков мне повстречалась вереница ребятишек с воспитателем во главе. Воспитатель показался мне человеком серьезным, и я обратился к нему:

— Прошу прощения, вы не знаете дядю Бурильяса?

Воспитатель недовольно посмотрел на меня.

— Впервые слышу это имя, кабальеро, — ответил он, проходя мимо меня. Какой-то мальчуган незаметно отстал и сказал мне:

— Поищите его в таверне Хорди.

Я разыскал таверну и спросил о дяде Бурильясе у хозяина.

— Хуан, тебя спрашивает какой-то сеньор.

Коренастый здоровяк в темно-лиловой шапочке с кисточкой, какие носят обычно в этой провинции, поднялся из-за стола, покинув шумную компанию игроков, резавшихся в домино.

— Что угодно сеньору?

— Я от Леппринсе.

Человек в шапочке погладил подбородок, посмотрел на меня в упор, опустив взгляд вниз, потом снова посмотрел на меня в упор.

— От кого?

— От сеньора Леппринсе.

— От Леппринсе?

— Да, от Леппринсе. Вы дядя Бурильяс, не так ли?

— Конечно, кто же еще.

— И знаете сеньора Леппринсе?

— Да, я ему служу.

— Тогда почему вы спрашиваете?

Он снова повторил ту же игру глазами, а затем, хитро прищурившись, проговорил:

— Ладно, сеньор Леппринсе, пошли на улицу.

Я последовал за ним. На улице он снова стал смотреть то на меня, то в землю.

— Как подвигаются дела моего кума? — поинтересовался он наконец.

— Хорошо, — ответил я, чтобы как-то поддержать разговор.

— Вот уже шесть лет, как они хорошо идут, — опять засмеялся он. — Если бы они шли плохо, я здорово погорел бы.

— Дело движется понемногу, но я постараюсь ускорить его, как только приеду. У вас есть для меня новости?

Он сразу стал серьезным. Потом засмеялся и смеялся довольно долго. Снова стал серьезным и сказал:

— Они были здесь. Макс и эта девчонка. Хотели найти какой-нибудь транспорт или двуколку, но у них ничего не вышло.

— Так они здесь?

— Нет, уехали.

Его слова перемежались бесконечным смехом, и так как он мог говорить и слушать только в нормальном состоянии, то наш разговор мог затянуться до бесконечности.

— На чем же они уехали?

— На машине.

— На машине?

— Да.

— На чьей?

— Электры.

— А кто она такая?

— Да это не человек, — снова засмеялся он. — Здесь так называют электростанцию. Они уехали на инженерной машине. Должно быть, к электростанции.

— К Тремпу? — спросил я, вспомнив наставления Леппринсе.

— Может, и дальше, до Виельи. У них большая черная машина. Если поедете за ними, будьте осторожны, сеньор Леппринсе. Дорога очень опасная, если свалитесь в пропасть, разобьетесь насмерть.

— Спасибо, учту.

— Делайте как знаете, да только не забывайте о том, что говорил вам кум.

— Когда они уехали?

— Совсем недавно.

— Ночью или утром?

— Не знаю.

Я поторопился уйти, чтобы не дать волю своему гневу. Несколько минут спустя я снова был в пути. Вскоре, как и предсказывал дядя Бурильяс, шоссе сильно сузилось и углубилось в ущелье, проделанное рекой в скале. Шоссе бежало по самой кромке пропасти, на огромной высоте, над черными, мутными водами, описывая ломаные линии, и действительно ехать было очень опасно. После полудня, усталый, голодный, одеревеневший, я увидел водохранилище Тремп. Солнце пекло немилосердно. Поставив машину в тени деревьев, я разделся и искупался в холодной воде. Мотор сильно перегрелся, и я решил дать ему передохнуть, а заодно и себе. Растянувшись под сенью ивы, я уснул. Когда я проснулся, солнце уже село. Я направился к электростанции. Несколько рабочих подтвердили, что машина компании действительно проезжала здесь, но не остановилась, а, по всей вероятности, направилась либо в Ла-Поблу-де-Сегул, либо в Сорту, а может быть, и в Виелью.